Его вопрос перебила соловьиная трель звонка, Славка выскочил к входной двери, открыл Палычу, спровадил того в дальнюю комнату и вернулся к гостье.
– Пойдём, Лиль, в залу, там пока расположишься.
Они продолжали обмениваться ничего не значащими фразами, Лилия бродила по комнате, оглядывала обстановку, задержалась у фотографии родителей, но вопросов пока не задавала. Вышли на балкон, он вновь попытался её расшевелить, и наконец незнакомка заговорила.
– Бить не били, но кто-то гнался. Я почему-то помню только то, что было перед грозой, да и то смутно, обрывки какие-то. Железнодорожная платформа. Кажется, я электричку ждала… Сумочка у меня была, чёрная, дорогая, жалко до ужаса… Женщина со мной, незнакомая, и какой-то парень. Туча висела, темно было… Нет, вру, парень тот не с нами был, он в стороне стоял и кричал что-то. А может, бежал за нами. Потом гроза. Страшная гроза началась, молнии…
Она взглянула на него.
– Я думаю, нас молнией ударило. Не помню, куда те двое подевались, и вообще… Вроде как ветром меня подняло и понесло куда-то. И в себя я пришла уже там, под деревьями. Такая пустота в голове, словно из неё мозги вытащили. Долго стояла, ревела от страха. И ведь хоть бы кто подошёл – все мимо бегут, никому дела нет. Словно ослепли. Ну а потом ты появился, причём как то неожиданно появился. Я даже не заметила, с какой стороны…
– Да очень просто появился, от станции я шёл, от Мелиоративной. А по поводу окружающих – вон дядька мой правильно сказал – и время дурное, и люди ненадёжные. Всем на всех чихать, и заинтересовать ты могла разве что скучающих сержантов-пэпээсников, – пробурчал Славка и продолжил полушутливо, – а ты знаешь, я сегодня тоже летал. Во сне. Красиво было, ярко, весь земной шар видел, как с космической станции. Прямо кино какое-то. Хэппи энда, правда, не вышло. Потащило меня в дыру, наверно чёрную, и пришлось срочно просыпаться.
Он заметил её пристальный взгляд и ободряюще улыбнулся.
– Ну, что-нибудь ещё вспомнила?
– Вспомнить не вспомнила, просто кажется мне, что я тебя где-то встречала. Во всяком случае, голос точно знаком.
Она обернулась.
– И ту фотографию тоже видела. Это твои родители?
Последняя фраза являлась скорее утверждением, нежели вопросом.
– Да. Только это не отец, а отчим. Усыновил меня когда-то. Ну, так получилось… Они оба были геологами и пропали без вести где-то на Северном Урале.
– На Северном Урале… – эхом повторила Лилия, запнулась и ничего больше не сказала. Они одновременно посмотрели друг на друга, в её глазах стоял мучительный вопрос. Она вообще то и дело принималась смотреть на него с необычным и странным выражением. Словно просверлить пыталась.
А может, всё гораздо прозаичнее? Может, красуля всего-навсего из психиатрической клиники слиняла? Разыскивать ведь начнут, тогда точно проблем не избежать. Шизофреников – их, говорят, сразу и не распознаешь. Неуютный расклад вырисовывается, малоприятный. В памяти всплыли вычитанные где-то термины: шизотипическое расстройство личности, ригидность, бодерлиновый тип… Несколько лет подряд зажигала одна такая в Комсомольске, по кличке Люся-Мойдодыр. В обычные дни – как мешком из-за угла пришибленная, но раза три в год, в периоды обострений – неизменно являлась со шваброй наперевес к зданию администрации и истово, ожесточённо тёрла ступени и входное пространство перед дверями – микробы выводила. С пламенным обличением продажной власти и прочим звуковым сопровождением. Потом исчезла в одночасье. Говорят, в водохранилище утопла.
Лилия судорожно вздохнула.
– Такая каша в голове… Провал, дурной сон. Никак не избавлюсь от ощущения, что целый кусок жизни мимо пролетел. А проснуться нет сил.
У неё вырвался непроизвольный всхлип, и Славка успокаивающе погладил её по плечу. Они помолчали, глядя вниз, на накрытый непогодой посёлок.
– Что за чертовщина, мне даже балкон этот знаком… – пробормотала Лилия, нервически усмехнувшись. Славка пожал плечами, глянул на часы и спохватился.
– Ладно, незабудка моя, ты ложись отдыхай, а я всё-же сгоняю на фабрику, а то влетит. Вот диван, вот пульт от телевизора, дядю звать Вениамин Павлович, он в соседней комнате, обращайся к нему, если что. Ну а я постараюсь побыстрее…
– Дачная, – вдруг произнесла Лилия.
– Что Дачная?
– Сама не знаю. Почему-то пришло в голову. Может, платформа такая. Или улица. Ладно, Слав, ты беги, будем надеяться, у меня за это время что-нибудь в мозгах прояснится.
