Счастливое время романтиков. СССР. Москва. Общежитие

– Понял, конечно, – радуясь, что вопрос так легко, оказывается, решается даже на самом низшем уровне, – так я побежал?

– Куда?

– На КПП. Не думаете же вы, что у меня в прикроватной тумбочке или, тем более, прямо здесь в сушилке способ старшину роты сделать пьяным припрятан?

– Логично, – спохватился Касторский, – а у девушки твоей, если она не дура, конечно, все необходимое наверняка имеется! С пустыми руками навещать солдата никто сюда не приезжает.

Встретились мы с невестой на КПП весьма необычно: почти сразу отстранившись от традиционных объятий и поцелуев, я обратился к содержимому сумок.

– Что ты ищешь, – удивилась она.

– Водку привезла?

– Ты серьезно? Зачем? Нет, конечно! Но вкусностей всяких ооочень много.

– Беги в магазин за бутылкой!

– Зачем? Тебе же здесь нельзя!

– Беги, иначе не отпустят!

Повторять дважды не пришлось – мы понимали друг друга без лишних слов, поэтому уже минут через двадцать водка наряду с московской колбасой высокого качества, а также иная наспех собранная из сумок закуска была тщательно упакована в отдельный пакет, именуемый с этого момента магарычом. Дожидаться пока старшина роты «станет пьяным» я, естественно, не собирался, намереваясь немедленно отнести ему пакет и, хотя бы до вечера, исчезнуть, однако события развивались гораздо интереснее.

– Товарищ курсант, разрешите обратиться! – неожиданно за спиной услышал я голос Касторского и растерянно обернулся.

Улыбающийся прапорщик на виду всего КПП стоял передо мной навытяжку, приложив, как принято было у нас шутливо называть, «копыто к черепу». Машинально я сделал то же самое.

– К вашей невесте, – смущенно уточнил он.

– Разрешаю, – пришлось подыграть мне.

– Прежде чем мы подобающим образом оформим увольнительную, я бы хотел показать расположение нашей роты, чтобы вы убедились, как хорошо служится здесь курсантам, и они ни в чем не нуждаются.

– А это обязательно, товарищ прапорщик? – расстроился я, представляя какое гнетущее впечатление может произвести казарма на мою неискушенную невесту.

– Проехать полторы тысячи километров и не увидеть самого интересного? – искренне удивился Касторский и, более не вдаваясь в дискуссии, повел нас прямиком в казарму.

Всю дорогу старшина роты без тени фальши распинался, какой я образцовый солдат, и как он хорошо ко мне относится, а когда пришли в расположение, он и вовсе расцвел в красноречии, демонстрируя живой уголок. Естественно музыка уже играла на полную катушку, а любопытные немногочисленные курсанты всем своим видом показывали, что безмерно счастливы служить именно здесь под чутким руководством такого доброго и заботливого командира. И только тогда, когда забавные ручные хомячки были обласканы руками девушки, Касторский повел нас в канцелярию, где командир взвода все утро выписывал увольнительные курсантам по случаю приезда родственников.

– Вы насколько приехали? – дежурно поинтересовался он.

– Завтра уезжаю.

– А с ночевкой определиться сможете?

– Сможем, товарищ старший лейтенант, – поспешил ответить я.

Взводный тут же написал увольнительную и вручил ее мне, однако Касторский почему-то не спешил отпускать, продолжая углублять тему обо мне, как образцовом солдате, в то время как собранный магарыч начинал уже сводить руку, а мозг кипеть от нетерпения. И только когда словарный запас у старшины роты иссяк, отчего он начал глупо повторяться, я не выдержал и, нетактично для своего положения перебив, поинтересовался, где можно поставить пакет. То, что случилось с прапорщиком дальше, я не мог и предположить! Привычная наглая физиономия неожиданно приобрела гримасу невиданного смущения, словно его раздели догола на плацу и опустили в кипящий котел! Красный как рак, заикаясь и пряча глаза, срывающимся голосом он пролепетал:

– Ну… ну зачем же вы при невесте?.. Она может ведь не так понять… А тут такое дело…

Не меньше минуты прапорщик, кряхтя и потея, подбирал слова, до крайности забавляя взводного, пока, наконец, не выдал достаточно логичное на своем уровне объяснение:

– У нас в армии считается, если солдат пьяный – это плохо, а старшина – хорошо!

Кстати, в тот вечер мы неплохо посидели дома у замполита за стаканом легкого коктейля, без проблем сняли угол у местной сердобольной бабули, а на следующий день невеста уехала в Москву.

Месяца два после этого случая Касторский меня не трогал, но со временем отношения наши снова почему-то испортились. Он вообще не очень-то жаловал солдат с высшим образованием, а моя дружба с замполитом и вовсе приводила его в бешенство. Однажды на учениях, когда мы в составе отделения ехали на открытом бронетранспортере, он даже умудрился бросить мне под ноги взрывпакет с горящим фитилем в надежде, что я со страха наложу в штаны. Не желая доставить ему такого удовольствия, я нарочно поднял его и держал до тех пор, пока фитиль не догорел до конца, после чего только выбросил наружу, и он взорвался в воздухе.

– Все равно не представляю, как слюнявый студент Санин, будущий командир, сможет поднять людей в атаку, – пытаясь скрыть досаду, сквозь зубы прошипел Касторский.

