На шипах

В начале мая, аккурат между днями труда и победы мы с Мариной решили разойтись. Её родители отправились полоть грядки на дачу. А у нас появился шанс отдохнуть друг от друга на несколько дней. Она с головой ушла в подготовку к свадьбе, дав мне возможность сконцентрироваться на финальной игре, до которой оставалось не так много времени. Чтобы не мешать друг другу и немного освежить чувства, она переехала в квартиру родителей, а я остался дома один.

Поначалу идея мне нравилась. Я получил возможность для крепкого сна, не растрачивая силы на страстные ночи. С ясной головой и чистым сердцем можно было готовиться к финальной игре. Первый день я ликовал, наслаждаясь домашней свободой. Второй строил планы на неделю вперёд. На третий мне стало тоскливо. Едкое чувство жалящего дискомфорта холодом свербело в жилах с каждым днем разлуки. Мне не хватало её улыбки, звонкого смеха и сладких губ. Как наркоман, я испытывал ломку, в ожидании дозы заветного вещества.

Да, надолго меня не хватило. Привыкнув к тому, что она всегда рядом, я уже не мог представить жизнь без нее. Боль от разлуки была настолько сильной, что пришлось отпроситься с тренировки. Белый мерседес переливался лучами солнечного света и обтекаемый встречным порывом ветра, мчался на встречу с любимой. Пальцы крепко сжимают руль, нога лежит на педали газа, слегка вдавливая ее вниз, в открытые окна вихрем сочится весенняя свежесть. В плеере крутится диск с легендами русского рока, а из динамиков звучный голос Валерия Кипелова поет о беспечном ангеле.

Как же круто изменилась жизнь. Последние два года я ходил по грани, балансируя между жизнью и смертью. Казалось, что карьера подошла к концу, и я навсегда останусь неудачником, из рук которого вечно уходит заветный трофей. Без семьи, денег и славы, с пустыми карманами и душой, обреченный будничной серостью я бы бродил по унылым закоулкам родного Щепкино, влезая в авантюры друга Валеры. Как же потрепала меня судьба за последние годы, следуя ее зигзагам, я чуть не остался в уральских лесах, присыпанный горсткой сырой земли. Но, пережив испытания, в одночасье обрел бога, друга и любовь. Теперь у меня есть все, о чем я мог только мечтать: спортивная слава, любовь болельщиков, уважение тренеров и коллег, любимая женщина, готовая поддерживать меня во всем, надежные друзья и уверенный взгляд в будущее, рисующий яркие перспективы. Спасибо отцу Тихону, который гнусной клеветой сделал мою жизнь лучше, вот уж действительно, не было бы счастья…

Сквозь аллеи зеленеющих деревьев я приближался к любимой. В салоне пахло розами, которые пышным букетом лежали на заднем сиденье. Воткнув машину в одном из дворов, я направился к ее дому. Цветущий двор пахнет сиренью, вокруг резвится детвора и даже дышится как-то особенно. Стрелки часов на запястье дружно опустились вниз, Марина вот-вот вернется с работы. Вдалеке уже виден подъезд. Я сижу на скамейке в ста метрах, ожидая ее возвращения. Рыжие двери, окруженные клумбами, отражают солнечный свет. Терпение на пределе, взгляд косится на часы, нога нервно стучит по асфальту. Жажда увидеть любимую становится невыносимой. «Где же ты, милая?» – думаю я, не сводя глаз с рыжих дверей.

Черный, намытый до блеска Роллс Ройс остановился прямо у подъезда. Из машины выскочил Пегас. Нарядный, с зализанными как у итальянского мафиози волосами, он открыл заднюю дверцу. Стройная ножка выпала из салона и уперлась высоким каблуком в асфальт. Держась за руку Пегаса, Марина выскользнула из машины.

Неприятное едкое чувство обожгло грудь, голова помутнела, стало трудно дышать. Ревность сковала суставы. «Да он просто подвез ее с работы!» – утешал я себя, медленно приближаясь к ним. Выпорхнув наружу, Марина обвила руками его шею и, повиснув на ней, поцеловала его. Подобно коршуну, схватившему добычу, Пегас вцепился пальцами в ее зад. Примкнув к ней губами, он глубоко просунул язык, словно выискивая что-то в ее носоглотке. Я не знал, что и делать, хотел провалиться или просто уйти. Но даже на это не хватало духу. Я медленно плелся в их сторону. Руки обвисли как мокрые тряпки. Превратившийся в веник букет шаркал по асфальту, оставляя на нем красные лепестки.

