Спустя месяцы юноша был готов пройти обряд посвящения, его покровитель бросил все дела в Церкви и приехал в глухой монастырь, чтобы присутствовать при этом событии. Однако, из-за непогоды он опоздал и прибыл на день позже.
Когда Маран вошел через ворота, его встретил высокий молодой человек, рубаху и штаны из мешковины сменил светлый костюм послушника – хлопковые брюки и свободная туника.
– Тебя не узнать! – воскликнул Маран, с гордостью осматривая вытянувшегося юношу. Тот улыбнулся в ответ, и инквизитор заметил, что его подбородок уже не раз был выбрит. А ведь в последний раз они виделись чуть меньше полугода назад, как и все ишимерцы, Мартин взрослел рано.
Они прошли в главный зал монастыря, где уже собрались за обедом другие монахи. В честь посвящения Мартина был устроен настоящий пир – на столе появились соленья, хранящиеся в кладовой для особых случаев. Брат Канни сиял от гордости за воспитанника и от счастья, что наконец-то можно вкусно поесть, не нарушив ни одного обета.
После того, как трапеза была закончена, все разошлись по делам, а Маран решил посидеть с подопечным в тишине на улице. Они отправились на прогулку вокруг монастыря, болтая о том и сем. В конце концов они устроились под навесом дровницы, чтобы отдохнуть в тени.
– У меня кое-что есть для тебя, – вдруг сказал Мартин. Он сунул руку в свернутую ткань, перекинутую через плечо, и вытащил оттуда деревянный кирпич, покрытый геометрическими узорами.
– Ты все-так разобрал ее, – усмехнулся Маран, принимая подарок. Разумеется, в монастыре у Мартина не было ни инструментов, ни нужных материалов, и до оригинала поделке было далеко, однако шкатулка получилась прекрасная.
Инквизитор попробовал открыть подарок, но у него не вышло. Он попробовал снова, и опять потерпел неудачу.
– Что ты сделал? Она не открывается!
– Открывается, только не так. Я немного усовершенствовал механизм, – довольно объяснил юноша ломающимся голосом. – Не переживай, то, что внутри, долго не испортится! У тебя есть время разобраться.
Маран посмотрел на своего подопечного и впервые за все годы усомнился, верным ли решением было привести ишимерца в Церковь.
Нелюдь
"– Сначала они "просто для общего развития" читают запрещенные книги на проклятом древнем языке, а потом мы ищем их по следам из трупов! Как по мне, нелюдям, особенно магам, вообще нужно запретить учиться читать, это решит все наши проблемы!" – сказал газетчику глава церковного розыска.
Как и у каждого древнего рода, у графов Непервых имелся свой старинный особняк. Как и все подобные особняки, он стоял на окраине столицы, окруженный величественными садами и лесом, и мог вместить в себя хоть четыре поколения графов, но вот беда: вмещал только два поколения и ровным счетом одного с половиной человека графской крови. Больше Непервых в Нейвере и не было.
Здесь, на тихом участке возле самого леса, никто не интересовался повстанцами из Лиазгана или сгоревшим речным городком со смешным лошадиным названием: сегодня, в последний летний день, в особняке готовились к особенному событию.
Толстая служанка Полли, которая была и ключницей, и поварихой, и горничной, и няней, и боги знают, кем еще, рано утром построила все свое бравое войско в холле, чтобы дать указания каждому лично.
Старику-дворецкому, доброму Борису, было поручено вытирать пыль и мыть окна.
Немой девушке, которую граф держал из милости, было велено отмыть до блеска все полы и начистить все, что только можно начистить.
Конюху, который за неделю не произносил больше десяти слов, было поручено привести в порядок ворота и дорогу до особняка.
Сама Полли решила наводить порядок на графских этажах – всех, которые были выше второго. Обычным слугам туда ходить запрещалось, потому уборка хозяйских комнат была ее сакральной обязанностью.