Были у прапорщика в роте и любимчики, которых он всячески опекал и лелеял. Ими, как правило, оказывались хлопцы, призванные из соседних областей, родители которых довольно часто приезжали и всячески «подмазывали» старшину роты свежими домашними продуктами и, главное, – крепкими спиртными напитками. Таких курсантов он старался редко ставить в наряды, частенько отпускал за территорию части и даже неформально обращался по именам, в то время как имен бойцов первого взвода, бывших студентов, он, казалось, даже не знал. Приехавшая снова за месяц до окончания учебки моя девушка в этот раз уже по своей инициативе привезла целых две бутылки водки и одну дорогого хорошего вина. Одна, естественно, попала старшине, другую я прикопал в укромном месте на территории части, чтобы позже угостить друзей, а вино предназначалось замполиту, который принять подарок отказался, снова угостив нас легким алкогольным коктейлем, сделанным по своему особому рецепту. Когда мы возвращались в часть после недельного увольнения, щедро подаренного добрым командиром взвода, девушка неожиданно вспомнила про эту бутылку и настоятельно потребовала не брать ее с собою в часть, боясь, что я обязательно напьюсь и нарвусь на большие неприятности. Я спорил, доказывая, что не такой уж и простофиля (к этому сроку службы мы уже научились пить аккуратно, не попадаясь на глаза командирам), а затем, окончательно разозлившись, бросил злосчастную бутылку далеко вниз с высокого снежного холма к реке, чтобы прекратить зарождающуюся ссору. (Сколько народу после этого долго лопатило снег на холме, когда я, промежду прочим, рассказал сослуживцам об этом! Но бутылку так и не нашли. А может, кто и нашел, но не признался?)

Спрятанную горилку, как принято было называть водку в тех местах, выпить с друзьями никак не получалось. Помня о последнем «магарыче», Касторский особо мне не досаждал, но каким-то природным чутьем пьяницы, по-видимому, догадывался, что у меня что-то должно быть припрятано после отъезда невесты, поэтому в один из вечеров, когда я долго не мог смениться с наряда дневального по роте, позвал меня в каптёрку. Там же находился один из его доверенных сержантов, а на столе стоял запечатанный посылочный ящик.

– Видишь, Санин, посылку? Это от нашего общего знакомого курсанта Борисова, который моими стараниями находится в отпуске у себя дома в Калининграде. Посылка запечатана, но я знаю, что там находится соленая рыба, потому что его родители выслали ее для меня еще до его отъезда. Я хочу вскрыть ее в твоем присутствии и при сержанте Бутко, чтобы вы убедились в этом. А если там находится что-то кроме этого для самого Борисова, то мы трогать не будем и сохраним до его приезда. Ты понял?

Я сказал, что понял. Когда открыли посылку, то мы увидели, что она действительно доверху наполнена аппетитной соленой рыбой, а кроме того на дне покоились четыре банки хорошего импортного пива.

– Ну и дураки же люди! – искренне возмутился прапорщик. – Этих ссак и у нас полно! Лучше бы доброй калининградской горилки положили. Надеюсь, ты понимаешь, Санин, что пиво тоже мне предназначено?

– Ясное дело, – ответил за двоих сержант, непроизвольно проглотив слюну, – что за рыба без пива!

– Но горилка все равно лучше, – возразил прапорщик, – тем более что рыбёха вона какая жирная! А пивом разве что «полирнуть» потом… Верно я говорю, Санин?

Я хоть так и не считал, но, естественно, согласился.

– Где бы теперь горилки взять? – озабоченно сокрушался Касторский, хитровато на меня поглядывая. Проявляй смекалку, Санин. Настал твой звездный час!

– Будет вам горилка, – пришлось мне раскошелиться, понимая, что и вправду эта подачка уже навсегда поможет мне избавиться от козней проходимца, – через пятнадцать минут.

– Вот это по-нашему! Настоящий солдат! – восторженно воскликнул старшина роты. – Давай, ждем тебя здесь, но чтобы ни одна сволочь…

Когда я принес бутылку, старшина роты и вовсе расцвел от удовольствия:

– Все, Санин, теперь ты находишься под моим покровительством! Ни в какую заграницу не поедешь – в учебке сержантом останешься. Нам такие хлопцы позарез нужны. Бутко, разливай на троих. Бери рыбу и пей, Санин, не стесняйся!

– Товарищ прапорщик, я ведь наряд еще не сдал…

– Я за тебя сдам, – отмахнулся Касторский, – пей!

Из-за непредсказуемой обстановки, в которой пришлось выпивать, водка перекрыла дыхание так, что я вынужден был лихорадочно отбивать спазм сочной соленой рыбой, на что Касторский снисходительно заметил:

– Ничего, будешь дружить со мной, пойдет как молоко для младенца. А теперь иди отдыхать и не светись в роте.

7. Привет, Чехословакия!

– И что, после этого ты все равно загремел сюда? – нетерпеливо перебил Литовченко. – А, понимаю, получив расположение старшины роты, ты потерял его в лице замполита или еще кого повыше? И вообще не понимаю, как могла водка стать поперек горла у такого закаленного студента как ты? Насколько я знаю…