Код белых берёз

Несмотря на внутреннее жизненное давление велика была и смертность.

«Смертность в России выше, чем где-либо в Европе… В России умирает в среднем ежегодно 35 человек на 1 тыс. жителей, тогда, как в Скандинавских государствах – не более 17-ти, в Англии – 19, Франции – 22, в Германии – 24.

Отсюда можно сделать интересный вывод: бережение человеческого потенциала – качество единонаправленных власти и народа.

С развитием мировой цивилизации в XIX веке повсеместно возникает потребность в повышении образованности и культурного уровня людей. Поменялись формации, усложнились механизмы, выросло производство. Пришедший на смену феодализму капитализм требовал иного уровня знаний для наёмного рабочего. Это всё равно был минимум, но повышение было всё же повсеместным. Нужда в образованности коснулась и Россию. Медленно, нехотя для бедняков с большим уклоном в религию, а для аристократии в иностранную галантность школы стали развивать с целью, чтобы не нарушить старый патриархальный уклад, только бы не зародить искру вольнодумия. Но в сухом стогу только чиркни спичкой! И как только человек начинает познавать мир объективно, у него открывается зрение и появляется множество вопросов. Чем больше знаний – тем больше вопросов.

Первая грамотность на Руси была доступна лишь духовенству. И это понятно. В тёмные века лишь оно одно могло совладать с искушающим яблоком. Первые школы ещё в XVI веке начали создаваться лишь для их детей. Иностранный путешественник Яков Мержерет в начале XVII века писал: «невежество русского народа есть мать его благочестия; он не знает ни школ, ни университетов; одни священники наставляют юношество чтению и письму, и этим занимаются немногие».

Кто знает, сколько невидимого страдания скрывается под этим видимым «благочестием»? Сколько больше пользы себе и Родине мог бы принести грамотный, образованный человек и тогда уже! Тогда как в Европе первые университеты, такие как Болонский, основанный в 1088 году, появились еще в Средние века!

За 8 веков своего существования власть не сделала ничего положительного в сторону повышения уровня жизни, культуры своего народа. Да и зачем? Когда достаточно одного кнута?

Но время шло и уже требовались не просто пилители брёвен, а инженеры, не просто вёсельные гребцы, а лоцманы. Нужда в грамотности людей возникала сама собой не из любви к народу. Вот потому то просвещение так легко задвигалось в темницу при первых же попытках людского вольнодумства.

Но и здесь, в началах Российского образования было закреплено социальное неравенство. Так, новым уставом от 1828 года закреплялось: «при назначении постепенности учебных заведений, должно иметь в виду потребности тех состояний, которые должны получить в них окончательное образование… Приходские училища… для крестьян, мещан и промышленников низшего класса; уездные – для купечества, обер-офицерских детей и дворян; гимназии – преимущественно для дворян». То есть: к какому сословию ты принадлежишь, тому и обучать тебя будут. Отсутствие социального лифта – как способ сохранения существующих порядков, отгораживания власти, аристократии от народа.

Что можно сказать о состоянии общества, когда сам Министр народного просвещения гр. Уваров в 1840 году писал: «… наступило время пещись о том, что бы чрезмерным этим стремлением к высшим предметам учения не поколебать порядок гражданских сословий…». К тому времени диалектика Гегеля уже тревожила умы многих.

«Знания умножают скорбь» – сказано красиво, но не очень умно. Не знания скорбь умножают, а открытые знаниями глаза и увиденная человеком действительность умножают скорбь. Да и то только у слабых. Среди сильных духом они умножают благородный гнев. А вы бы предпочли жить в гордом неведении или всю жизнь с закрытыми глазами, в трусости взглянуть правде в лицо и не касаться её знаний?

