Счастливое время романтиков. СССР. Москва. Общежитие

Счастливое время романтиков
Александр Вячеславович Кичигин

Эта книга о таких вечных человеческих ценностях, как любовь и дружба, о жизни и чаяниях советских студентов последних лет, так называемой, «Эпохи застоя». Были ли они действительно мрачными и «застойными»? Насколько счастливыми чувствовали себя тогда молодые люди? Чем они отличались от нынешних? Как жили и к чему стремились наши матери и отцы? На эти и другие вопросы автор не дает прямого ответа, предлагая сделать это самим читателям.

Счастливое время романтиков

Александр Вячеславович Кичигин

Корректор Наталья Викторовна Ковнер

© Александр Вячеславович Кичигин, 2021

ISBN 978-5-0055-5811-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Счастливое время романтиков»

(Повесть)

Моей горячо любимой жене

и всем советским студентам начала восьмидесятых посвящается.

1. Санин сжигает любовные письма

Апрель 1986 года в Чехословакии скорее напоминал российский май, когда деревья почти полностью покрылись зеленью, радостно щебетала пестрая летающая живность, а яркое солнце согревало не только ухоженную забугорную землю, но и сердца солдат ограниченного контингента советских войск, особенно тех, кто покидал эту гостеприимную страну по окончанию срочной службы.

В штабном здании одной из таких воинских частей, напоминающем скорее средневековый замок, сержант Артем Санин в специальной топке для уничтожения секретной документации сжигал личные письма. Их было невероятно много – заполненный почти наполовину огромный бумажный мешок. Периодически, прежде чем бросить очередную пачку в огонь, он медленно раскрывал случайный пакет, не без грусти читал отдельные строки, после чего расстроенно бросал письмо в печку. Впрочем, по его лицу было видно, что, не смотря на очевидное расстройство по этому поводу, фатальной грусти он не испытывал, ибо впереди жизнь обещала нечто большее, чем эти драгоценные строки.

– И не жалко? – неожиданно услышал Санин за спиной чей-то знакомый голос.

– Переживу, – грустно отреагировал он, узнавая друга по штабной работе – писаря секретной части Литовченко Вову, – скоро ведь вживую увидимся.

– Завидую чистой завистью. Сразу видно – девушка достойная. Каждый день писала!

– Я тоже каждый день. Вот и приходится долго уничтожать. И все же ты прав, дружище, – жаль, что уже больше никогда не прочитаю… И какой козел запретил личную переписку с собой на дембель забирать? Наверняка кто-то из вашей братии – «секретчиков»! А что в них секретного?

– Ну, брат, тут ты не прав, – обиженно засопел Литовченко, – откуда известно, что в каком-нибудь из конвертиков секретная бумажка не завалялась? Тебе через государственную границу лететь, контроль проходить. Или, думаешь, у погранцов время есть на чтение твоего любовного романа? Да и зачем он нужен, если конец счастливый? Вот у меня другое дело. Моя первые полгода такие письма писала, что вся рота от умиления рыдала, а потом бросила как пса подзаборного. Теперь и возвращаться не хочется…

– Потому и решил прапором остаться?

– А что плохого? Не старшиной же роты – начальником склада! – Вова многозначительно поднял вверх указательный палец.

– И как тебе удалось? Остальных же завернули… – усмехнулся Санин.

– Вызвали нас всех под густые седые брови какого-то служаки-маразматика, он и начал вопросы каверзные каждому закидывать. Кому что. Одного спрашивает: «Сынок, небось, в армии лучше кормят, чем у мамки?» Солдат, конечно, подвоха не понял, побоялся службу хаять, ну и ляпнул: «Так точно, тащ полковник!» «Брехун, – махнул тот рукой, – нашей доблестной армии такие ни к чему». И следующего, мотострелка: «Тяжело служить, солдат, в пехоте?» «Тяжеловато, тащ полковник», – начистоту отвечает тот. «Что, не научился стойко переносить тяготы армейской службы? Хлюпики нам не нужны – отставить!» Следующего спрашивает: «Кем будешь?» «Начальником столовой». «Вам бы только поближе к кухне да к складу – вон отсюда!» «А ты, сынок, долго собираешься служить?» «Согласно контракту – пять лет!» «Временщиков тут и так хватает – вон пошел!» И идет так по цепочке, всех словно шашкой рубит, хотя нас до этого чуть ли не на коленях уговаривали в прапора податься… А я стою последним в шеренге и вовсе не знаю что плести – и на начальника склада учился, и всего на один срок подписывался… Да мало ли что еще ему в голову спросить придет?! К счастью, пока до меня очередь дошла, вопросы повторяться начали – вояка все же, не профессор какой-нибудь. «Сколько собираешься служить, бравый ефрейтор?» Набрал я полные легкие воздуха, изобразил на лице небывалую доблесть и выпалил так, что сам испугался: «Служить буду до конца! – а мысленно добавил, – контракта…» «Наш человек!» – обрадовался полковник, и меня оставили.

