Млечные истории – I

– И далеко бы не дошло. И неясно, что за динозавры появились бы после. К чему вела докембрийская эволюция нам, увы, не постигнуть. Вы ту линию собственноручно перебили, – Анант Батлер тоже дружелюбно подшутил, посмотрев на генерального секретаря.

– Разогнал местную самодеятельность, – подхватил тот.

– Эта самодеятельность три миллиарда лет на Земле пыталась какое-то произведение сотворить. Так ничего толком и не вышло. До червячков и водорослей только смоглось. А потом вы явились с Кембрийской бомбой в чемодане.

Все дружно засмеялись.

– Зато видите, как всё хорошо в итоге развернулось. Ещё пятьсот сорок миллионов лет к тем трём миллиардам, и вот вам, пожалуйста. Средоточие живого в шарике размером с горошину обернулось кладезем жизни на огромном шаре-планете. Качественный был продукт. Я плохого не сотворю. Упс! Надо осторожней, а то опять по плечу похлопают, – генеральный секретарь подыграл себе, быстро обернувшись к дверям лифта.

Снова дружный смех.

Индикация в кабине отбросила двадцать пятый этаж.

– Да уж. У всего живого, что мы видим вокруг, кембрийские корни. В наше время, насколько я знаю, из докембрийского на Земле одни окаменелости в наличии, – Анант Батлер закончил смеяться и повернулся к прозрачной стенке лифта. Понравилось ему разглядывать с высоты внутренний двор, ещё когда на пятидесятый этаж поднимался. Руки заложил за спину и, когда говорил, мелко кивал головой.

– Интересно было бы знать, кто к нам эту Кембрийскую бомбу закинул, в случае если эта гипотеза верна. Живы ли они? Хотя бы из какого района звёздного неба прилетело?

– Так что ж ты… во сне-то не спросил? – жена повернулась к мужу.

– Да что-то не сообразил. Надо было как-нибудь скрытыми намёками у них выпытать. Но только так, чтоб не заподозрили чего за мной!

Жена и муж посмеялись теперь вдвоём. Анант Батлер тоже улыбнулся последней шутке, только не оборачиваясь.

Муж обхватил жену за талию и нежно притянул к себе. Тестостерон в голове стал заманчиво предлагать пустить руку с талии сёрфинговать в район ниже спины, но интеллигентность и всё-таки статус, никогда никуда не пропадавшие, настоятельно рекомендовали оставить эту затею до более подходящих обстоятельств.

– Интересным фактом является ещё и то, – снова заговорил Анант Батлер, продолжая смотреть на внутренний двор, – что наша «Икра Жизни», которую сегодня запускаем, рассчитана на те же приблизительные пятьсот миллионов лет в земном исчислении. И это совсем не специально получается! Имеется масса причин, по которым эволюцию – от икринок до момента появления человека – не ускорить, скажем, до трёхсот миллионов лет… или до четырёхсот. Быстрее не получится. Тем планетам, куда сегодня запускаем, нужно успеть природой полностью покрыться. Что толку, если взять, к примеру, «каждой твари по паре» и закинуть их на планеты, где кроме воды ничего нет. Они там просто передохнут, и все дела. Поэтому необходимо потихонечку двигаться до пышных лесов, полных зверья, морей с рыбой и прочими «морепродуктами» и до человека разумного с его столь сложным мозгом. Органические осадки должны отложиться, перебродить и спрессоваться. Это тоже сотни миллионов лет. Технического прогресса не будет без угля и нефти. Эволюция – это мероприятие комплексное. И чтоб пройти весь этот путь, хочешь не хочешь, а около пятьсот миллионов лет потребуется. То есть как закономерность, почти константа. Оптимальное количество времени.

– Да уж, действительно интересный факт, – прозвучало ещё одно женское удивление.

Лифт приятно для ушей предупредил о приближении к уровню поверхности земли.

– Как с числом Пи, – генеральный секретарь, приводя сравнение, коснулся указательным пальцем кончика носа жены. – Люди раньше не знали, сколько в длине окружности её диаметров. Как-то раз дошло дело, подсчитали. Получилось три с небольшим. Но это число ведь не изменить. Ни увеличить, ни уменьшить. Оно на любой планете, в любой части галактики равно именно этому значению.

Индикация, перескочив через ноль, ушла в минус.

– Не очень-то корректное сравнение, – поправил учёный. – Число Пи не изменить, а продолжительность эволюции может скакать в обе стороны на десятки миллионов лет в зависимости от условий. И если скорость эволюции засекать до времени появления человека, то та граница, с которой можно начинать называть гоминида человеком, будет размыта на сотню тысяч лет.

Лифт мягко остановился, индикация показывала второй уровень с отрицательным знаком.

– Согласен. Неудачное сравнение. Беру свои слова обратно.

– А этот путь к человеку, как и положено, через обезьян? – женщина адресовала свой вопрос обоим мужчинам.

Двери открылись. За дверями подземный паркинг (в который на лифтах можно попасть лишь с сорок девятого, пятидесятого и пятьдесят первого этажей). Вышли из лифта. В данное время стоянка была почти пустой – и двух десятков машин не наберётся.

– Через них, родимых, – выдохнул Анант Батлер, оглядываясь по сторонам. И сразу обусловил: – Если под обезьянами объединить много кого.

Генеральный секретарь с женой одновременно посмотрели на учёного.

– И человек, и обезьяны произошли от предка, который тоже был обезьяноподобен. Я это хотел сказать.

