Алиса вытерла слёзы.
– Ну, дружок, об этом мы поговорим позже, а пока я могу только посоветовать тебе заняться своей речью. Знаешь ли, все эти «эвона» да «вона», «авось» да «небось»… Не хочешь же ты, чтобы в городе я краснела за своего доверенного слугу? Пожалуй, и чужие пажи станут смеяться.
Мальчик вмиг сделался серьёзен и бледен:
– Так я им тогда… оне у меня тогда… – он сжал кулачок и взмахнул им в опасной близости от кирпичного лица Пахмы Игралика, невозмутимо дымящего трубочкой. – Что же энто… госпожа Алиса…
Он шмыгнул носом, утёрся и отвернулся прочь. Некоторое время проехали в молчании.
– А вы… вы поможете мне, госпожа Алиса? – не выдержал Маюта. – Мне очень охота научиться… говорить покрасивше.
– Прежде всего, не «покрасивше», а «красивее»… ну, а учение пойдёт лучше, если я буду просто поправлять тебя, а ты станешь прилежно запоминать. Согласен?
– А то! – Маюта просиял. – Памятью-то Бог не обидел, небось! Память у меня лошадиная!
– Отлично. Но почему память – и вдруг «лошадиная»?
– А потому как лошадь никогда ничего не забывает, прям до самой еёной смерти.
Так, болтая о том, о сём и попутно играя «в школу», они оставили за спиной ещё часть пути. Пахма больше молчал, попыхивая, говорил лишь тогда, когда к нему непосредственно обращались.
– Дядька Игралик, а правду сказывают, что у Старопечек будто бы деревяшек видали?
– Могабыть, правду… а могабыть, и брешут.
– Вот бы хотя недолго поглядеть!
– Что это за «деревяшки» такие, Пахма? – полюбопытствовала Алиса, щурясь на немилосердное солнце.
– По-учёному называют «дендравы». Ну, дерева такие ходячие.
– Что вы говорите, Пахма?! – поразилась Алиса, а мужик с удовольствием продолжал:
– Да, ходячие… корни у их во все стороны торчат и ветви, но без листов. Лесные Герои любят нанимать их в свои армии на службу. Дендравы очень сильные, только медлительные – ужасть! Хромая курица, и та их на земле обгонит.
«Ну конечно, я читала о них. Это классика фэнтези».
– И что же, – услышав про армии и про Героев, девушка ещё больше заинтересовалась, – если они могут служить, значит, понимают нашу речь?
– Конечно, понимают! Все создания Божии понимают словеса человеков, госпожа Алиса, даже презренные гоблины… Есть простые дендравы, а есть которые рангом повыше, так те даже сами говорить могут, только немного и шепеляво, будто у их орехи во рту. А уж офицеры доступно излагают, как бы понятно.
– А вот ты, Маюта, с ними встречался в жизни-то?
– Не. А дядька Игралик встречался.
Алиса хмыкнула, представив себе шагающие деревья, у которых «корни во все стороны торчат».
– Пахма, а дендравы эти, они добрые или злые?
– Деревяшки-то? – мужик задумался. – А Господь их ведает. Ежели дикие, которые магические колодцы охраняют, шахты или ещё что, так бывают и злые. Близко к им и не подойди, враз ветвями поймают, корнями заплетут и раздавят, одно мокрое место и останется. А которые в армии чьей, так ничего, вежливые такие, обходительные, значить. У Героев, у их не забалуешь.
– А какие здесь бывают Герои?
Скрывая невежество, она предусмотрительно вставила «здесь» – дескать, «там-то» я Героев видала-перевидала, даже целые толпы, а вот здесь не довелось пока.
– Это дворяны. Те, которые под свою руку могут какую ни на есть армию собрать.
– И что же они делают с этой армией?
– Известно что.
– Что?
– Бьются.
– С кем?
– Известно с кем. Друг с дружкой.
– А зачем?
– Да леший его знает! – недовольно отозвался Игралик с извечным раздражением простого человека в отношении «дурачков-аристократов». – Энто дело господское, мы в энтом ничего не понимаем… Косынку-то накиньте, леди Алиса, а то ить стража…
Алиса послушалась и даже, смочив край платья, вытерла лицо.
Дорога мало-помалу становилась шире и оживлённее, перерастая в большой проезжий тракт; уже появились на ней и другие повозки, телеги, медленно ползущие к городу. Мимо пылили всадники; группы богомольцев, распевая религиозные гимны, двигались в том же направлении. С высоты воза Алиса с любопытством глазела по сторонам. Люди выглядели сытыми, довольными, одеты были чисто и опрятно, но несколько странно и смешно. Какие-то то ли колготки, то ли чулки с завязками, которые пристёгивались к коротеньким курткам, кургузые камзольчики, капюшоны с фестонами, колпаки в виде горшка, длинноносые клоунские пулены, вышедшие из моды всего-то лет триста назад… Наверное, всё это хранилось под спудом и надевалось по большим праздникам либо для поездки в город. А эти чудовищные береты! Шевалье Д'Артаньян времён прибытия в Менг позеленел бы от зависти.
«Во человецах как бы благоволение, а в воздусях, соответственно, благорастворение. Словом, полное велелепие всюду, – подумалось Алисе. – Но какой там восемнадцатый век! Хорошо ещё, если шестнадцатый, если вообще не пятнадцатый. Нарядились, как Джокер в картах Морфея… А ведь точно, похоже!»
«Джокеры» скоро кончились, валом повалили селяне. Сплошные вышитые рубахи, стоявшие колом, портки, заправленные в кожаные поршни и калиги, кафтаны и поддёвки, бесформенные шапки-вёдра.
На неё никто не обращал внимания, поскольку девушка в своём коричневом шерстяном платье и белом переднике ничем не отличалась от таких же крестьянок. Новые козловые башмачки, правда, оказались велики ей и поминутно соскальзывали с ног, и Алиса вынуждена была постоянно поддевать их. Мотруся также снабдила «госпожу» некоторым количеством денег и целым мешком припасов в дорогу. Время от времени Алиса доставала то яблоко, то пирожок, и оделяла попутчиков.
Перед мостом уплатили сборщику положенное, так называемый «мостовой». Экономный Пахма отделался не звонкими трудовыми семериками, а большим камнем с воза, который должен был пойти на мощение улиц Фаргейта, – и покатили дальше.
Системное сообщение:
Коричневый РГ «Алиса» покинул локацию «Деревня Моховухи».
Коричневый РГ «Алиса» вступил в локацию «Фаргейт».
Дальноврат раскинулся на холме, залитый ослепительным солнцем. Нестерпимо яростно горели золотые купола и кресты десятков церквей, малиново звонили колокола, огромные ворота, обитые полосами листового железа, были гостеприимно распахнуты.
Тракт чернел от народа, все стремились поскорее попасть внутрь, за кольцо городских стен. И – повозки, возы, телеги, дроги, тачки – то, на чём можно доставить продукты труда. Всё это сгрудилось у самых ворот. Стражники, выбиваясь из сил, кричали хриплыми голосами, пытаясь отрегулировать людской поток. Толпа напирала.
– Куда прёшь, оглобля?! В очередь, в очередь становись, говорят тебе! Вот за тем обозом!..
– Пожалуйста, сударыня, прошу вас…