– …К нам приезжают не так часто, в свете ничего не знают о нашем графе, а сегодня приедет один очень важный и известный человек! Все должно быть превосходно, иначе в свете будут думать, что наш граф живет здесь, как дикарь, что у него… Сказать страшно!… Что у него ленивые слуги! А новенькая? Дама не меньше, чем из академии! Увидит хоть пылинку и не захочет остаться, подумает, что наш маленький Кенри не для ее наук, раз живет в такой грязи… – с жаром говорила Полли на утреннем сборище. Возражать ей, как всегда, было некому, потому все поторопились заняться делом.
Поскольку графские этажи и без того сверкали, – Полли работала над ними всю неделю, – служанка только проверила все и взялась за мальчика, сына графа. Он должен был выглядеть прилично перед встречей со своей наставницей. Новая рубашечка с кружевными манжетами, шелковый галстук, вельветовый костюмчик, новые башмаки с пряжками – все было заказано заблаговременно у лучших мастеров. Осталось только заставить маленького звереныша все это надеть.
Кенри был необычным ребенком. Так случилось, что его отец после смерти жены встретил нелюдь, с которой тайно жил несколько лет. Нелюдь, которая, по мнению высшего света, была не самой подходящей спутницей для графа, в конце концов не выдержала давления общества и ушла из особняка, оставив Непервому разбитое сердце, море надежд и сына-полукровку.
Мальчик, как и все полукровки, родился необычайно красивым. От матери он унаследовал иссиня-черные волосы, ярко-голубые, будто-то сапфировые глаза, острые клыки и аккуратные коготки. От отца ему досталась мягкая белая кожа и добрый нрав. Если бы Кенри не охотился на мышей и не устраивал себе норы по всему особняку, он был бы самым прекрасным ребенком на свете.
Мальчик рос в любви и заботе, отец души в нем не чаял, посвящал ему все свободное время, – когда не разъезжал по полям, цехами и фабриками, принадлежащим роду, – не больше недели в месяц. Конечно же, этого не хватало для того, чтобы воспитать из маленького нелюдя будущего дворянина.
Сейчас Кенри минул шестой год, самое время для того, чтобы начать домашнее образование. Граф Непервый решил пригласить наставницу и попросил своего хорошего знакомого подыскать такую, чтобы отнеслась к полукровке не хуже, чем к обычному ребенку, и смогла научить его всему необходимому для поступления на младшие курсы академии.
Именно эту наставницу и должен был сегодня привезти «очень известный в свете человек», к приезду которого в особняке начали готовиться за неделю.
Когда Кенри был вымыт, причесан и подобающе одет, Полли занялась внешним видом всех слуг. Каждому она раздала по новой рубашке и по праздничному платью. Все должно было быть не хуже, чем во дворце самого Государя!
Закончив со своим собственным платьем, Полли перебралась на кухню, где принялась за готовку: уж в чем, в чем, а в том, как накормить вельмож она разбиралась. Они у нее так объедятся, что еще на пару дней останутся: рассмотрят получше их прекрасный особняк, расскажут потом другим графьям, может, еще кто-нибудь приедет, и наконец-то уйдет эта жуткая, давящая тишина…
Окно с кухни как раз выходило на далекие ворота, через которые должны были проехать гости, потому Полли частенько подходила к форточке подышать.
Около четырех часов, когда еда была почти готова, Полли в очередной раз подошла к запотевшему окну, протерла его фартучком и прищурилась. У ворот что-то мелькнуло, что-то темное… плохо протерла, что ли? Рука уже схватила фартук, чтобы протереть получше, но тут Полли поняла, что увидела карету.
– Приехали!… – выдохнула она и ее щеки покраснели.
Сорвав с себя фартук и сделав огонь на плите потише, домоправительница бросилась в рабочую комнату графа.
– Приехали, приехали! Все по местам! – кричала она по пути своим густым и звучным голосом.
