Легенда. Герои Урании

– А каких земель-краёв? Ежели, конечно, дозволяется спрошать.

Вздохнув, девушка поняла, что от настырных туземцев так просто не отделаешься.

– А как называется это место?

– Деревенька наша зовётся Моховухи, херцогство – Ангелин. А уж вся страна, понятно, Урания, милостью Божьей и императрисы Клотильды Великой.

– А я живу совсем в другом месте… очень далеко отсюда. Ну просто дальше не бывает.

Мужик поскрёб затылок.

– Энто где же? В Ифрисе, что ль?

– Ну, не совсем… но рядом. В общем, где-то там.

Она знать не знала, где это – Ифрис, но разумно рассудила, что чем дальше будет её «Родина» от Моховух, тем лучше.

– Огненный Хипелаг, сказывают, на самом крае света, далее только единый океян, – раздумчиво проговорил хозяин. – Отродясь гостей оттуда не видали.

– Это очень далеко, – твёрдо заверила Алиса.

– Путешествуете? Или иное что?

– Да, я здесь… проездом. Но со мной случилось несчастье – гвардия моя потерялась в лесу, а на меня напали разбойники и отняли платье и золото, – она фантазировала на ходу, надеясь только, что наивные крестьяне поверят нехитрой выдумке. Ну ведь могло же такое случиться?! Во всяком случае, именно так писали в женских романах, коих Алиса прочла в своё время многое множество.

– Энто верно, в Угрюм-лесу лихие людишки озоруют, – покивал мужичок головой. – Так только, не до смертоубийства чтобы, а богатства да лошадей отымут. А вы никак в Поиске, леди? Охотиться изволите?

– Да… – промямлила девушка. – Можно сказать, что и так.

Она совершенно не представляла себе, о чём идет речь, но предпочла согласиться с гипотезой аборигена. Вообще считается, что простые души (дети, например) очень хорошо чувствуют фальшь, но то ли вымысел оказался правдоподобным, то ли лицо Алисы внушало доверие, однако ей поверили сразу и безоговорочно.

– Тогда понятно.

Алиса перевела дух.

– Меня кличут Васятой Дуборезом, поскольку бондарь я, бочки дубовые мастерю. Ну, и крестьянствую тоже, когда сезон.

«Гм, Дуборез. Наверное, это зачаток будущей фамилии. Ну, если не Дуборезами, то уж Бондаренками точно станут потом. Ведь фамилии вышли, чаще всего, из профессий. На Руси полным-полно Кузнецовых-Ковалёвых, Рыбаковых, Плотниковых и Сапожниковых. А вот Банкировых и Чинулиных как-то не наблюдается».

– Энто вот жена моя Мотруся, – продолжал Васята, – на печи вона матушка Дормидонда-Травница. Болезная она, обезножела на старости лет. Сыны мои: старшой Жданко, средний Махрятка, меньшой Богорад. Об других речи нету, мелочь всё голопуза, крупа. Окажите честь, госпожа Алиса, откушайте с нами.

– Не откажусь.

«Честное слово, церемонию представления я бы с удовольствием сократила. Да и роль какая-то трудная, хотя репетиции только на пользу, если я решу быть леди, а не огородницей. Надо будет вспомнить и подготовить несколько подходящих к разным случаям выражений, например «Повелеваю всем сесть» или «Извольте выйти вон».

Но сначала хозяин торжественно произнёс:

– Очи всех на Тебя, Господи, уповают, и Ты даёшь им пищу во благовремении; отверзаешь Ты щедрую руку Твою и исполняешь всяко животного благоволения. Аминь.

Из стряпного угла-кута понесли что-то горячее, истекающее масляным ароматом, деревянные круги с нарезанным хлебом, сыром и овощами.

Хозяин сел на самом почётном месте – под божницей с иконами, с освящённой вербой и пасхальным яичком, любовно покрытыми белым куском полотна; мерцала-мигала лампадка. По правую руку расположились сыновья по старшинству, на противоположном конце женщины и дети. Дуборез перекрестил еду, и только после этого все взялись за ложки.

В центре стола помещался огромный горшок, из которого все ели, по очереди запуская туда кто ложку, а кто и кусок хлеба. Алисе единственной положили отдельно. Она незаметно принюхалась – кто его знает, вдруг гадость какая попадётся? И вообще, что за еда в… в сказке? В ожившей книжке? В параллельном мире? Девушка понятия не имела о том, где находится, но, стиснув зубы, постаралась собрать всю волю в кулак. Там, на поле, когда она очнулась в звенящей пустоте, со стёртой памятью, её обуял дикий ужас. Хотелось рвать на себе волосы, выть и кататься по этой небывало мягкой траве, хотелось бить, ломать, крушить всё вокруг и орать, орать до сорванного горла… Но минута отчаяния прошла. «Я выживу, – сказала себе Алиса. – Я должна, я обязательно должна выжить, иначе грош мне цена. Если это экзамен на прочность, то я сдам его! Слабых испытания ломают, сильных делают ещё сильнее… Узнать бы ещё, кто устроил мне такую проверочку, я бы ему показала, где раки зимуют! Правда, я пока сама не знаю, где же они зимуют. Да не беда, узнаю. Вообще, судя по началу, жертвы будут».