Она лежала на диване, свернувшись калачиком, и смотрела уже без прежнего смятения. Он не сдержался, уже от дверей вернулся к ней, сел на диван и чмокнул таки в щёчку. Лилия не отстранилась, только чуть удивлённо приподняла брови.
– Славик, а ты случайно не женат? А то заявится, пока тебя нет, и выкинет меня на улицу прямо в этом халатике.
Он отрицательно помотал головой и спросил в свою очередь:
– Кстати, ты своего-то помнишь?
– Кого, мужа? – она даже засмеялась, – не-ет, я не замужем. А с чего ты взял?
Подколоть её, что ли, на предмет интимных пятнышек, или рановато пока?
– Ну не обязательно мужа. Друга там, например…
– Насчёт друга не знаю, но мужа точно нет.
– Вот видишь, дело на поправку пошло – имя есть, не замужем, Дачную вон какую-то вспомнила. Так, глядишь, к вечеру вернёшься… с небес на землю.
Проходя мимо соседней комнаты, стукнул в дверь.
– Палыч, я ушёл.
Уже открыв дверь, услышал её тихое «возвращайся скорее».
Выскочил на пропахшую кошками лестницу и понёсся вниз. Что сказать? Чудеса-не чудеса, но события складываются в интересном ключе и, можно так выразиться, попахивают скрытой тайной…
Мастер сборочного производства Павел Сергеевич Бычков Славке даже рта не дал раскрыть. В обычные дни с утра и примерно часов до трёх этот лысеющий габаритный мужик представлял собой язвительного и желчного типа, бродил шатуном по помещениям, подолгу торчал в дверях цеха, обозревая рабочий процесс, а курцов из беседки выгонял просто: подходил и вставал над душой, заложив руки за спину и не говоря ни слова. Стоять приходилось недолго – секунд через десять курилка пустела, а народ, матерясь под нос, расползался по своим углам. А отловив в дальнем закутке любителя пофилонить, голоса не повышал, но говорил ровно и назидательно: – Даже не пытайся. Я неизбежен, как победа коммунизма. Но коммунизм был уже позавчера, а увольнение твоё – вот оно, на носу повисло.
Лишь ближе к концу дня, когда сборка заказов подходила к концу, Бычок мягчел, уходил в кабинет и копался там с бумагами. И можно было предположить, что дома, в обществе наверняка такой-же объёмной супруги и прочих домочадцев, он был душкой, балагуром, добродушным свойским мужиком. Но сегодня, да ещё после ночного ЧП…
Не глядя на Славку, он бросил брезгливо:
– Ты эти сказки про заклинивший замок и прочее можешь заливать кому угодно – президенту, мэру и даже девушкам покладистого поведения, но никак не мне…
Славка молчал, не встревал, он согласен был выслушать любой понос, лишь бы чёртов Бычок отпустил поскорее.
– Ты, Шумилов, не байки мне травить должен, а должен ты быть озабочен, ну например тем заказом, что со вторника у нас на шее висит, не забыл? Сорок шкафов-купе на Москву, пятнадцать витрин на супермаркет в Дмитров плюс разная мелочёвка. Что скажешь насчёт того, чтобы выйти завтра, часиков до трёх? – зудел мастак, наблюдая за электрической суетой.
Славка, поджидавший это каверзное предложение, тут же понёс заготовленную по дороге зыбкую легенду об абсолютной невозможности своего выхода в субботу, нутром чуя состояние Бычка, закипающего, как трёхкиловаттный электробойлер. Если начнёт изрыгать что-нибудь привычно-приятное, брошу заявление. Пошли они со своими опилками. В Москве работу найду, не проблема.
Тут кто-то из электриков, копошащихся в углу в чреве распредщита, окликнул Бычка, и ситуация разрешилась более-менее мирно. Начальственный перст ткнул славкину грудь.
– Значтак! В понедельник – ты лично – от восьма до восьма! Работёнкой обеспечу, можешь не сомневаться. И скажи спасибо Чигирю, что тот на завтра согласился. Всё, катись отсюда, надоел.
И Славка, слегка оплёванный, но счастливый, припустил к фабричной вахте со скоростью спортивного ходока. В дверях проходной просматривались правый глаз, правое плечо и правая рука с дымящимся чинариком. Пашка Сысоев, вечный вахтёр, давненько уже сосланный сюда из цеха за фатальное бракоделие, левой стороной своего организма находился в телевизоре, где повторяли вчерашний полуфинал Кубка УЕФА, а правой отслеживал возможное приближение грозного начальства, потому как «ящик» в дневное время был под строгим запретом.
– Паш, я смотрю, ты в бессменные часовые записался? – крикнул ему Славка, – по-моему, третий день не меняешься.
– Приходится, – пожал плечами флегматичный Сысой, – один сменщик в отпуске, со вторым непонятка, никак не разберутся – то ли на больничном, то ли на пробку подсел. Да по мне лучше здесь загорать, чем на даче с тяпкой корячиться.
Славка уже выскочил за ворота, как его осенило. Кстати, о дачах…