Это лишь потому, что сегодня для вас это всё доступно. И доступно с таким излишком, с такой долей лжи и вранья, что все ваши знания превращаются в искажающие линзы и зеркала, и, глядя на действительность или устремляясь в историю, вы видите всё в искажённом виде. Избыток псевдо знаний не делает человека умным. Точнее он не может воспользоваться этими «знаниями» себе во благо. И поэтому сегодня каждому необходимо выработать для себя методы фильтрации лжи, клеветы и фальсификаций.

В 1845 году тот же министр выражался уже так: « принимая во внимание, что в …учебных заведениях чрезмеру умножился прилив молодых людей, рождённых в низших слоях обществ, для которых высшее образование бесполезно, составляя лишнюю роскошь и выводя их из круга первобытного состояния без выгоды для них самих и для государства … для удержания стремления образования в пределах некоторой соразмерности с гражданским бытом разнородных сословий, повысить плату за учениние»

Вот так. Сделайте сравнение с абсолютной доступностью для всех образования в СССР. А вот в Химере всё происходит по-иному. Химера страшится образованности носителей Цивилизации и желает держать их постоянно в «первобытном состоянии». Но как показала история, никому от этого пользы не случилось. Как не получилось бы пользы государству, стань образование доступней! Ведь выучившийся сын крестьянина не мог стать чиновником. Для него это было действительно бесполезно! Ведь социальные лифты отсутствовали напрочь. Случай с Ломоносовым – только случай! Вспоминается старый советский анекдот про сына полковника: «пап, а я стану генералом? Нет, у генерала свой сын есть». Это была, конечно, полная ложь. В СССР кто хотел, мог выучиться бесплатно и стать кем только пожелал бы, нужны были только желание и воля. А вот в России эрбинов нужно было родиться в привилегированном сословии, чтобы пойти учиться и стать, скажем, генералом.

То чего опасалось правительство, даже ограничивая просвещение, всё равно выползло наружу. Уже в середине XIX века в России стало традиционным протестное студенческое движение. Чудовищная материальная разница между студентами, пережитки сословных делений, курс правительства на урезание, ущемление бюджета, прав учащихся, ректоров – всё это вызывало бурю протеста среди молодёжи.

Образованным людям первым делом бросается в глаза несправедливость чудовищного неравенства в обществе. Начинаются поиски причин и способов выхода. Наиболее радикальные видели избавление в убийстве Царя: ««Чудовище», жившее до сих пор где-то под землею, вдруг от времени до времени начинает высовывать наружу одну из своих лап. И при каждом появлении на свет обнаруживает все большую и большую дерзость и беспощадность в исполнении кровавых замыслов и все большую ловкость и быстроту в укрывании своих следов. И сильные мира сего чувствуют, что почва теряется под ними». (С. Степняк-Кравчинский). И напрасно горе-искатели ищут корни терроризма в психологических и даже социальных закоулках. Но, если это явление цивилизационное, то оно относится уже и к другому порядку вещей. Для того чтобы траве прорасти из-под асфальта нужно начать разрушать сам асфальт. Понимая суть явлений человечество должно научиться не угнетать их, а помогать избегнуть насилия и дать путь к развитию.

4 апреля 1866 года прозвучал выстрел Каракозова в Александра II. Бунт бессмысленный, бунт «самозванный» (Пугачёв), бунт самоубийственный (декабристы), обретал иные цели: бунт цареборческий, а с появлением марксизма бунт стал частью борьбы с системой. Выстрел Каракозова был направлен не именно в Александра, а во всю самодержавную власть, во всю отжившую систему.

«Нужно признать, – писал Бердяев в своей книге «Русская идея», -характерным свойством русской истории, что в ней долгое время силы русского народа оставались как бы в потенциальном, неактуализированном состоянии. Русский народ был подавлен огромной тратой сил, которой требовали размеры русского государства. «Государство крепло, народ хирел», – говорит Ключевский» (Цит. По кн. Бердяев Николай «Русская идея», стр. 8–9)

Но не только размеры русского государства вытягивали силы из народа – вся самодержавно-помещичья система относилась к народу лишь как потребитель и угнетатель.