– Мистер Батлер, нам сюда, – генеральный секретарь указал рукой в сторону, где стояли рядом три белых авто: классический лимузин американского производства, немецкий представитель бизнес-класса и корейская «микро». У всех трёх, кроме изобилующего белого цвета, на задней части кузова присутствовали красочные орнаменты, отличающиеся между собой и типичные для какой-нибудь эпохи или одному из народов мира. Машин с подобной раскраской на стоянке больше не было.

– Вы сами поведёте? – спросил учёный.

– Да. Люблю это дело и даже имею потребность, – генеральный секретарь подошёл к «немцу» с полинезийским орнаментом, что стоял в середине. – Автопилоты пусть будут для общественного транспорта. А такие машины человек должен сам водить. Считаю, все люди делятся на… э-э… тех, кто нервничает за рулём, тех, кто водит машину с нейтральными эмоциями, и тех, кто испытывает от вождения удовольствие. Я из последних. Помимо прочего, для головы полезно. Кто дольше водит автомобиль, тот дольше не стареет. Прошу!

Жена генсека жестом попросила мистера Батлера наклониться к ней ухом:

– У него с пятнадцати лет в пассиве ни единой царапинки, уж не говоря о расколотых бамперах или разбитых фонарях.

Анант Батлер открыл даме дверь на задние сиденья и закрыл после того, как она там разместилась. Сам сел спереди, рядом с водителем. Тут же спросил:

– На двигателе внутреннего сгорания никогда не ездили?

– Знаете, нет. Не довелось. А вы?

– У одного из моих прадедов был отличный экземпляр, тоже немецкий, с которым он не расставался до последнего. Я и вождению на том раритете учился в юности. Случилось так, что и на первое в жизни свидание с девчонкой на нём поехал. Девчонка моей экзотичности тогда не поняла.

– Ну, если бы тот парень, что ухаживал за мной, – прозвучало с задних сидений, при этом жена проделала мужу лёгкий, приятный ногтевой массаж затылка, – приехал ко мне на бензиновой машине, я бы тоже сто раз подумала.

– Женщины, – только одно слово произнёс генеральный секретарь, встретившись взглядом с мистером Батлером, и оба пожали плечами.

Машина с применением заднего хода освободилась от стояночной тоски. Вывернула колёса по направлению к выезду. Резво пробежалась вдоль свободных мест и притормозила у автоматического шлагбаума, который не успел так же резво среагировать. Миновав поворот после выезда со стоянки, нырнула в тоннель, где освещение сразу переключилось в полный режим.

– Вы где с дочерью договорились встретиться? – спросил высокопоставленный водитель.

– Мы с ней первый раз в UN-Сити. Ориентиров в голове нет. Как получится, – ответил учёный.

– Тогда предлагаю ей сейчас сообщить: пусть идёт к мемориалу Нила Армстронга. Не найти его невозможно.

У подножия стоэтажной пирамиды выскочили из недр земных, доехали до первого кольца, повернули на юг, влились в общий поток, который совсем скоро донесёт их до рукава развязки с юго-восточной радиальной улицей.

***

Копия полушария Луны, чуть ли не в половину футбольного поля, массивно выдавалась из земли. Такое впечатление, что вторая половина тоже есть и она вкопана. По сути дела, огромный макет (с подробным рельефом и нанесёнными названиями) первого астрономического объекта, где ступила нога посланника земной цивилизации. На самом верху, на макушке, стоит трёхметровый бронзовый астронавт в скафандре. Конечно же, его не узнать, но и так понятно, что это Нил Армстронг в момент того самого «маленького шага». Левой ногой он «уже» стоит на Луне, правая «пока ещё» на тарелке опоры подразумевающегося лунного модуля; рукой держится за лестницу, которая вместе с опорой уходит вверх ещё на полтора метра, и там конструкция многозначительно обрывается на фоне неба. В вечернее время монумент серебрится в подсветке.

Со стороны третьего кольца к мемориальному комплексу подъехал белый с полинезийскими мотивами автомобиль. Нырнул опять под землю. Через несколько минут, ближе к центральному входу на аллею, что соединяла собой мемориал и ту самую лужайку, где запланировано мероприятие по случаю сегодняшнего запуска, по эскалатору на поверхность выехал Анант Батлер. Встав поблизости, стал озираться по сторонам и заодно разглядывать монумент. Ещё через минуту выехали генеральный секретарь с женой.

– Пойдёмте вон к той скамейке. Она немного в стороне, и вашей дочери будет легче нас увидеть, – предложила женская треть компании.

– Согласен.

– Вы правы, пойдёмте, – ответили мужские две трети.

Бывает, логика совпадает с интуицией.

Народ гулял возле мемориала в количестве больше обычного, ввиду юбилейных празднеств, и Анант Батлер смог близко прочувствовать, что значит популярность. Не на себе, а побыть с ней рядом. Люди оглядывались на главу ООН, улыбались, здоровались, кивали головой. Первая леди тоже не испытывала недостатка во внимании. Но всё чинно и благопристойно, никто не подбегал ради фото, никто не домогался с вопросами и разговорами, и не было тех, кто не знал бы, что автограф можно взять у популярного писателя или знаменитого спортсмена, но никак не у должностного лица высочайшего ранга, которому часто приходится ставить свою подпись на серьёзных документах. Анант Батлер, находясь рядом с известными личностями, во взглядах, обращённых на себя читал лишь: «Кто это?»