Легенда. Герои Урании

– А вот как выглядят эти подземные? – этот вопрос не давал ей покоя.

– На главе у их рога, ликом они страшнее Антихриста и в чешуе рыбьей. А как срубишь кому персты или главу, то мигом вырастают новые.

«Тогда понятно, почему вы их одолеть не можете, – ехидно подумала она. – Где уж такую гидру победить».

Глава 5, здесь лает собака, а Алиса обзаводится спутником

«Тот, кто нигде не имеет дома, волен ехать куда угодно».

    Марцеус Флинтский
    (Из сборника изречений «Маргиналии»)

«Переночую, – решила Алиса, – а завтра попытаюсь добраться до замка этих… как их там… Равнинных господарей. Недаром он был изображён на карте Морфея! «Ждёт волшебная страна, приключеньями полна…» Нет, ну это надо же!»

Во дворе внезапно взлаяла собака. Лай был отрывистый, хриплый, слышно было, как пёс мечется и остервенело гремит цепью. У соседей отозвалась другая, затем подхватила и третья, и скоро уже лаяли сторожа всего селения. Пёс Дубореза, большой нескладный метис с подрезанными ушами и хвостом, точно осатанел от бешенства.

Васята нахмурился.

– Вот животина брехливая! Махрятка, слышь… пойди-ка, глянь на Полкана.

Средний сын Васяты, румяный молодец ростом под потолок, нахлобучил на голову мохнатый треух, бросил через плечо зипун и вышел. Хлопнула дверь в сенях, и с улицы донёсся его ласковый голос:

– Тише, тише, Полкашка. Хватит уже голосить, папаша серчает! Вон как выйдет, да как огреет тебя вожжами, так взвеселишься!

Но пёс не унимался. Видимо, Махряте пришлось принять свои меры, потому что послышался короткий визг, ворчание… и сумасшедший лай прекратился.

– Ну что? – спросил отец у вернувшегося парня, наливая себе ещё стаканчик крепкой «огнёвки». – Чего там? Взбесился он, или как?

– Извиняйте, бать, уразуметь не могу. Рвётся и рвётся, рвётся и рвётся, всё в темень пялится. Волчару, что ли, почуял?

– Огород не городи, сыне! Где же это видано, чтоб середь лета волк у деревни шастал? Не стужевей, чай, – теплень на дворе!

Простосердечный верзила застеснялся.

– Ну, может, лиса пробежала.

Васята пожевал губами.

– Не, на рыжую хитрюгу так не ярятся. Полкан тогда весело лает, звонко – дескать, ату её, лови воровку! А тут охрип аж, чуток слюною не подавился.

– Верно, батя, – подал голос старший сын, великан Жданко, которому приходилось в горнице наклонять голову: ростом он был ещё выше Махряты. – О прошлом годе, когда зима не легла как следует и ведмедя шатучего на рогатины брали, так Полкашка похожий голос давал – и яро было ему, и боязно… А всё ж завалили косолапого, даром что шатун дядя ражий и злой. Ещё полушубок тогда мамане справили!

Ждан мечтательно прижмурился.

– Дело говоришь, братка, – ломающимся баском отозвался младшенький Богорад, подросток лет пятнадцати. – Собака – она не дурая, а наш Полкан поумнее многих человеков будет! Неспроста он так завёлся, знать, узрел кого… И на лису или хоря вёрткого так не лают. Так лают на ворога, и ворога страшного, лютого.

Все примолкли.

– Ох-х… – выдохнула Мотруся, зябко кутаясь в душегрейку.

– Что ты, Мотря? Примёрзла? – Васята обнял женщину, и она ужалась на его могучей груди.

– Беспокойно чегой-то.

И тут из угла раздался дрожащий шёпот кого-то из детей:

– Батюшка… а ежели то вовсе не зверь? Ежели упырь за стеною крадётся? Ночи-то ныне тёмные, и луна на исходе…

В наступившей вдруг тишине стало слышно, как в печной трубе завывает ветер. Старшие помрачнели, а самые маленькие ребятишки принялись тихонько нюнить. Кто-то даже заикал от страха.

Оглушительно треснуло в печи догорающее полено, выбросив целый сноп оранжевых искр. Все вздрогнули и стали переглядываться с кривыми смущёнными улыбками.

– А не принять ли нам, леди Алиса, ещё по чарочке?! – глава семьи стукнул кулаком по столу. – Плесни-ка, Мотря. А разговоров про всякую нечисть чтобы я не слышал более, да на ночь глядя! Детишки, вона, белые все, аж с лица помучнели!

Он выпил ещё.

– И хватит тута страхотень разводить! Знаю я, откуда ветер-то дует, – мужик покосился на одноглазую старушку. – Совсем вы, мать, малышне своими небылицами голову задурили, только и слышу каждый вечер: мертвяки, вурдалаки, кикиморы да оборотни! Вот оне и трясутся, по нужде лишний раз не выйдут! Молвите, дети, истинно ли реку?

– Истинно, батюшка, – ответила за всех девчушка с уморительными косичками. – Бабуля давеча люльку с Игнашкой качала да пела: «Баю-баюшки-баю, не ложися на краю, придёт зомби-дурачок и укусит за бочок!» Так Настёна на двор забоялась идти, в перину обмочилась!

Все с облегчением расхохотались, и даже бабка Дормидонда виновато захихикала.

– Сказки сказками, – прошамкала она, – а ребятню надобно в строгости содержать. Пусть лучше лишний раз поберегутся, особливо когда Охота объявлена. Не ровён час, Тёмный какой пожалует.

Алиса отхлебнула вина, взяв на заметку фразу про «Тёмного».

– А что, хозяин, за Охота у вас такая? Человек я приезжий, с обычаями вашими незнакома. Возможно, мы имеем в виду совсем разные вещи?

– А что ж, можно и про Охоту… коли охота.

Домочадцы Васяты загомонили, наперебой стараясь объяснить всё девушке, но Мотруся приказала им замолчать. Дети под её присмотром наскоро убрали со стола, посуду тут же сполоснули, а бабка Дормидонда снова с кряхтением полезла на тёплую печь и явно приготовилась давать оттуда свои комментарии.

Васята раскурил коротенькую трубочку, налил себе и даме ещё и не торопясь начал:

– Потому как вы, леди Алиса, нездешняя, вам то в диковинку будет: благородные господа наши Герои, извиняюсь, с причудами… да…

– Как бы с придурью, – вылезла бабка.

– Как им в голову взбредёт, так оне Охоту и объявляют: Зубы Ведьмы искать, к примеру, или ещё что.

– В прошлую весну всё рыскали – Копьё Судьбы сыскивали, – вставила Дормидонда.

– Верно, мама, дабы составить Божественный Альянец.

– «Альянс» надобно говорить, батюшка, так нас в школе учили! – подал голос из угла уж неведомо который из сыновей Васяты. – А состоит он из пяти частей: Меч Правосудия, Копьё Судьбы, Доспехи Чудес, Небесный Венец и Крылья Архангела.

– Цыть, мелкота! – прикрикнул отец. – Больно умные все стали, батьку-то поправлять! Вот запру в погреб, узнаете у меня, как в школе учат!