Ататюрк: особое предназначение

Встревоженный фон Сандерс сразу же дал ему еще два полка, и пусть таким образом, но Кемаль все же стал командиром уже реально существовавшей Девятнадцатой дивизии.

Но радовался он рано, поскольку один из полков почти полностью состоял из… не желавших воевать арабов!

Он потребовал заменить их на турок и получил твердый отказ.

Кемаль был взбешен: ни арабы, ни стоявшие на всех ключевых позициях немецкие офицеры не внушали ему доверия.

И он даже не сомневался в том, что никто из этих в общем-то случайных людей не будет драться по-настоящему.

И не ошибся.

Уже на следующий день арабы покинули позиции, и он оказался в критической ситуации.

Но даже сейчас его солдаты стояли насмерть, и ему не только удалось отстоять свои позиции, но и провести успешную контратаку.

За этот подвиг многие бойцы получили награды, а сам Кемаль был награжден орденом.

Однако ни полученный им орден, ни прекрасно организованная оборона не гарантировали ему хорошего отношения со стороны невзлюбившего его командующего.

Не думал заискивать перед ним и сам Кемаль, и когда Лиман фон Сандерс решил усилить контроль над непокорным подполковником и заменить его начальника штаба на одного из своих офицеров, разразился самый настоящий скандал.

Кемаль не шел ни на какие компромиссы, и, дабы наказать его, немцы просто-напросто перестали обращать внимание на его требования усилить занимаемую его дивизией позицию.

Не помогли и его многочисленные рапорты в военное министерство и генеральный штаб с царившими в них неразберихой и интригами.

И тогда Кемаль обратился к Энверу.

«Как я уже ранее докладывал Вам, – писал он в шифровке, – оборона порученного мне участка имеет важное значение.

Однако Лиман фон Сандерс даже не потрудился как следует ознакомиться с ситуацией.

В результате чего диспозиции сильно ослаблены и противник легко может прорвать их.

Союзники уже высадили на самом слабом направлении четыре бригады.

Но когда я предложил командующему опередить противника и провести контратаку, тот отказался, позволив тем самым противнику наращивать силы.

Все наши неуспехи я объясняю только непониманием обстановки и полным невежеством немецкого штаба.

Я убедительно прошу Вас не уповать на военное мышление немецких специалистов во главе с фон Сандерсом и очень надеюсь на то, что Вы приедете к нам и на месте разберетесь с требованиями обстановки!»

В ожидании Энвера фон Сандерс попытался надавить на строптивого комдива с помощью известного османского генерала, но тот наотрез отказался.

– Всеми нашими успехами в обороне, – заявил он, – мы обязаны героизму Кемаля и его людей!

Тогда немецкий генерал пошел на откровенную подлость и накануне приезда Энвера приказал Кемалю провести задуманную им контратаку… одному.

И тому не оставалось ничего другого, как ввязаться в тяжелейший бой и потерпеть неудачу.

Явившийся в сопровождении подполковника Исмета и целой свиты блестящих адъютантов Энвер в довольно жесткой форме приказал ему не заниматься самодеятельностью и исполнять приказы фон Сандерса.

А чтобы еще сильнее унизить Кемаля, он устроил ему публичную порку.

Выстроив подчиненные ему полки, Энвер произнес пламенную речь, в которой благодарил солдат за храбрость и всю вину за неудавшуюся контратаку свалил на их командира.

И хотя всем было ясно, кто являлся истинным виновником поражения, никто не осмелился возразить всесильному диктатору.

Никто, кроме самого Кемаля, у которого лопнуло его и без того небесконечное терпение.

Взбешенный подлостью немцев и упрямством Энвера, он ответил дерзостью, и кто знает, чем бы закончились их препирательства, если бы противник снова не пошел в наступление.

На этот раз атаки продолжались несколько суток, и только ценой неимоверного мужества и огромных потерь Кемалю удалось выстоять в этом кромешном аду.

И каково же было его удивление, когда он совершенно неожиданно для себя получил из рук фон Сандерса… Железный крест.

И кто знает, не стремился ли тот, представляя своего неуправляемого полковника к этой награде, не только поощрить Кемаля, но и в какой-то степени подкупить его.

Но куда там!

Кемаль по-прежнему доверял только своим людям, да и не могло у него быть никаких компромиссов после той бездарной контратаки, в которой погибло столько его солдат.

Противник успокоился всего на два дня, и за это время Кемаль сумел похоронить погибших.

Похороны произвели тягостное впечатление на его бойцов, но когда уже на следующий день Кемаль пошел в контратаку и с ходу завладел важной высотой, он с радостью убедился в том, что боевой дух его верных «мехметчиков», как стали называть турецких солдат, не сломлен!

«С тех самых пор, – писал он своей обожаемой Корине, – как удача стала сопутствовать мне, я твердо верю в то, что она больше никогда не отвернется от меня!

И не надо удивляться тому, что мое имя еще мало кому известно.

Да, я получил звание полковника, еще одну медаль от султана и орден Святого Александра от болгар, но тем не менее предпочитаю прославлять своих солдат!

И вы должны знать, что именно ваш друг руководит теми самыми битвами, в которых турецкие воины покрывают себя славой!

И на мое счастье, мои солдаты куда храбрее и настойчивее врага.

Но самое удивительное заключается в том, что их внутренняя вера настолько велика, что они с легкостью исполняют самые жестокие приказы, посылающие их на верную смерть.

И на это у них есть две причины: вера в победу и оправданное мученичество. Они верят в то, что после смерти гурии будут вечно ублажать их!»

Он много писал Корине и в беседах с ней видел не только отдушину от страшного нервного и физического напряжения.

Через свою вхожую во многие дома подругу он хотел как можно больше знать о раскладе политических сил в столице и царившей там атмосфере.

Несмотря на все свои трения с Энвером, он не оставил надежды на восхождение, и трамплином на самый верх должен был стать тот самый Галлиполийский полуостров, который он так отчаянно защищал.

И конечно, он очень надеялся на то, что уже очень скоро благодарная столица будет встречать его после победы над Союзниками точно так же, как совсем еще недавно она встречала Энвера.

И, говоря откровенно, он был достоин такой встречи.