Код белых берёз

Мчись, и царь тебя рад будет видеть и пребудет к тебе благосклонен!

– Нет, мой раб, во дворец не поеду! – И не надо, не езди, хозяин!

Царь в поход тебя дальний отправит! Незнакомым путём, по враждебным и высоким горам поплутаешь! День и ночь только боль, да усталость!…»

Заметили, с каким задором начинает управлять паромом Тюлин, когда сталкивается со стихией, когда ощущает свою свободу? Это и есть проявление цивилизационного характера в натуре человека. Он на краю, он свободен от всех этих пут нищеты, от «начальства», от поборов, от этой бесконечной работы до самой смерти, только в такие моменты он забывает о них, он ловит с наслаждением эти моменты свободы и смотрит легко в глаза опасности и смерти – днём позже, днём раньше – какая разница? Ведь вернувшись на круг, опять ждёт жизненное похмелье.

Но не может бесконечно Птица-тройка мчаться в никуда – выдыхаются кони, ломаются сани, снег сменяется слякотью, а русское бездорожье оборачивается оврагами, а свобода – острогами да каторгой. Не может человек жить вечно в ощущении рабства и нищеты – выход всё равно будет. Выход будет в поисках нового смысла. И будет найден – 1917 год – Революция, 20-е годы становление нового государства, ломка старых отживших отношений и уже в 30-е годы, в годы первых пятилеток возник необычайный духовный подъём Русской Цивилизации.

На местах старых одряхлевших переправ, где лапотные бурлаки тянули бесконечную, казалось бичеву, стали возникать ДнепроГЭС, Магнитогорск, Турсиб, Комсомольск-на-Амуре. Вместо кустарных кузниц и мануфактур как пшеница в поле заколосились заводы: Уральский и Краматорский тяжелого машиностроения, Челябинский тракторный, Уральский вагоностроительный, Азовсталь, Запарожсталь, Авиационные заводы в Москве, Харькове, Куйбышеве. Вот куда примчалась «бессмысленная» Птица-тройка! Оказалось, что обрели-таки смысл мужики-тюлины. Дайте им только свободу труда и смысл жизни, да нет, не дайте – это они сами взяли и стали стахановы, изотовы, бусыгины. Таким же азартом свободы загорелись и женщины: сёстры ткачихи – виноградовы и многие другие. Имена первых пятилеток запечатлены в книгах, журналах, газетах, в заводских стенах, в мартенах, в школах, Дворцах культур, Детсадах, больницах, Домах отдыхов, Пионерских лагерях – это всё построили бывшие тюлины обретшие реальный смысл жизни на Земле. Имена этих людей запечатлены в будущей Победе над фашизмом, в полёте Гагарина, в помощи другим странам, в добром имени Советского Союза, как вершине Русской Цивилизации.

Энтузиазм людей поражал: Путиловский завод в Ленинграде произвел 1115 тракторов в 1927 году и 3050 в 1928. После жарких дискуссий на заводе был принят план на 1930 год в 10000 тракторов! Фактически произвели 8935 штук. Анна Луиза Стронг вспоминала о чуде индустриализации:

"Харьковский тракторный завод стоял перед особой проблемой. Он был построен "сверх плана". В 1929 году крестьяне вступали в колхозы быстрее, чем ожидалось. В Харькове гордые украинцы построили свой собственный завод "сверх плана". Весь металл, кирпичи, цемент и трудовые ресурсы были уже распределены на пять лет вперед. Только убедив металлургические заводы дать продукцию сверх плана, Харьков смог получить металл. Для выполнения работ, не требовавших высокой квалификации, десятки тысяч людей – конторские служащие, студенты, профессора – работали в свободное время… Каждое утро в половине шестого мы видели приходящий специальный поезд. Поезда в лентах и знаменах привозили толпы людей, каждый раз других, но всегда веселых. Говорили, что половину неквалифицированных работ выполнили добровольцы". Такому же вдохновению подвергалась и молодёжь: «Энтузиазм… а к годам первой пятилетки другого слова не подберёшь, именно энтузиазм вдохновлял молодёжь на ежедневные подвиги» – Писал Илья Эренбург.