В глиняной плошке оказалась горячая похлёбка из грибов со сметаной. Рядом кучкой краснелись боками крепкая редиска и атласные помидоры, слева кто-то уже хрумкал пупыристыми молодыми огурцами. Картофель рассыпался на изломах, пучки зелени дрожали на деревянном блюде, рядом светился янтарём ноздреватый сыр. Грибки солёные, яблоки мочёные, молоко томлёное – просто упоение! Ну чем не кулинарная книга Елены Молоховец, изданная ещё до революции и наполненная дореволюционными же изысками. Как они с мамой смеялись в полуголодное советское время, когда в магазинах все давились за венгерским зелёным горошком и латвийскими шпротами, над фразами типа: «Если к вам внезапно пришли гости, а у вас ничего нет, спуститесь в погреб и достаньте оттуда баранью ногу…»

– Не желаете ли, госпожа, испробовать настоечки самоделанной? Анисовой или мятной? Иль наливочки смородиновой?

– От хорошего вина не откажусь, тем более в хорошей компании, – утолившая волчий голод Алиса повеселела.

– И ты, жёнка, садись с нами, отдохни от трудов праведных да пригуби стопочку. Совсем закрутилась, поди, работаешь всё, работаешь, ровно векша хлопотливая, – усатый Васята привычным жестом огладил супругу по крутому бедру.

– И скажешь тоже, лада мой! – закрасневшись, Мотруся всё же присела на краешек лавки.

– Да и вы, Жданко с Махряткой, айда с нами – скамья, она длинная.

– А я?! Я, батя?!! – возопил обиженно третий по старшинству сын.

– Экий ты ёрзый! Нос ещё не дорос, – загоготали старшие, – слазь-ка вон лучше в погреб, притащи плетёную баклагу, что в дальнем углу.

– Да зелёную бутыль захвати, маманя её в подклеть запрятала! – прибавил обрадованный хозяин.

– А ты и приглядел уже! – заворчала Мотруся беззлобно. – Вот винная твоя душа.

– Ничего, не тревожься, с гостями – оно можно, – бондарь подмигнул Алисе. – Сие, как говорится, и «монаси приемлют»!

В самом ли деле монахи из присказки «принимали» спиртное, или это была попытка разделить с ними ответственность, осталось для Алисы секретом. Парнишка, отдуваясь, приволок и водрузил на добела выскобленный стол огромную бутылку болотного толстого стекла, в которой плескалась мутноватая жидкость, и маленький глиняный кувшинчик в соломенной оплётке.

– Бабам – чего сладенького, да послабже, мужикам – «огнёвки» перцовой!.. Здравы будьте, леди Алиса!

Мотруся, сложив губки бантиком, сделала крохотный глоточек, и Алиса тоже попробовала густой фиолетовой наливки. Оказалось вкусно. Хозяин же молодецки опрокинул в рот гранёный стаканчик. Старшие сыновья последовали его примеру.

После нескольких глотков ароматной «самоделанной наливочки» девушка слегка расслабилась и откинулась к стене. «А чужой мир вовсе не плох. Во-первых, очень красивый, а я люблю только всё красивое. Во-вторых, население гостеприимно – по крайней мере, некоторая его часть. Мне определённо повезло, что я попала к этим милым и доверчивым людям. Кому-нибудь другому мои странности показались бы точными признаками слабоумия. Как там? «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное…» Утешительно сознавать это. Интересно, существуют ли здесь приюты для душевнобольных? И помещают ли туда принудительно? Нужно поменьше болтать и побольше слушать, авось да выкарабкаюсь. В-третьих, еда подходит. И питьё. Узнать бы ещё, как я сюда попала. Зловещие карты Морфея помню, как играла – помню. Сказочный Замок в конце Дороги… точно такой же, как там, на холме».

– Скажите-ка, хозяин, а что за город виден с полей?

– Иноземцы и дворяны кличут Фаргейт, по-нашему выходит Дальноврат.

– А чей это замок над городом? Белый такой, с синими флагами?

– А это, леди, замок херцогов Флэтлендских, господарей Равнинных Земель. Хозяева оне добрые, хорошие, жаловаться грех. Да мало их осталось, изо всего семейства их, почитай, един наследник мужеского пола, и тот каждую седьмицу в разъездах. Молодой граф наш порубежные тракты охраняет – от врагов-супостатов, значить.

– А много ли у вас врагов? – лениво поинтересовалась девушка, облизывая рот, сладкий от ягодной наливки.

– Так оно всяко бывает. – Васята опорожнил ещё стаканчик и крякнул: – Эх-х, едрёна-матрёна… прошу прощения, леди. Вот, к примеру, ежели гримсуры какие троллидорские набегут, то ничего, отобьёмся, потому как у гримсуров легулярного войска нету, оне завсегда малыми ватагами ходят. А коли сподземли варлорды полезут – начинай тута молитвы читать! Давеча вот они по Правобережью шалили, так сколько сёл да деревень пожгли! А народ, который не убёг, весь в полон согнали, в рабы, стало быть. Это у их, у варлордов, так издавна ведётся, чтобы всякую тварь живую в рабстве содержать. Сыновец мой, братнин мальчишка, пропал, и стрыя, тётка старая. А набольший, главный в их банде по прозванью Верган, так он хуже волка лютовал-злодействовал, самолично половину Большой Сыти вырезал.

Наступило тягостное молчание. Алиса гадала, как могут выглядеть эти злобные варлорды, которые «лезут сподземли», и воображение рисовало ей чудовищ, похожих на морлоков из «Машины времени» Уэллса; семья бондаря вспоминала старые обиды.