Подошли к скамейке. Здесь действительно было более уединённо. Сели. Дама в середине.
– Красивый вид! – восхитился общим обзором Анант Батлер.
– Стараемся, – последовало прозаичное примечание.
– Как здесь хорошо сегодня, – а это прозвучало с присущей долей романтики.
С минуту они сидели, просто любуясь осенью, вечером, парком, людьми и всем остальным, что глаза видят. В пейзаже начисто отсутствовало что-либо, чем нельзя было бы любоваться.
– Мистер Батлер, я уж, извините, не буду терять время своего пребывания рядом со столь авторитетным экспертом, – генеральному секретарю, как самому официальному лицу в компании, меньше других потребовалось времени на любование. – Возвращаясь к теории двух эволюций: стихийной и направленной. Что Дарвин бы сегодня на это сказал?
– Смотря какой Дарвин.
– Чарлз.
– Понятно, что Чарлз. Я к тому, что тот Дарвин, когда в самом разгаре шла работа над главным его трудом, и Дарвин на закате лет, пожалуй, ответили бы по-разному. А ещё лучше было бы пообщаться с тем Дарвиным, прошу прощения, который дожил бы до наших дней. Всё-таки в то далёкое время он очень многого знать просто не мог. Были совсем другие предметы дискуссий… теории, оппоненты. Он тогда свой взрыв устроил в обществе. Долгие века превалировали объяснения про Адама и Еву, а тут нате, выскочила теория с обезьянами.
Генеральный секретарь улыбнулся. Стало понятно, что он дополнительно что-то смешное вспомнил, и он не стал с этим томить собеседников.
– Как-то раз, давно, ещё в молодости, подумалось нечто, можно сказать, непристойное. Если ту обезьяну-маму и того… э-э… эрративом выражаясь, обезьяна-папу, от которых пошло мутировать человекообразие, назвать Евой и Адамом, то Папе Римскому с Дарвиным гипотетически стало бы не о чем спорить.
– Истина в спорах довольно-таки часто оказывается посередине, – засмеявшись, поддержал Анант Батлер.
– Не обезьян, а обезьяноподобных. Как недавно было отмечено, – жена поправила своего мужа.
– Пардон, опять не так выразился.
– И я, позвольте, немножко поправлю, – присоединился уточнять Анант Батлер. – О начале человекообразия не совсем правильно высказались, потому как невозможно определить во времени черту между поколениями. Разделить так, что вот, мол, этот детёныш уже человекообразен, а у его родителей такие признаки отсутствуют. Различия с ближайшим потомством не могут быть кардинальными. А из этого получается, что Адамами и Евами можно называть по пятнадцать колен сородичей – и вперёд, и в прошлое.
– Вон там я вижу, мистер Батлер, девушка идёт с собакой. Ваши? – жена генерального секретаря показала открытой ладонью на край аллеи.
Учёный прищурился.
– Да, мои, – подтвердил он. Встал со скамейки, замахал руками. Убедившись, что его увидели, добавил не оборачиваясь: – На церемонии запуска, тоже в числе участников дискуссии, будет присутствовать мой большой друг, профессор Клим Краузе. Вот вопросы эволюции это к нему. Он у нас на проекте реинкарнированный Дарвин.
Посвистел не в полную силу и довольно своеобразно.
Видно было, как собака застыла от неожиданности, будто вкопанная. От той неожиданности, что предвещала несказанную радость. Этот свист она узнает из миллионов. Уши из полного виса приподнялись насколько смогли в силу специфики породы. Взгляд сфокусировался на знакомой фигуре. После того как «объект» был опознан, остолбенение прекратилось, оставалось одно – разрешение на старт.
Хозяйка отсоединила поводок и дала отмашку.
Кто не видел, как преисполненная любви, соскучившаяся собака бежит к тебе прямым курсом, тот многое в жизни недополучил. В замедленном режиме такое посмотреть – умиление до слёз.
