1985, или Полевой сезон

Захар насторожился.

– Ты ему про украденную лодку ничего не говорил?

– Может что и говорил, разве ж я помню? Мы не один раз до утра бухали. А по пьянке я за себя не отвечаю.

Они уже приближались к лагерю, когда Никита снова заговорил:

– Про Юлю кое-что хотел рассказать.

– Валяй!

– Позавчера вечером, как обычно, собрались все за столом, пили, болтали. Юля с нами тоже сидела.

– Пила?

– А что ж ей без тебя остаётся делать? Ну… я того, перебрал и уполз в свою палатку. Потом просыпаюсь – затошнило сильно. Вылез проблеваться. Смотрю, за столом уже никого нет, а Юля с Андрюхой стоят у за палатками и о чём-то спорят. Потом он её стал в лес тянуть. Я напрягся и, крадучись, за ними. А дальше – кино! Андрюха полез было целоваться, а она ему хрясть ладонью по лицу! Потом вернулась в палатку и полог зашнуровала. Так что, Одиссей, твоя Пенелопа вела себя хорошо.

Дошли до лагеря уже по темноте. Подбежал Рекс, громко залаял и лизнул в руку. Игорь и Ираида, сидя за столом, играли перед горевшей свечой в карты. Юля возилась у костра, над которым висел чёрный от копоти котелок. Увидев мужа, она вытерла руки и пошла ему навстречу.

За ужином Захар обрисовал ситуацию. Эхолот есть, но он ненадёжный. Катера нет и неизвестно, будет ли. Поэтому вся надежда на ручной лот. Моторной лодки тоже нет. Завтра-послезавтра придётся арендовать в посёлке другую моторку, сделать грунтовую съёмку и перебраться на северную часть объекта, в долину Унахи.

– Не забудь, что в конце августа заканчивается моя практика, – напомнила Ираида.

– Я помню. Всё под контролем.

Оставшись наедине с Юлей, он никак не мог подобрать нужных слов. В зыбком свете свечи она, смотрясь в зеркало, расчёсывала отросшие волосы. Застегнув полог палатки, он нерешительно посмотрел на жену.

– Ты в порядке?

– Да, всё нормально. Не скучал в Чите?

– Скучал. По тебе.

Он погасил свечу, разделся и залез в спальник.

– Иди ко мне, Юльчик.

Устав от тесноты, они, каждый в своём спальном мешке, закурили.

– Тебя никто тут не обижал? – как бы невзначай спросил Захар.

– Нет, не волнуйся… – Она с минуту поколебалась. – Я поссорилась с Андреем. Ты ведь не всё про него знаешь.

– Я знаю только то, что ты мне рассказала. Что он – твоя первая любовь и твой первый мужчина. Что-нибудь ещё?

– Насчёт любви не уверена, я в школе не один раз влюблялась. Но до него всё было как-то по-детски, а с ним… Я сразу поняла, что он положил на меня глаз, и мне это нравилось. А потом… он меня изнасиловал.

Он резко развернулся и, опёршись на локоть, посмотрел на Юлю. В темноте её лица не было видно, но после глубокой затяжки кончик горящей сигареты осветил скатившуюся по щеке слезу.

– Ты обращалась в милицию?

– Нет. Кто бы мне поверил? Я ведь, как последняя дура, пришла к нему вечером в гости. Забудь про это. Было и прошло.

– Юля, я тебя люблю. Всё будет хорошо. Ого, уже час ночи! Давай спать.

Ночью его разбудили звуки жутковатых песнопений. Он откинул полог палатки и осторожно вышел на пустынный берег. В серебристом свете зависшего над лесом месяца небольшими группами сидели обнажённые мужчины в облачениях из белых перьев. Они смотрели на месяц и, будто в трансе, повторяли одну и ту же заунывную мелодию. Над поляной стелился плотный дым от полыхавшего костра, в который высохшая седая женщина небольшими порциями подбрасывала свежесорванную траву. К вышедшему Захару тут же подбежали и упали ниц три молодые смуглые девушки. Смутившись, он попросил их подняться на ноги. Все трое были маленького роста, с чёрными волосами и обнажёнными грудями, но в коричневых набедренных повязках.

– Всё готово, господин! – склонившись в поклоне, почтительно произнесла самая старшая на вид девушка, чем-то неуловимым напомнившая ему Юлю. Она уверенно взяла его за руку и повела к свежему пню, белевшему в центре поляны, рядом с костром.