Закрыв глаза, они наслаждались друг другом, сплетая замысловатыми узлами резвые языки. Я подошел совсем близко. Марина раскрыла глаза и, увидев меня, отпрянула в сторону. Молчала, будто Пегас откусил ей язык. Поначалу он тоже не произнес и слова и даже на мгновение отвел в сторону взгляд.

– Ты почему не на тренировке? – Спросил он с присущей уверенностью.

– Отпросился.

Я с трудом подбирал слова, не зная как реагировать. Даже воткнутый в спину нож доставляет меньше боли чем то, что я чувствовал в этот момент. Ощущая свое ничтожество, я с трудом держал слезы. Надо было его ударить, устроить скандал, показать, кто здесь прав. Но я не мог. Я просто стоял, опустив подбородок и уставившись взглядом в пол.

– А зря! Впереди важный матч. Как же мы его выиграем без тренировок? – Он продолжал пялиться, свешивая на меня вину.

– Ладно, мне пора. – Сказал он, сел в машину и дал по газам.

Марина продолжала молчать. Да и о чем могла идти речь после того, что здесь было? Слезы текли по румяным щекам. Прикрыв руками лицо, она лишь размазала тушь. Я не хотел на нее смотреть. Было противно и стыдно за ее предательство и свою трусость. Я вновь съел дерьма с золотой ложки, облизнулся и сказал спасибо. Кто же я теперь после этого? Растерянная Марина запрыгнула мне на шею, пытаясь найти прощения. Я отпрянул. Сунул букет в ближайшую урну и ушел прочь.

Всю ночь я не смыкал глаз. Ссутулившись за кухонным столом, сидел и глушил рюмки, тихо ненавидя себя и весь мир, который в одночасье перевернулся и почернел. Кто же я после этого? Какой же я лев? Гиена, дрожащая в зарослях джунглей от рыка свирепого льва. Он величественно машет гривой и гребет когтями все, что попадет под массивные лапы. Кидает объедки с своего стола и забирает самое ценное: любовь, честь и душу. А я стою и дрожу, не в силах сопротивляться, принимая это как должное. От мрачных мыслей совсем стало плохо. Я ненавидел себя и всех вокруг. С ужасом смотрел в окно, где мелкие звезды желтыми точками разбавляли кромешную тьму. Хотелось выпрыгнуть, разбиться в лепешку, размазав по асфальту все свои внутренности. Но даже на это у меня не хватало храбрости. Какое же я говно!

Досада сменилась гневом. Пустая бутылка столкнулась с стеной и, подобно влюбленному сердцу, разбилась на сотни осколков. Любовь и трепет покрылись предательством, понять и простить которое, не было никаких сил. Я продолжал ненавидеть себя, крушил столы, бил двери, перевернул все вверх дном. Я хотел их убить, понимая, что никогда не сделаю этого, не потому, что это плохо, а потому, что просто не смогу. Я никто, я пустое место, о которое вытерли ноги. Я раб, который завтра приползет на коленях и забудет все, в ожидании новых подачек. Мне было противно сидеть в подаренной Пегасом квартире. Был противен и его мерседес, да и он сам был отвратителен.

Несмотря на бессонную ночь и терзающее похмелье утром я прибыл на тренировку. Команда уже приступила к разминке. Макаров с Козловым подгоняли моросящих по газону игроков. Пегас стоял на краю поля. Отец Тихон что-то шептал ему в ухо. С крепко сжатыми кулаками я решительно приближался к ним.

– Что-то ты припозднился. – Сказал Пегас с легкой ухмылкой.

Я и не думал отвечать. Раздавленный унизительной встречей, я потратил целую ночь, чтобы собрать горстку храбрости и поступить так, как надо. Отбросив сомнения, не обращая внимания на остальных, подошел в упор к Пегасу и сделал все по науке. Точь-в-точь, как он меня научил – нога, корпус, рука. Черпая силу из недр земли, помножив ее на ненависть и досаду, я запустил кулак возмездия прямиком в его челюсть.

