Формула

Менге посмотрел на меня и заулыбался. Собственно говоря, это я так понял его гримасу. Кто-нибудь другой мог бы не на шутку перепугаться.

– Пожалуй, я стал стар для того, чтобы быстро бегать, – он кивнул в ту сторону, откуда появились первые отступающие. – Прекрасное место и время, чтобы ставить точку. Что скажете, генерал?

Оказывается, старый хрыч в душе – отъявленный романтик.

Он развернул коня и со скрежетом вытащил меч из ножен. Тронулся с места, перешел на рысь и вскоре скрылся из вида.

Автомобиль бесшумно глотал дорогу.

Конечно, я не смог бы пройти мимо «шелеста шин по шоссе», но тому существовало несколько препятствий.

Во-первых, отсутствие этого самого шелеста. Звука не было, вроде бы, вообще – как и толчков или подбрасываний, что уже тогда могло бы навести меня на подозрения.

Во-вторых, я не слишком силён в автотерминологии и толком не знаю определения слова «шоссе». Во всяком случае, у меня нет уверенности, что так можно называть пространство, по которому я двигался. Главным образом потому, что по сторонам, впереди, или сзади просто не было видно. Мы обгоняли кого-то справа. Слева вдалеке появлялись встречные. Вроде бы, вполне опознаваемые машины – ничего похожего на корабли пришельцев. Некоторые модели я мог даже назвать. Но вот: поворотов, светофоров, бегущих наперерез кошек, пешеходных дорожек, развязок, живописных видов, случайных прохожих, какой-нибудь обочины, дорожного поста, наконец, – ничего подобного не наблюдалось и близко.

…Кажется, я сказал: «мы обгоняли»? Это вышло только из-за того, что моя задница устроилась на пассажирском сиденье, – а значит, здесь должен был находиться кто-то ещё.

Не то чтобы я не мог посмотреть, кто управляет. Просто не сделал этого, что случалось и раньше. Возможно, из-за жары. Солнце действительно припекало нешуточно. Я отпустил стекло и выставил в окно руку. Скорее всего, здесь имелся кондиционер, но как-то нет во мне доверия к этим искусственным друзьям человека. (Смею добавить – к живым и гавкающим оно ещё меньше).

Мы обгоняли какой-то длинный прицеп, когда с него обрушилась железяка, оторвавшая мне кисть. Возможно, и не только кисть – во всяком случае, какая-то часть руки тут же оказалась отделенной от меня добрым километром, и это расстояние начало быстро увеличиваться. Боли я не ощутил – только внутреннюю пульсацию, которая толчками расшвыривала кровь по безупречной обивке салона.

Именно эта обивка – не обломок кости, торчащий среди неопределённого цвета, но быстро краснеющей массы, не своё крайне удивлённое лицо в зеркале заднего вида…

Именно её, проклятую, я наблюдал не меньше минуты, до того, как проснулся, сел на кровати, и, задыхаясь, попытался нащупать в темноте свою руку.

Левую, естественно.

В конце концов, мне это удалось, и только тогда раздался телефонный звонок.

Я не последовал ни за гордым старцем Менге, ни за предусмотрительным ханом. Насколько я знаю историю, его предусмотрительность, в конце концов, стоила немногого. Впрочем, в данной реальности всё могло обернуться иначе…

С отроческих лет я помню тезис о том, что история не знает сослагательного наклонения. Школьные учебники свидетельствовали об этом непреклонно. Со временем до меня дошло, что, дело обстоит совсем наоборот. Однако учебники изменились настолько мало, что я стараюсь не преподавать своим ученикам историю.

…Пожалуй, на этом месте пора остановиться, Это не «Педагогическая поэма». Это, как говорится, совсем другая история. И она продолжается в тот момент, когда я переместился в свой мир.

Итак, он, как обычно встретил меня телефонным звонком.

Император был бледен, пот обтекал его лоб. Кровь быстро пропитывала ворот сюртука.

– Подойдите, Жуан…

Собственно говоря, подходить было уже незачем. Я достаточно опытный врач, чтобы определить летальный исход, находясь в шаге от человека, потерявшего ползатылка.

За холмом, делавшим нас невидимыми, находилось полтора десятка маршалов, плюс свита каждого из них – я думаю, человек триста, в общем – хороший эскадрон. Если бы мы атаковали во всём этом своём золотом шитье на мундирах и кирасах, битва была бы выиграна.

Очередная битва…

Он не хотел побед… Больше не хотел.

Но эта победа могла стать последней – и потому она была совершенно необходима. Ничто другое не смогло бы погнать его в дурацкую кавалерийскую атаку.

Случайная пуля – или это был осколок картечи – и судьба мира изменилась. Или только могла бы?

Гвардейцы продолжали прикрывать нас; падая под огнём, они смыкали ряды – как и предписано уставом. Для них «Устав» значил нечто большее, чем… скажем для меня.

Герцог Невшательский тяжело сполз с коня.

– Жуан?

Я поднялся, постарался посмотреть ему в глаза.

Бертье устало махнул рукой.

– Что теперь, Жуан? Действуем согласно плану, или…

Поднявшись, стоя по колено в грязи, я отсалютовал ему:

– Герцог… маршал…Vive la Emperatour!

Нам редкостно повезло – в этой сутолоке, пальбе, а главное – во всём этом дыму никто ни черта не видел. Позже мы могли сказать, что под императором убили лошадь. Собственно говоря, её убили тоже. И нам поверили.

Тот, кто был нам нужен находился рядом – с тех пор, как дела шли всё хуже, мы постоянно держали его поблизости.

…Моле нашёл именно я – года три назад, если память мне не изменяет. Его сходство с императором сначала показалось мне просто забавным. Потом, когда мы прошли в Фонтенбло мимо восторженно вытянувшихся гвардейцев, я понял, что за этим может таиться нечто большее, чем розыгрыш.

Император высказал своё одобрение. Так всё началось – и за Моле последовали другие.

Нам никого не пришлось уговаривать. Все актёры мечтают сыграть большую роль – независимо от меры своего таланта.

За всё время убрать пришлось двух.

Они переигрывали.

В последнее время я начал привыкать к неожиданным телефонным звонкам – обычно они раздаются вполне своевременно.

Этот, правда, пришёлся некстати – я был угнетающе трезв и продолжал тревожно ощупывать свою конечность. Возможно, моё сиплое «Слушаю…» позвучало не лучшим образом.

Собственно говоря, что у нас на часах? С этой новой жизнью я привык спать и бодрствовать по потребности – а, между прочим, мы продолжаем жить среди людей.

– Аркадий Сергеевич?

Голос, который следует записывать на автоответчики. Но, как известно, такие голоса стоят дорого – а экономия на потребителях закладывается в прибыль. Поэтому мы продолжаем слушать мерзкие голоса в мерзком воспроизведении.

– Да, это я.

Не лучший вариант, но примерно таков мой тембр на протяжении последних пяти-семи лет. Многим, кстати, нравится. Остальных, как будто, хотя бы устраивает.

– Доброе утро… это приёмная Самсонова. Роман Ильич хотел бы встретиться с Вами. Если возможно, сегодня…