Глава 6. Столица Химеры

Об этом городе стоит поговорить отдельно. Ведь каждый новый город – это часть истории, символ определённого времени, отражение видимости действительности теми, кто его возводил и достраивал. Какие только эпитеты к нему не примеряли: «Окно в Европу», «Северная Венеция», «Северная Пальмира», «Символ победы над шведами». Но скорее – это символ победы Запада над Русью, – столько всего западного и подражания ему вместил этот город. Одно название чего стоит: Санкт-Петербург.

Существуй в эпоху Петра настоящая независимая русская топонимическая комиссия (страна то ведь – Россия), она сразу бы отвергла это название. Более приемлемым для русского слуха и истории было бы Петроград. Но Пётр в названии увековечил даже не себя! В своём преклонении перед западом он увековечил в названии основателя западного христианства, католицизма – Апостола Петра, под знаменем которого тевтоны, крестоносцы и прочие совершали нашествия на Русь, уничтожая русских людей.

Во времена Петра у власти оказалось чудовищное количество эрбинов (в основном немцев). Они влияли на царя, на политику, склоняя, унижая людей, навязывая чуждые традиции. От того и новое Химерское Царство нуждалось в новой столице, которая бы противостояла и затмевала русскую патриархальную Москву. Так или косвенно и возник замысел Северной Столицы, которую не стал брать даже Наполеон I: она и так западная по духу и только древние топонимы напоминают о чём-то другом: Нева, Заячий остров, Охта, Каменный остров…

Новому городу суждено было превратиться в подражающий западу КИЧ. И если до Петра русские Князья подражали Византийским Императорам, то начиная с Петра, власть Эрбинов стала прямо подражать Западу во всех его комичных и трагичных моментах.

Властям было глубоко наплевать не только на простой народ, но и на историю, русские традиции. Ведь считалось, что истории у нас и не было до прихода Рюрика, а уж тем более истории простого народа – «лапотника».

Надо признать, что ко времени Петра православие более сблизилось с народом, чем самодержавие. Низшая часть церковнослужителей была ближе к народу, тяготела к нему, а высшая к власти. Он был слабозаметен, поскольку церковь, находясь между народом и властью, всё равно тяготела к решению стоящих перед ней задач: вера, спасение своей паствы. Но желанием Петра 1 было полное подчинение церкви себе.

Георгий Флоровский в своём труде «Пути русского богословия» отмечал: «В западничестве он не был первым, не был и одиноким в Москве конца XVII-го века. К Западу Московская Русь обращается и поворачивается уже много раньше. И Петр застает в Москве уже целое поколение, выросшее и воспитанное в мыслях о Западе, если и не в западных мыслях. Он застает здесь уже прочно осевшуюколонию Киевских и «литовских» выходцев и выученников, и в этой именно среде находит первое сочувствие своим культурным начинаниям. Новизна Петровской реформы не в западничестве, но в секуляризации. Именно в этом реформа Петра была не только поворотом, но и переворотом»

Идеи подчинения церкви Пётр почерпнул из своих заграничных поездок, в частности из разговоров с Вильгельмом Оранским, который советовал Петру поступить на манер английских монархов объявивших себя главой церкви.

Пётр ненавидел русский народ, для него важнее были «деловые качества человека». В иноземцах он их видел. В русских – нет. «Для меня совершенно безразлично, крещён ли человек или обрезан, что бы он только знал своё дело и отличался порядочностью». Ничего лишнего, никакой души.

Западник А. Герцен, писал о Петре Первом: “…доводил денационализацию гораздо дальше, чем делает это современное правительство в Польше… Правительство, помещик, офицер, столоначальник, управитель (интендант), иноземец только то и делали, что повторяли – и это в течение, по меньшей мере, шести поколений – повеление Петра Первого: перестань быть русским и ты окажешь великую услугу человечеству” (Статья Герцена “Новая фаза русской культуры”). Это страшное направление удара космополита Петра Первого объяснял знаменитый Карамзин:

“Искореняя древние навыки, представляя их смешными, глупыми, хваля и вводя иностранные, Государь России унижал россиян в их собственном сердце”, “Петр не хотел вникнуть в истину, что дух народный составляет нравственное могущество государства, подобно физическому, нужное для их твёрдости”.

