Счастливое время романтиков. СССР. Москва. Общежитие

Сержант понимающе кивнул.

– Вот тебе двадцать крон. Купишь нам с сержантом бутылку вишневой или клубничной муляки – какая будет, а на сдачу можешь себе конфет или еще чего… Только быстро! Приказ понятен?

– Так точно.

– Ну, одна нога здесь – другая там!

– А если товарищ старший лейтенант Ярош, дежурный по части, ненароком встретится?

– Скажешь для прапорщика Литовченко, пусть привыкает.

– Понял. Разрешите выполнять?

– Да давай уже!

После первого стакана вишневой муляки, которая по вкусу напоминала родное домашнее вино, грусть не исчезла, а как-то начинала даже нравиться.

– Тёма, а прочитай что-нибудь своё из последнего, – попросил Литовченко.

– Про армию?

– Нет, любовное, что ты ей посвящал.

– Зачем? И так грустно.

– Все равно почитай. Про фотографию.

– Ладно, – согласился Санин и начал читать, —

«Ты проснешься и снова вспомнишь,

Что на свете совсем не одна.

Фотографию пальцами тронешь,

Но молчит, как обычно, она.

Полистаешь тихонечко письма,

Может быть, как—то даже взгрустнешь,

Бросишь взгляд на опавшие листья,

И нескоро, наверно, уснешь.

А приснится тебе зимний вечер,

Где меж сосен ходили с тобой…

Заметает следы наши ветер —

Твой, а рядом всегда только мой.

Это помнить придется нам вечно,

Раз подарено было судьбой.

Снег весною растает, конечно,

Не растает лишь только любовь».

– Признайся, брат, наверняка она тебя за стихи да песни полюбила, – уверенно предположил Вова после затянувшейся паузы.

– Не знаю, – честно признался Артем, – я и сам не представляю, за что можно полюбить такого избалованного и неприспособленного к жизни парня вообще.

– Помню, каким ты в часть пришел после учебки. Я еще подумал, этому маменькиному сынку тяжеловато придется. А еще сержант, да с высшим образованием! Откуда таких набирают? А сейчас смотрю – заматерел!

– Учителя хорошие были, – усмехнулся Санин.

– Но ведь это на пользу только! Армия – суровая школа, но плохому не научит. Так что невеста твоя только рада будет, когда настоящего мужчину встретит вместо мальчика, которого со слезами провожала.

– А она, напротив, пишет, что боится меня другим увидеть.

– Странно. Это почему же?

– Боится, что взгляды на любовь поменяю.

– Глупость какая! Ты же совершенно точно сказал: все в этом мире меняется, но только не любовь! – и Литовченко с чувством продекламировал, – «Снег весною растает, конечно, не растает лишь только любовь!»

5. Как нужно лечить похмелье

– Можно я попробую? – робко спросил Санин.

– Что? – не сразу понял Жора, так как пауза после того, как Люда положила гитару, сильно затянулась, да еще мытищинские ребята поспешили воспользоваться ею, чтобы наполнить свои стаканы. – Водки? Не советую, дружище. Мешать нельзя. Утром голова болеть будет. Начал с вина – его и пей.

– Я, в смысле, на гитаре…

– Серьезно? А умеешь? Не можно, а нужно! – воодушевился Жора. – Друзья мои, оказывается и среди нашей мужской половины не перевелись таланты. Попросим, товарищи, попросим!

– Давай, Артем! – подбадривали и остальные.

И Санин сначала тихо, затем более уверенно, чувствуя, что его внимательно слушают, запел детскую романтическую песню про летучего голландца, которую сочинил когда-то под впечатлением прочитанной не то энциклопедической, не то просто газетной статьи. Его летучий голландец, как и всемерно известный, также таинственным образом появлялся и исчезал на океанских просторах, но, в отличие от традиционного, предвестником гибели ни для кого не являлся, а просто олицетворял одиночество и отчаянную грусть, так свойственную в этом возрасте романтическим натурам вроде Санина. Все абитуриенты были ровесниками, а потому не удивительно, что слушали песню затаив дыхание.

– Ну, ты, старик, даешь! – под одобрительные возгласы присутствующих восторженно воскликнул Жора, когда прощальный звук струны растворился в легкой дымке догорающего костра. – Артист! А ну, давай еще!

– И, вправду, Артем, спой еще что-нибудь! – поддержали остальные.

Артем не стал ломаться, тем более что под воздействием выпитого вина, он чувствовал в себе какой-то ранее неведомый прилив энергии, позволяющий вести себя раскованней и уверенней, отчего песни звучали легко и свободно, будто он пел их не на публике, а в полном одиночестве сам для себя. Следующую, чтобы не утомлять друзей однообразием, он спел веселую, хоть и несколько глуповатую песенку про робота, который влюбился в стиральную машину, а закончил дворовым хитом про корриду, больше всего понравившуюся девушкам. Люда даже выразила желание непременно включить ее в свой репертуар.