Но режим был реальный, и пожилой учёный одной ногой сделал упор назад, а тело подал вперёд. Мало ли что, когда сорокакилограммовая масса любви быстро к тебе приближается.
Та радость, которую выдавал на-гора подбежавший лабрадор, не поддаётся описаниям. В незнакомом месте, где сотни неизвестных запахов, встретить ещё одну дорогую и любимую живую душу! Для собаки это безмерный восторг.
По окончании всех обнимашек и лобзаний, пришла пора обнюхивать незнакомцев.
– Ну, молодец, молодец! – генеральный секретарь похлопывал и чесал бок лабрадора.
– Это «она», – подсказал учёный.
– Хорошая, хорошая.
– Сейчас бы пару тех блинчиков, – подосадовала жена генсека, гладя собаку по голове. – Как службу безопасности прошли по прибытии? Без проблем?
– Да, с первого раза. У неё незапятнанная репутация.
– Лабрадорам можно. Я даже где-то что-то слышал об отсутствии у них, чуть ли не напрочь, гена агрессии, – отметил генеральный секретарь.
– Добрый вечер, – подошла дочь Ананта Батлера, и учёный тут же её представил. Обратные представления опять не понадобились.
– Ну что ж, ненадолго расходимся, мистер Батлер, – генеральный секретарь встал со скамейки, посмотрел на часы на левой руке, которые часами только назывались – кроме как показывать время, они имели не до конца изведанную уйму возможностей. – Считаю, необычайно познавательная в итоге состоялась беседа.
– Взаимно рад. Приятно удивлён вашей совместной любознательностью, – учёный повторил для первой леди почтительный реверанс со шляпой и обратился к генеральному секретарю, вытянув руку для рукопожатия: – Признаюсь, даже не знаю, кто из нас больше говорил и кто для себя больше чего-то нового почерпнул. Приятно видеть в руководителе такого ранга человека компетентного во многих вопросах, выделяющегося своим глубокомыслием и… не побоюсь сказать, обладающего поразительной фантазией.
– Это вы про осеменителя планет? – жена с улыбкой на лице подала руку мужу, и тот помог ей встать.
– Спасибо за визит, – поблагодарил генеральный секретарь, пожимая руку учёного. – Напоследок ещё пару слов по той гипотезе «чемоданов и торпед». Ведь в научных кругах обсуждалась тема, что на Земле, где-то на дне моря-океана, уйдя глубоко в грунт, может лежать что-нибудь оттуда?
– Имеются даже энтузиасты-искатели, – ответил Анант Батлер.
– А представьте, найдут! Что начнётся?! Какова значимость находки! По логике вещей, материал корпуса тоже ведь должен быть почти нетленным?
– Нетленность на пятьсот миллионов лет? Это вряд ли. Если изготовителям она была нужна лишь на время полёта. Очевидно, улики все разложились, – подытожил учёный.
– Жаль. Но это я так. Сам понимаю, что не долежать. Да ещё рельеф менялся, материки двигались.
Генеральный секретарь и Анант Батлер отпустили рукопожатие, сделали каждый по шагу назад.
– Мы с женой пойдём длинной лесной дорожкой прогуляемся. Уменьшим количество внимания. Вам же рекомендуем главной аллеей пройтись, раз вы здесь никогда не были. До скорой встречи.
– До встречи, – учёный и его дочь улыбаясь, кивнули головами. Собака просто посмотрела грустным взглядом, склонив голову набок.
Компания разделилась, разными путями двинулись ближе к церемониальной лужайке.
Жена взяла мужа под руку. Углубились в гущу раскидистых деревьев по узкой мощёной дорожке. Кроме них здесь никого больше не было.
– Хороший дядечка, – сказала жена.
– Плохих людей на Земле с каждым веком всё меньше.
– Хочешь сказать, чем разумнее цивилизация, тем и люди в ней лучше?
– Безусловно. Всегда склонялся к такому выводу.
– То есть если всё-таки кто-то к нам прилетит, то это будут хорошие, добрые инопланетяне.