Из каждой комнаты появилось по лицу, все слуги стали поспешно прихорашиваться. Даже конюх пошел протереть тряпочкой лысину.
– Батюшка, гости пожаловали!… – сообщила Полли, без стука влетев в кабинет. С графом она была большая приятельница: он у них был простой и добрый.
– Уже?… – Непервый растерянно посмотрел на служанку.
Высокий и худощавый, с совершенно детским выражением лица и небесно-голубыми глазами, нравом он был нежнее ягненка. Добрый, чуткий и при этом невероятно трудолюбивый, Непервый куда охотнее общался со слугами и работниками своих фабрик, чем со знатью. В свете его считали чудаком и отшельником, а слухи о том, что он жил с нелюдью, как с женой, окончательно добили его репутацию. В особняке Непервого никогда не устраивались приемы, самого графа приглашали на собрания только по сугубо деловым вопросам. Впрочем, ему оно было в радость: дни он проводил, уйдя в дела своих предприятий. На полях, в цехах и фабриках рабочие и управляющие встречали его, как отца. Дела шли в гору, везде стояло самое новое оборудование, на каждом предприятии работали маги, поддерживающие магические механизмы – признак большого прогресса. Под начало Непервого сам король отписал несколько государственных фабрик, где требовалось поправить дела. Непервый был самым богатым графом из всех сорока и при этом самым успешным предпринимателем по версии деловых газет, что не добавляло ему любви соседей. Однако, Непервый мог не задумываясь и безвозмездно одолжить денег даже тому, кто считал его своим врагом, и потому ссориться с ним было не из-за чего.
– Подумать только, уже четыре… – рассеянно произнес граф, взглянув на часы.
– Вы, батюшка, работаете много, но это ваше самое главное занятие! – со знанием дела сказала Полли. – Вы не переживайте, все уже готово и в лучшем виде!
– Что бы я без тебя делал, дорогая Полли? – улыбнулся Неперый, вставая из-за стола и сбрасывая халат. Полли подала ему свежее платье и новый галстук. – И как тебе только удается держать в порядке этот огромный особняк, имея всего одну служанку в подчинении? – спросил граф, одеваясь перед зеркалом.
– Так она не одна, сколько нас здесь живет-то вашей милостью? Четыре взрослых человека! Что ж тут не суметь-то? Мы все вместе, все слаженно… сейчас еще одна приедет, – Полли хитро посмотрела на графа, надеясь, что он сейчас что-нибудь скажет о новенькой.
– Надеюсь, старый добрый Клам нашел хорошую наставницу для Кенри, – кивнул граф. – Он еще никогда меня не подводил.
Когда прозвенел дверной колокольчик и на пороге появились двое гостей, все слуги уже были внизу.
– Добро пожаловать! – Полли радушно улыбнулась и тряхнула юбкой, как требовали правила приличия. – Чувствуйте себя, как дома.
Дворецкий в новенькой красной ливрее, сияя улыбкой, подошел к гостям, чтобы принять у них одежду и сумки.
Мужчина лет пятидесяти равнодушно подал ему свой плащ и высокую шляпу. Девушка, – по ней сразу было видно, что это именно девушка, – проворно расстегнула все двадцать пуговиц на своем пальто и бережно подала его дворецкому. Шляпу, которая была настолько огромной, что закрывала всю голову, она так и не сняла, к величайшему огорчению слуг и особенно Полли.
Шляпа эта была совсем уж необычной. С широкими полями, с вуалью, украшенная целым букетом из искусственных цветов, листьев и ягод. Такая вещица должна была стоить как породистый щенок пустынной гончей.
Может, гостья думает, что со шляпой что-нибудь случится, поэтому не хочет ее снимать?…
От этих мыслей Полли впала в настоящее уныние. Неужели, она что-то сделала не так, раз гостья не доверяет им свою роскошную шляпу?