Легенда. Герои Урании

– Прощения просим, батюшка-а, – раздалось покаянное.

Алиса решила разрядить обстановку:

– Ну и как? Нашли это копьё?

– А как же! Господин лорд-сатрап Адмирон из Ифриса и нашли, тем и прославились. А то ещё всё какую-то Сову Мудрости выискивали. Всё херцогство вверх дном перевернули. Балмошь одна.

– Благородным-то лордам да леди скучно живётся, вот себе всё занятия и ищут, – снова вмешалась вредная бабка. – Как удумают чего, вожжа им под хвост подпадёт, так Вестников друг другу начинают слать, чтоб, значить, всё по чести было, и давай меж собой воевать да сражаться – кто сильней да ловчее?! А простым людям одно беспокойство, да убыток, да разоренье.

– Ваша правда, матушка. После Охот этих грешных впору с протянутой рукою по миру идти, столь урону имеем. Дружины на постой прими, обиходь, коней накорми, самих господ удоволь… А то ещё посевы истопчут, или мельню пожгут, или хутора пограбят. Сам-то граф молодой нас не обижает, а вот дружки его, сплошь гордецы да бузотёры. Им баловство, а нам – слёзы. Да…

– И чинш призовой ещё Охотникам положен, – поддержала бабулька, – как бы им в дополненье. Пиры да застолья с неба-то сами не валятся, а? Вот денежки с нас и тянут.

Бондаря перечисление несправедливых, по его мнению, поборов несколько обозлило. Скулы Васяты побагровели, речь сделалась громче, а жесты размашистее.

– Мы, леди Алиса, люди степенные, положительные, стало быть. Подати все до последнего семерика выплачиваем, да в срок. Только какой прок ягня резать, коли шерсть ещё не наросла? Скоро будет впору на паперти побираться – так придавили, ироды.

Эта извечная крестьянская жалоба – мол, обокрали-обобрали, шла из самого его сердца, из глубинных глубей, из самого что ни на есть печёночного нутра, и была выстрадана поколениями тружеников, вынужденных отрывать от себя плоды своего нелёгкого труда.

– Одного яйца ить два раза не высидишь, верно я говорю? – горячился Васята. – Хорошо ещё, что рыцарство графу нашенскому успели в прошлый год справить – двух телятей отдал! Теперь вот и леди Дэлии осемнадцать вскорости, знай только семерики готовь и скотину режь…

Тут хозяин поперхнулся, вдруг осознав, что перед ним высокородная дама. Его сбила с толку старая шаль жены, накинутая Алисе на плечи, и совместный ужин, и простой задушевный разговор.

– Такие дела… – скомкал он продолжение и замолк, угнетённо теребя ус, в котором, несмотря на не старость ещё Дубореза, уже пробивалась седина.

– А вот когда Зубы Ведьмы искали, так господа Высшие магусы такое здеся учинили – страсть! – вновь раздался тот же звонкий голосок. – Дерева с корнем выдёргивались и по небу летали, земная твердь тряслась, все избы аж перекосило! А у Бирючихи, что на отшибе живёт, вся яблоня заморозилась, как сосулька – видать, Ледяной Стрелой шарахнуло! Я после мёрзлых яблок набрал да стал в сараюшку швыряться!

– Ну да, а деда Твердохлеб тебе уши-то и надрал! – злорадно подтвердили из угла.

– А зачем нужны копья, зубы эти? И кто такие магусы? – полюбопытствовала Алиса, испытывая немалое облегчение. Она от всей души сочувствовала честному землепашцу, но, разумеется, ничем помочь не могла. Что толку в словах для Васяты? Слова – это же не «телятя» и даже не «ягня». А пустые речи этот человек не поймёт и не оценит, они для него что бесполезный писк комара.

– Все эти предметы есть суть чудодейственные артефакты, – авторитетно пояснил бойкий мальчуган. – Силу, там, увеличивают, знания, энергию магическую, вот господа Герои и бьются за их, все хотят владеть. А магусами зовут чародеев, которые умеют волшбу сотворять.

«Ага, а в пруду живут русалки, и за печкой домовой, – недоверчиво подумала Алиса. – Опять бабкины сказки».

– Выйди-ка сюда, ко мне, – скомандовала Алиса. – Дай на тебя посмотреть.

Вперёд выступил рыженький, как и все его братья и сёстры, мальчонка.

– Сколько ж тебе лет, умник?

– Да второго дождяя будет одиннадцать!

– Чего-чего-о?

– Ну, дождяя… второго… – уже с меньшей уверенностью повторил он. – На святого Зосима в аккурат.

– А ну-ка повтори мне все месяцы, хорошо ли знаешь?

– Месяцы?

– Ну да… дождяи эти свои.

– Оне зовутся по-учёному квадры, ибо каждый составлен из четырёх седьмиц. Стужевей, ветродуй, снеготай, – живо затараторил он, – потом листень, цветень, теплень. За ними уж травокос, грибень, зернодар, и ещё дождяй, жухляй и белец. Вот!.. Так и идут оне, один за одним, по кругу, ибо всё сущее создано Господом в системе кругов, – неожиданно наставительным тоном заключил он, видимо, копируя учителя.

«Смешные какие месяцы! Впрочем, современный «май», например, мне вообще ни о чем не говорит, кроме того, что если в мае замуж выходить, то маяться будешь всю жизнь. А здесь… «цветень», «ветродуй»… надо же! Как наши старинные русские названия».

– Господа лорды именуют их как-то чудно, но я забыл как.

Васята вступился за сына:

– И то: где всё упомнить! Напридумают чего, а нам запутня одна. Вот стол, – он хлопнул по столешнице натруженной ладонью, – он и сто лет стол. Вот лавка, как ни назови, она лавкой и останется. На кой ляд, извиняюсь, чушь болтать и величать иначе? Что, ежели я вдруг назову его не «стол», а «табль»? Лучше он от этого станет, или нет? Так зачем эта непонятица?

– А затем, чтоб ся возвысить! – припечатала бабушка Дормидонда. – Дворяны даже в храме Божием молитвы бормочут по-тарабарски, на латынщине! И не лики Христа, Богородицы и угодников у их там, а статуи поганые языческие! Дворяны туда и ходят, а у нас свои церквы.

– Это потому как раскол промеж нас случился, давным-давно, – пояснил надувшийся от важности рыжик.

«Занятный мальчуган», – подумала Алиса с умилением, в немалой степени вызванным «самоделанной» жидкостью.

– Да не то беда, что храмы розные, а то, что милосердья от их не видать, – стояла на своём несгибаемая старушка. – А с людями-то, с людями что творят! Изуверы, ироды…

– Тише, тише, матушка, об том не стоит говорить, – бормотнул Васята, испуганно косясь куда-то за печку. – Спаси нас Бог!

Все перекрестились.

Алиса улыбнулась.

– Мальчик, а звать-то тебя как?

– Маютой кличут, госпожа.

По полу побежал большой чёрный паук.

– Ой, многаног!

Давешняя девчушка с косичками схватила веник с явным намерением прибить омерзительное насекомое, но старуха Дормидонда остановила её:

– Не трожь, Млада, пускай бежит себе.

– Но ба… он же такой противный!

– Говорю: не трожь! К несчастью энто.

Пока внучка с бабкой препирались, паук успел скрыться.

Алиса опасливо подобрала ноги.

– Какой у вас, Васята… гм… смышлёный ребёнок.