Меня трясло. От удара распухла рука, не привыкшая к твердым преградам. Боль сокрушала пальцы настолько, что я не мог ими шевелить. Но все это не имело значения. Пегас сидел на земле. Ошарашенный, он стирал ладонью сочащуюся из губ кровь. Все вокруг замерли, не веря своим глазам.

– Изыди бес! – Воскликнул отец Тихон, пытаясь помочь Пегасу подняться. Но тот его оттолкнул. Он сидел на земле, словно раненный лев. Поднявшись, поправил куртку, за которой блеснул пистолет.

– Смело. – Сказал он, уставившись мне в глаза. – После обсудим.

Он ушел, шаркнув об меня плечом. Шокированные игроки, замерли словно статуи. Они смотрели на меня как на каторжника, обреченного на смертную казнь. Но меня это не волновало, я чувствовал облегчение. На душе стало настолько легко, что казалось, я буду летать. Гнетущее чувство собственного ничтожества испарилось, я вновь ощутил силы, почувствовав себя мужиком. Чувство собственного достоинства наполнило сердце, выкинув из него ссаные тряпки, которые я держал в себе всю прошедшую ночь. Плевать, что будет дальше. Лучше я умру львом, чем буду блеять, как плешивый осел.

– Ну ты даешь! – Сказал Кривоножко, приятельски хлопая меня по плечу. Его взгляд одновременно выражал восхищение и сочувствие. Ведь совершенный мною поступок был одновременно безумен и смел. – За что ты его?

– Это наше с ним дело. Он знает за что.

Я стер со лба пот. Выдохнул, снял остатки напряжения, и снова поверил в себя.

– Чтобы у вас не было, оно того не стоило. Мне кажется, что сейчас ты выписал себе смертный приговор. Будь осторожен.

– Да плевать! – Сказал я. – Я уже наелся дерьма и с меня хватит.

Тренировка продолжилась. Игроки снова погнали мячи по газону. Козлов свистел, Макаров кричал. Я же запрыгнул в машину и поехал по шоссе. Остаток дня я бесцельно шарахался по городу. Чувство собственного достоинства сменилось отчаянным страхом. Мысль о том, что Пегас меня убьет с каждым часом становилась острее. Дома стало вовсе не выносимо. В один миг, предоставленная Пегасом квартира превратилась из уютного жилища в зловещую камеру для ожидания смерти. Похожий на параноика, я вздрагивал от каждого шороха. Пристально смотрел на дверь, предвкушая как щелкнет замок. Представлял, как холодное дуло пистолета вновь коснется моего лба и свинцовая пуля неизменно пробурит в нем дырку, выпустив наружу красно-серую жижу мозгов. От этих мыслей становилось жутко, я гнал их прочь, распивая очередную бутылку с ненавистным именем человека, которого считал своим другом.

В затуманенную голову закрадывалось сожаление о совершенном поступке. А вдруг и правда он меня убьет? Вдруг завтра уже не настанет, и я никогда не увижу сына. А что он подумает, когда в новостях объявят, что его отца нашли убитым в одной из новостроек Челябинска? А если не найдут? Вдруг я навеки буду погребен в густых челябинских лесах? Вдруг сын подумает, что я просто от него сбежал? Вот парадокс, вчера я сам нуждался в смерти, а сегодня дрожу, ожидая встречи с ней.

Мне стало горько. Я вспомнил сына и проведенные вместе с ним дни. Да их было не много, но каждый имел особую ценность. Мрак поглощал меня от мысли, что мы больше не встретимся с ним. Навязывая борьбу страху, я пытался отвлечься. Мысли о сыне, навевали тоску. Я взял бумагу и принялся водить по ней шариковой ручкой, выкладывая все, что таилось в душе. Письмо бывшей жене и сыну писалось от чистого сердца. Вкладывая душу в каждое слово, я раскрывался как тетрадь. Лежащий на столе телефон затрещал от вибрации. Я вздрогнул, подумав, что это Пегас, но увидев имя Марины, нехотя приложил трубку к уху.

Она рыдала, просила прощения и хотела ко мне прийти. Оправдывалась за безобидную интрижку с Пегасом, давая клятву, что это было в последний раз. Я не хотел ее слушать. Вчера я понял абсолютно все, и даже самые сладкие слова не в силах исправить предательства.

– Пошла к черту, шлюха! – Сказал я, прежде чем отключить связь.

