Пепельные цветы

– Мне страшно. Я не хочу передыхать.

– Не наложи в штаны, – усмехнулся Маклахен. – Как ты мне противен!

– Я пойду в угол. Хотите? – по щекам идиота стекли две мутные слезы. – Я встану в угол, только не кричите на меня.

– Чего-о? – вытаращился на него Маклахен. – Да ты окончательно спятил за эти дни, точно тебе говорю. Вошь бесполезная. Ты бесполезная вошь! Зачем только тебя земля носит, бестолочь!

Ллойд, плача, упал на колени.

– Папа! – вскричал он. – Папочка, не говорите так! Я буду хорошим! Честное слово буду хорошим!

– Чего? – оторопело отшатнулся Маклахен. – Да ты совсем… того… Папа… Совсем того! Папа… Совсем… Какой я тебе папа, придурок! Фу ты!.. Сгинь!

– Ну где же ты, милый? Мы ждём! – в дверях появилась Беатрис. Увидев стоящего перед Маклахеном на коленях Ллойда, она бросилась к нему, опустилась на пол рядом, прижала его голову к своей груди.

– Что? Что, мой милый? – гладила она придурка по волосам. – Что случилось? Что он тебе сделал? Не бойся, мой сладкий, не надо, я не дам тебя в обиду.

– Я не буду! – забился в истерике идиот. – Я не буду больше есть! Я стану хорошим, уверяю вас!

– Чокнутые! – пробормотал Маклахен. – Вы все здесь спятили.

– Уйдите, мерзкий вы человек! – повернулась к нему Беатрис.

Маклахену показалось, что она сейчас бросится на него.

– Чего-о? – протянул он, раззадоривая себя, приводя в ярость. Но что-то внутри него оцепенело и никак не хотело завестись, раскачаться.

– Уйдите, умоляю вас! – она чуть не плакала. – Он же с ума сойдёт от страха!

– Плевать, – отозвался Маклахен. – С ума сойдёт… Да он с него сошёл ещё когда родился.

Он постоял с минуту, глядя на эту парочку, раскачиваясь с пяток на носки. Потом бросил:

– Будь вы прокляты! Как вы мне все противны!

И вышел в тёмный коридор.

Едва не разбив лоб о стену, ничего не видя перед собой и только бормоча что-то под нос, дошёл до заветного окна. Кое-как уселся на стул.

– Папа… Совсем спятил… – прошептал он, глядя на маяк и не видя его во мраке. – Какой я тебе… Чёрт те что!..

А в груди его клокотало и сипело при каждом выдохе, и откашляться не получалось.

Будь вы прокляты! Всё равно вы раньше сдохнете!

Папа…

Умалишенец.

21. День двадцать первый. Беатрис

Ребёнка утешить проще. А мужчину, даже любимого, – задачка та ещё. Приёмы, наработанные на ребёнке, почти наверняка не сработают. А если опыта вообще нет никакого, по причине отсутствия детей…

Мужчинам в этом отношении проще: опыт утешения женщин они приобретают уже на ранних стадиях знакомства, а потом только поддерживают и развивают…

Не смешно.

Любимому плохо, страшно, а Беатрис тут мысленно зубоскалит. Нехорошо это…

И всё-таки, ей в этом плане повезло, потому что она примерно знала, как утешить ребёнка. А чем её милый так уж отличается от…

Тьфу на тебя! Какая же ты..!

– Тише, мой хороший, тише… – убаюкивала она Ллойда. – Что он тебе сделал? Он ударил тебя? Противный, мерзкий тип!

– Не говори так, он услышит, – плаксиво прошептал ей в шею Ллойд.

– Пусть слышит.

Она повернулась к двери, за которой скрылся хозяин:

– Мерзкий, противный тип!

– Нет! – в панике крикнул Ллойд, пытаясь зажать ей ладонью рот. – Умоляю, не надо! Он будет сердиться. Он вернётся и поколотит нас.

– Да пусть только посмеет!

– Он будет ругаться. Не надо, Беатрис!

– Тш-ш-ш… Тише, мой милый, тише. Я не дам тебя в обиду, поверь мне. Я… я покусаю этого подлеца!

Под её поцелуями, поглаживаниями и тихим шёпотом Ллойд постепенно успокаивался. Он перестал дрожать и всхлипывать, как в приступе лихорадки. Он положил голову ей на плечо, а она гладила и перебирала его волосы.

– Давай уедем отсюда? – произнёс Ллойд

– Уедем?.. Куда же мы можем уехать, милый? Увы, на этом острове нам, кажется, придётся провести ещё не один день.

– Ну, тогда – уйдём. Хозяин говорил, что где-то на острове есть брошенная деревня. Мы станем там жить. Вдвоём. Найдём подходящий домик и… Я починю его, если он окажется слишком уж… Ты будешь создавать уют. Я стану рыбачить, охотиться и собирать ягоды. Наверняка на острове растёт малина, ты любишь малину? Или смородина. Но смородину я не люблю, – Ллойд всё больше воодушевлялся картинами, которое рисовало ему воображение, забывал о Маклахене; глаза его смотрели в фантастическую даль и улыбались. – А когда я буду возвращаться с охоты… или с рыбалки… ты будешь встречать меня поцелуем и окликать нашу дочку: "Эй, Карис, беги сюда скорей! Папа пришёл, добытчик наш!" Она прибежит, вся такая радостная, пахнущая малиновым вареньем и свежими булочками… Я подниму её на руках, прижму к себе. И мы будем счастливы. Втроём. А?

– Милый, милый… – Беатрис незаметно смахнула повисшую на ресницах слезинку. – Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю. Давай уйдём, а?

– Это было бы прекрасно, – грустно улыбнулась Беатрис, целуя его щёки. – Я очень хотела бы поскорей остаться с тобой наедине, в нашем собственном доме. Родить тебе дочку и назвать её Карис. И чтобы мы были счастливы… Но пока… пока это невозможно, мой хороший, увы. С этим придётся повременить. Совсем недолго, надеюсь. А сейчас… Сейчас пойдём пускать петарды? Липси и Гленда, наверное, совсем заждались нас. Они уже замёрзли – на улице довольно холодно.

– Петарды! – оживился Ллойд. – Хозяин хотел отнять их у меня. Но я не отдал!

– Молодец, мой хороший. Я горжусь тобой.