– Ловкий ты парень, Вова, – усмехнулся Артем, – далеко пойдешь, как у нас в институте о таких предприимчивых студентах говорили.

– Почему предприимчивых? – сделал вид, что обиделся, Литовченко. – Находчивых!

– Ну, или так, – согласился Санин.

– Я вот тебя не понимаю: институт столичный имеешь, специальность подходящая – инженер сферы услуг, курсы офицерские закончил, а от заманчивого предложения начальника прачечной отказался! Капитанская должность!

– Армия – это не мое, Вова. Я человек сугубо мирный, гражданский.

– Да какая армия! – еще больше кипятился Литовченко. – Сидел бы себе на простынях да портянках, командовал офицерскими женами-прачками и двойной оклад получал лет пять до замены. Мне бы так жить! Тем более что в подчинении техник-прапорщик, сержант и четыре солдата. Можно вообще на территорию части заходить только на общий развод, да еще когда начальник штаба с тобой, любимчиком, за бутылкой муляки[1 - Муляка – так военнослужащие называли в Чехословакии недорогое плодовоягодное вино местного производства (здесь и далее примечания автора).] посидеть захочет, чтобы ты потом его до дома дотащил… Что ни говори, а портят институты хлопцев. Вот, если бы ты сразу после школы в армию пошел…

И Санин под немного потрескивающий и успокаивающий огонь своеобразного камина невольно начал вспоминать события семилетней давности, когда впервые прибыл из маленького провинциального городка в столицу – этот новый для него чужой огромный мир радужных надежд и соблазнов.

2. Абитуриенты

Поезд прибыл в Москву ранним июльским утром 1979 года, и вид уже самого вокзала привел провинциального молодого человека в неописуемый восторг. До этого он уже бывал в столице на свадьбе сестры Веры, тогда еще студентки, а теперь являющейся полноправной москвичкой. Соответственно присмотр за младшим братом теперь полностью ложился на ее плечи и начинался прямо с перрона Курского вокзала, куда ее покладистый муж Олег прибыл к приходу поезда. Его помощь заключалась не столько в работе грузчика при переноске тяжелых сумок с традиционными деревенскими соленьями, сколько в опасении, что провинциальный младший брат рискует легко заблудиться в непривычных просторах цивилизации.

Искренне обрадовавшись приезду родственника, Олег привычно взвалил на себя неподъемный рюкзак, подхватил сумки, оставив Артема чуть ли не с пустыми руками, и с ловкой поспешностью, свойственной исключительно столичным жителям, рванул на привокзальную площадь в поисках такси. При этом на настойчивые предложения парня поделить ношу хотя бы поровну, отвечал, как понял впоследствии Артем, одой из своих любимых фраз работника торговли, коим являлся, «своя ноша не тянет».

Сестра Вера, хотя и славилась непростым, порой даже тяжелым характером, по натуре была очень заботливой до навязчивости хозяйкой, поэтому встретила брата приветливо, при этом сразу давая понять, что ни на какие вольности свободной и независимой жизни под ее присмотром рассчитывать он не сможет. Чуть ли не насильно накормила вкусным завтраком, поселила в отдельной комнате, разложила вещи и долго вводила в курс дела по поводу проживания в столице, городе соблазнов и опасных для провинциальных жителей непредвиденных ситуаций.

– На время поступления жить у меня будешь, – голосом, не допускающим возражений, тут же заявила она, лишь для порядка поставив в известность мужа, – правда, Олег?

– Конечно, – охотно согласился тот.

– Мне говорили, что в институте предоставят место в общежитии, – несмело возразил Артем.