С тоской на сердце я дописал письмо, сложил его вдвое и сунул в конверт. Не желая оставаться дома, двинул на улицу. Несмотря на позднюю ночь совсем не хотелось спать. Опустив конверт в ближайший почтовый ящик, я пошел в гости к Субботе. Он встретил меня, героически жертвуя сном. Пригласил на кухню, заварил чай. Я предложил водку, но он отказался.

– Что теперь будет? – Прошептал я, заранее зная ответ.

– Сложно сказать, но кашу ты заварил знатную. – Сказал Суббота, заливая в чайник кипяток. – В клубе теперь все на ушах стоят, волнуются.

– Теперь он меня убьет?

– Не думаю, что до этого дойдет.

– Да? А мне показалось иначе. Он так на меня посмотрел, что аж жутко стало.

– Ты ему чуть челюсть не сломал. Тут любой на тебя так посмотрит. Я не думаю, что он способен просто взять и убить. Как минимум это не очень разумно.

– Мне бы твою уверенность. Но ты же сам говорил, что он душегуб.

– Было дело, но я тоже могу ошибаться. – Суббота взял кружку и сделал глоток. – Все-таки не так страшен черт, как его нам малюют. Пегас бандит и с этим глупо спорить, но он же не отморозок какой-то, который режет налево и направо людей. Тем более, ему известны твои мотивы и, если ты так сделал, то возможно он понимает, что был не прав. Он сейчас депутат, могущественный человек и вряд ли поставит будущее под угрозу уголовного преследования из-за какой-то нелепой ссоры. Тем более, мне казалось, что он твой друг. Не знаю, что у вас произошло, но думаю, что на убийство это не тянет. А вот уволить, лишить квартиры и прочих благ это вполне.

Я задумался. Суббота как всегда говорил мудрые вещи. Пегас же не маньяк, жаждущий крови. Он такой же человек и по-своему добр. Был бы он иным, разве помог Аршаку? За свои личные деньги он практически спас ему жизнь, обеспечив перелет и лечение. Да и с Суворовым все оказалось не более чем вымыслом политических оппонентов, помноженной на чары моей фантазии. Андрей цел и невредим, играет в премьер-лиге и уже вскоре выйдет против нас в финальном матче за кубок России. Да, Пегас жесткий человек. Был бы он иным, то не владел бы здесь всем, но и злодеем он все-таки не был. Даже в ситуации с Мариной, скорее всего, виновата именно она, ведь не даром говорят про сучку и вскочившего кобеля. Я конечно погорячился, ударив его на глазах у всех. Но иначе поступить не мог. Я же не тряпка, в конце концов, о которую можно вытирать ноги. Пегас, наверняка, и сам это понимает. Все мы люди, все мы ошибаемся и все заслуживаем прощения. Наверное, стоит извиниться.

Ясное утро, жара. Тренировка в самом разгаре. Пегас стоит у неподвижного боксерского мешка, с засохшей трещиной на губе. Сверкая взглядом, он разряжает в него свои бомбы. Убийственный грохот раздается на всю округу. Я набираюсь смелости и подхожу к нему. Будь, что будет, в конце-то концов. Не прятаться же всю жизнь в кустах, вечно вздрагивая от любого шороха. Удача любит сильных.

Он заметил меня. Взгляд снова сверкнул, рука взметнула в воздух и сотрясла мешок, тот взвился как ужаленная змея и чуть не сорвался с цепи.

– Прости меня. Вчера я погорячился. – Сказал я, глядя ему в глаза и протягивая руку.

Он посмотрел на меня. Треснутая губа растянулась в ухмылке. Взгляд продолжал сверкать, пульсируя холод по жилам. Но я не отводил глаз.

– Да ладно, забыли. – Превратив ухмылку в улыбку, он крепко сжал мою руку. Да, такого врага мне не надо. Туман войны, в которой я обречен на поражение неожиданно быстро рассеялся. Я и сам не ожидал, что Пегас так легко согласиться на мир. С другой стороны, к чему эти склоки из-за какой-то распутной бабы?

– Правда, прости. – Растрогался я. – Просто столько всего навалилось и тут ты с Мариной…

– Кончай базар. Не вздумай тут еще и сопли размазывать. Я сказал забыли, значит все. С Мариной я и сам дал маху, она раздвинула рогатку, а я и рад, дурак. Так что, считай, что мы квиты. Забудь об этом и сконцентрируйся на игре. Нам надо выиграть финал.