Этих людей не назовёшь уже рабами. Они не будут сидеть у ног господина, и потакать бессмысленности его затей. Они не будут бессмысленно тратить свои силы, ресурсы страны. Они хотят стать учёными, лётчиками, пожарными. Героями. А героями хотят стать лишь люди находящиеся на вершине.

Так Птица-тройка стала и шашкой Чапаева в стихах Ильи Эренбурга:

В кастильском нищенском селенье,

Где только камень и война,

Была та ночь до одуренья

Криклива и раскалена.

Артиллерийской подготовки

Гроза гремела вдалеке.

Глаза хватались за винтовки,

И пулемет стучал в виске.

А в церкви – экая морока! –

Показывали нам кино.

Среди святителей барокко

Дрожало яркое пятно.

Как камень, сумрачны и стойки,

Молчали смутные бойцы.

Вдруг я услышал – русской тройки

Звенели лихо бубенцы,

И, памятью меня измаяв,

Расталкивая всех святых,

На стенке бушевал Чапаев,

Сзывал живых и неживых.

Как много силы у потери!

Как в годы переходит день!

И мечется по рыжей сьерре

Чапаева большая тень.

Земля моя, земли ты шире,

Страна, ты вышла из страны,

Ты стала воздухом и в мире

Им дышат мужества сыны.

Но для меня ты – с колыбели

Моя земля, родимый край,

И знаю я, как пахнут ели,

С которыми дружил Чапай.

1939 год.

А для русской цивилизации совершенно равны все, кто принимает её образ жизни – и еврей, и татарин, и украинец, и калмык и удмурт. Она не признаёт наций и существует ради доброй и мирной жизни всех людей. Эх, такая вот Птица-Тройка.

Глава 4. От эволюции к революции

Этот анекдот уже стал притчей во языцех. Но в моём разоблачении тогдашнего самодержавия имеет не второстепенную роль. Вот он: «Существует забавный исторический анекдот: будто бы Александр III поручил Победоносцеву, своему учителю и уважаемому советнику, проверить слух, что отцом Павла I был не Петр III, а Сергей Васильевич Салтыков, первый любовник будущей императрицы Екатерины II. Победоносцев вначале сообщил императору, что, в самом деле, отцом мог быть Салтыков. Александр III обрадовался: «Слава Богу, мы – русские!» Но потом Победоносцев нашел факты в пользу отцовства Петра. Император, тем не менее, обрадовался снова: «Слава Богу, мы – законные!».

Одно имя царя Александра III вводит в благоговейный трепет и националистов и монархистов. Современные российские власти, почтенно на него равняющиеся, повторяют его знаменитую: «У России есть только два союзника – её армия и флот», не забывая, однако, какую Россию он имеет в виду, но для надёжности скрывая окончание этой фразы, относящееся к другой менее притягательной для них России: «Все остальные, при первой возможности, сами ополчатся против нас». Он это чувствовал, и не считал, что та часть русских, которая побирается в черни достойна вообще какой-то части Его Государства. Поэтому его фразу: «Россия – для русских и по-русски» относится совсем не к русскому народу, а к окружающей его части аристократии, военных и дельцов, которые строят параллельную Россию – Химеру эрбинов.

А для этого русский народ нужно оградить, прежде всего, от «зловредного» образования. Чего стоит только принятый при нём «Циркуляр о кухаркиных детях», ограничивавший детям из низших сословий доступность образования. Ну, и чего уж там говорить о каких-то правах для какого-то народа?

«Конституция! Чтоб русский царь присягал каким-то скотам?»

Всё дело в том, что первые – князья, самодержцы, монархи, цари – никогда русскими не были, и всё русское им было отвратительным от их природы. Но можно ли познать человека по отдельным высказываниям? Отчасти. Это лишь часть доказательной базы.