– Погоди! – удивлённо вскрикнул он, – Зея изменила цвет… Почему река такая мутная?

– Зея? – удивилась девушка. – Но это Амазонка! Ты забыл про индейцев ава, мудрый белый господин?

Увидев ползущую к нему анаконду, Захар в ужасе отшатнулся, но змея подняла изящную головку и дружелюбно шевельнула языком. Песнопения стали громче. Девушки, сложив руки рупором, на все лады распевали благословения и кружились вокруг Захара в стремительном танце. Голова его закружилась, и он упал без чувств. Девушка, похожая на Юлю, принялась хлестать его по щекам и испуганно кричать:

– Захар, почему ты стонешь? Тебе плохо?

Через два дня Захар арендовал моторную лодку у местного жителя, собравшегося в отпуск на Большую землю. Это была старая «Казанка» с рассыпающимся на части мотором «Привет», но выбирать не приходилось. Пока Никита возился с мотором и добывал бензин, Захар решал очередную производственную проблему. По инструкции, после измерения глубин требовалось выполнить грунтовую съёмку. Задача была абсурдной, потому что, за исключением старого русла Зеи, открытым грунтом под водой и не пахло. Дном водохранилища служили затопленная тайга и брошенные сельхозугодья. Но с инструкцией не поспоришь. Грунтозаборника не было и в помине. Захар долго размышлял и, наконец, нашёл решение. На поселковой свалке он нашёл длинную и толстую металлическую трубу. Обрезав её на базе партии сварочным аппаратом, он оставил кусок длиной с полметра, один конец которого наглухо заварил железным кругляшком, а другой сделал зубчатым. В серёдке по бокам приварил небольшой кронштейн. Получился топорный, но рабочий грунтозаборник, который прикрепили к металлическому тросу ручного лота вместо снятой гири, и тут же испытали. В воду грунтозаборник покружался зубьями вниз. Достигнув «дна», устройство захватывало часть «грунта» – чаще всего кусочки затопленных деревьев, – а при подъёме переворачивалось кверху зубьями.

Таким макаром они выполнили грунтовую съёмку в окрестностях Берегового. Это была, конечно, полная туфта, но она полностью соответствовала дурацкому техническому заданию.

В один из самых жарких солнечных дней Никита высадил Захара с Юлей на песчаном берегу, километрах в пяти от лагеря, и уехал проверять сети в соседний залив. Вокруг не было ни души, поэтому они сразу же ощутили себя первобытными людьми – с погонями друг за другом, плясками вокруг костра и дикой животной страстью на горячем песке.

Вечером, накануне своего отъезда, Ираида сварила уху и выставила на стол две бутылки добытого в посёлке болгарского вина. Практиканткой она была бездеятельной, даже ленивой, но расставаться всё равно было грустно. Острая на язык, она не давала зачахнуть их ежевечерним разговорам. Сегодня обсуждали, что в Советском Союзе лучше, чем в Америке. По очереди называли космос, отсутствие безработицы, образование, водку, женщин… Всё было подвергнуто критике беспощадной Ираидой. Когда Игорь неуверенно назвал бесплатную медицину, её передёрнуло.

– Ну… эту песню программа «Время» нам каждый день впаривает… Ты ни разу не лежал в больничном коридоре? А мне приходилось. Но это что! Вот моя старшая сестра в прошлом году рожала, у нас в области, так это тихий ужас. Извините за подробности, но без них будет непонятно. Так вот, её первым делом раздели догола и побрили ржавой бритвой, хотя она при этом орала благим матом. Больше суток почему-то не кормили. Она дала няньке денег и попросила купить ей хоть чего-нибудь поесть. Кровать без простыни, с клеёнкой. Рожала часов десять, врач подходил пару раз, каждый раз щипая няньку за задницу. Страшнее этих родов она ничего в жизни не видела.

– Какие-то страхи ты рассказываешь. Может, это был исключительный случай? – не поверила Юля.

– Не знаю, – призналась Ираида. – Говорю, что сама слышала. Но сильно сомневаюсь, что такое могло бы произойти в Америке.

Была ещё одна причина, по которой Захар жалел об отъезде Ираиды. Он снисходительно относился к её якобы лености. Никакая это не леность, а прагматизм и принципиальность. Зачем студентке-практикантке напрягаться там, где это никак не связано с её практикой? Чему вообще она могла научиться у него, Захара? Варить уху? Мыть посуду? Пользоваться теодолитом? Она с ним работает не хуже профессионального геодезиста. Девушка приехала заниматься делом, а попала в полный бардак, с которым не смог справиться даже такой опытный полевик, как Петрович.