– Знаю я эти общежития, – возразила Вера, – за один день курить и по девкам бегать научат! А кормиться? У меня будешь как кот на молокозаводе. Вот когда поступишь – тогда и будет тебе общежитие. Когда документы сдать нужно?

– Завтра.

– Вместе поедем.

– Ну, уж нет! – решительно возразил Артем. – Еще маменьким сынком прослыть не хватало!

– Ну, хорошо, только жить все равно у меня будешь на время экзаменов, хотя от общежития не отказывайся – будет хоть вещи где сложить.

Московский инженерно-технологический институт, куда Санин собирался поступать располагался не в самой столице, но и не так далеко за ее пределами. Тщательно проинструктированный сестрой, кое-как добравшись на метро до Ярославского вокзала и найдя нужную электричку, уже минут через сорок он вышел на доселе незнакомой платформе «Масловская». По скрупулёзному плану, предоставленному Верой, также без труда минут за пятнадцать добрался до главного корпуса института.

Приятно поразило то, что институт располагался в одном из самых живописных мест Подмосковья – поселке Масловка. Окруженные почти со всех сторон хвойным лесным массивом симпатичные частные домики и просто дачи чем-то отдаленно напоминали родной провинциальный городок, а пересекающая его не очень широкая, но вполне пригодная для купания река Клязьма так дополняла царящий вокруг уют и умиротворение, что, казалось, только ради этого стоило учиться в этом вузе. Наверное, поэтому по дороге к институту Санину попадались лишь счастливые лица студентов (или абитуриентов), и он шел и также непринужденно улыбался, словно в душе уже присоединился к этому необычному молодому братству, о чем в ту пору мечтал почти каждый молодой человек.

Когда при сдаче документов Санина спросили, нуждается ли он на время вступительных экзаменов в общежитии, он поспешил утвердительно кивнуть головой и, зажав в руке крохотную бумажку, именуемую новым для него словом «ордер», сразу же направился разыскивать общежитие под номером 4, где ему без каких-либо проволочек было выделено койко-место.

Язык, как водится, довел его до небольшого трехэтажного кирпичного здания, сидевшая на вахте которого бабушка со строгим лицом, изучив официальную бумажку с печатью, отправила по коридору налево в комнату №8 на первом этаже. При этом она не забыла наскоро озвучить нехитрые правила проживания, из которых запомнились лишь самые важные: не пить, не курить, посторонних не водить и главное – вовремя возвращаться на ночлег. В противном случае грозило не только выселение, но и отчисление из института, куда Санин только собирался поступать. Все эти ограничения, как выяснилось позже, имели лишь декларативный характер, ибо управиться с бесшабашной многочисленной абитуриентской шайкой под силу было разве что взводу десантников либо паре подобных бабушек-вахтерш с мокрыми тряпками. Впрочем, первых поблизости не наблюдалось, а бабушки-вахтерши не смотря на внешнюю суровость, в глубине души, конечно же, всегда оставались сердобольными и покладистыми, как бы не вели себя в общежитии их неразумные чада.

Вежливо постучав в обшарпанную деревянную дверь вышеназванной комнаты, Санин не услышал разрешения войти, а потому попытался сделать это громче, отчего дверь, не выдержав даже легкого толчка, распахнулась самостоятельно, раскрыв взору незадачливого абитуриента весьма необычную картину. Он ведь ожидал увидеть пару-тройку озабоченных повторением полученных в школе знаний таких же абитуриентов, готовящихся к поступлению, а вместо этого удивленно узрел целую толпу молодых людей разного пола, которые занимались чем угодно, но только не вгрызанием в гранит науки. Эта многочисленная разношерстная бесшабашная публика, занимая все столы, стулья и даже кровати, которых Санин насчитал всего четыре, галдели так громко, что ничего удивительного в том, что никто не услышал его стука, не было. Как позже Артем понял, стучать в дверь комнаты №8 считалось дурным тоном и, чтобы попасть внутрь, достаточно было слегка толкнуть ее рукой или ногой – замок закрывался только на ночь. Он вообще удивился, что его, хоть и не сразу, но заметили, мало-помалу прекратили разговоры, после чего без тени удивления, а скорее доброжелательно, поинтересовались целью визита.

– Да вот, ордер мне сюда дали… – растерянно пролепетал Артем.

– Дали – значит, будешь жить, – после непродолжительной паузы, успокоил его рыжий симпатичный парень славянской наружности с едва заметным южным акцентом.