Именно на основе унижения всего русского Пётр назвал построенный город на западный манер. Именно на основе нового унижения истории продажные демократы вернули городу в 1991 году снова это ненавистное название.

Теперь дословно разберём название. Санкт-Петербург с немецкого переводится как Святого Петра Твердыня. Начальное название из уст Петра исходило вообще нидерландским: Sankt Pieter Burch.

Апостол Пётр считается основателем Римской католической Церкви и первым Папой Римским. Напомню, что Папы Римские не раз благословляли походы против Руси, так было в 1238 году. Флаги армии, с которой бился Александр Невский, неожиданно снова поднялись в устье Невы.

Да, Апостол Пётр почитается и Русской Православной церковью. Но так ли набожен был Пётр, так ли православен был, что бы вкладывать в название города именно этот духовный смысл? Нет. И даже наоборот. Казалось, назови его просто своим именем. Но нет.

В названии города-мутанта сплелись три различных языка – латынь, греческий и немецкий. Sancti – по-латыни святой, ????? – по-гречески камень, Burg на немецком замок. Ничего русского. Но всё против него.

Как вы лодку назовёте, так она и поплывёт. И в этом нет никакой мистики. Вы всё равно подсознательно будете ощущать себя частью системы заданной одним только названием. А название города, тем более ставшего столицей – это уже часть идеологии. Идеологии эрбинов.

К 18 веку они обзавелись своей собственной столицей вопреки русской культуре и традициям на свой манер. От того и грозят этому городу постоянные переименования.

В скульптуре, архитектуре города вы найдёте все мировые мотивы от буддизма до античности кроме русского. Атланты, кариатиды, марсы, диоскуры, аполлоны – как неживые идолы ничего не говорящие в сознании русского человека. Чужая история вписанная, как декоративный кич всегда мертва.

Можно много говорить: как красив этот город! Но что вкладывать в понятие красоты? Можно ли говорить, что римский Колизей величествен и прекрасен? Смотря, с какой точки зрения. Вы бы хотели быть рабом-гладиатором и биться на его арене до смерти при каком-нибудь Нероне? Ах, вы с этой точки зрения. Да, именно с этой.

Может ли хоть один петербуржец сказать, что для него (хотя бы) значат все эти кони, обнажённые мужики с фаллосами, пышногрудые женщины, не прикрывающие свой стыд? Но это же искусство! – Возражают мне. Искусство? А чьё искусство? И почему именно эта часть искусства доминирует в этом городе? Какой смысл проповедует это искусство? Не так ли в нас проникает западная распущенность и теперь?

Или, что символизируют «Кони Клодта» на Аничковом мосте? Какую ассоциацию из истории они вызывают кроме той, что народ окрестил «Мост 18 яиц»? Да никакую. Это просто фантазия скульптора немецкого происхождения. Кстати, первый вариант подобных «укрощённых коней находится в Берлине, а ещё есть в Неаполе. Снова мимесис.

В немецком духе, чуждом русскому – обожание гомосексуальной физиологии (все в композиции – самцы). Их скульптуры испещрены генитальными подробностями. Кстати, Клодт на яйцах одного коня в отместку изобразил лицо любовника своей жены, наставившего ему рога. Как это по-немецки!

Но петербургская публика после установки этой композиции на мосту не замедлила себя ждать, и уже в середине XIX века на спине одного коня появилась надпись:

«Барон фон Клодт представлен ко кресту

За то, что на Аничковом мосту

На удивленье всей Европы

Он выставил четыре голых жопы…»

Узнав об этом, эрбин Николай 1 даже вывел на полицейском донесении резюме:

«Сыскать мне сейчас же пятую жопу