Острый же её язык объяснялся тем, что Ираида откровенно не любила и при первой же возможности высмеивала советскую власть. Это выяснилось сразу же после их приезда на Зею, когда студентка спросила Захара, читал ли он роман Оруэлла «1984». Он, конечно же, много слышал об этой запрещённой в СССР книге, но в студенческие годы найти её так и не смог. В один из долгих вечеров, когда они допоздна засиделись за столом после ужина, Ираида подробно пересказала ему содержание романа. Она ничего не комментировала и ни к чему не призывала, только попросила:

– Теперь посмотри вокруг. В масштабах всей страны, конечно. И обрати внимание, что книга называется «1984», а на календаре сейчас 1985-й год. То есть книга – про нас, нынешних.

– Про нынешних? Это похоже, скорее, на сталинские годы. Хотя, по большому счёту…

Роман надо будет обязательно найти и прочитать. Но даже в коротком пересказе он поражал совпадениями. С тоталитаризмом, только хрущёвско-брежневской, карикатурной модели, Захар родился и вырос. Старший Брат? Он, скорее всего, списан со Сталина, который давно умер, ну так теперь Старшим Братом стала вся компартия. Двухминутки ненависти – да у нас по телевизору проклятых капиталистов не двухминутками, а часами ругают. К двоемыслию все давно привыкли. Говорим одно, а думаем другое. «Кто управляет прошлым, тот управляет будущим» – и тут мало что изменилось.

Захар никогда не был антисоветчиком. Со школьных лет он усвоил, что «советское» значит самое лучшее. Но в последние годы, особенно после окончания института, когда он столкнулся с реальной жизнью и понюхал пороха, эта детская вера стала рушиться на глазах. Ему требовалось время, чтобы переварить всё услышанное от Ираиды. Пока что он больше скользил по поверхности, искал личные аналогии. Было лестно сравнивать себя с главным героем Уинстоном. Ведь он и сам не верил в партийные лозунги и идеологию, не говоря уже о заклинаниях об «уме, чести и совести» КПСС. Запомнилась также формальная жена Уинстона Кэтрин, с которой он, кажется, не был разведён. Как там Ираида о ней рассказывала? Внешне привлекательное, «самое глупое существо», с которым Уинстон когда-либо был знаком… Что-то тут есть от Алины! Только Алина, которую он в сердцах называл иногда дурой, вряд ли была глупым существом. Но больше всего Захара поразило имя любимой девушки Уинстона – Джулия. Да ведь это его Юля! О том, что в отличие от них с Юлей, Уинстон и Джулия решили вступить в борьбу с всесильной диктатурой, Захар ещё не знал.

Ночью дул сильный ветер. Вода шуршала о прибрежный песок, раскатисто кряхтела и жалобно стонала. Ничуть не хуже «Соляриса» Станислава Лема, живший своей жизнью рукотворный водоём воздействовал на подсознание обитателей лагеря, направлял их мысли и порождал тревожные сны.

Место Ираиды заняла Вера Батуева, молоденькая буряточка, вызванная Петровичем из экспедиции. Спокойная и молчаливая, она одним своим присутствием сглаживала острые ситуации. Бригада переехала в северо-западную часть водохранилища, где в широком устье реки Унахи, нёсшей свои воды с далёкого Станового хребта, Захар присмотрел место для лагеря. Имущество, людей и подросшего Рекса за несколько ходок перевезли на моторной лодке.

Последняя ходка чуть не закончилась трагически. Захар оставил Никиту с Верой на Унахе, попросив их как можно быстрее поставить палатки. Начинался шторм, поэтому надо было торопиться. Сам он вернулся на лодке в старый лагерь и забрал дожидавшуюся его с остатками имущества Юлю. Обратно ехали против ветра, нагнавшего крутую волну. Мутно-серое небо вплотную приблизилось к воде, белые гребешки волн разбивались о нос мчавшейся вперёд «Казанки». Из-за клочьев тумана, начавших закрывать берег, они едва не проскочили мимо нового лагеря. Если бы дохлый «Привет» заглох, лодка бы наверняка перевернулась. Всё закончилось благополучно, но на них не было сухого места.