Химера

– Ясно, ты решила, что у чудика просто съехала крыша, и ну его к бесу… – вставил Славка.

– Не перебивай. Нет, голова у тебя в порядке. Душевнобольные никогда не скажут, что у них поехала крыша, они вообще к самоанализу не склонны. Все твои увлекательные видения и явления меня не очень занимали, пока я не услышала в подробностях эту историю про исчезнувших людей. Там, на Урале…

– А кто тебе рассказал?

– Ты рассказал.

– Когда? – изумился Славка.

– Ночью. В порыве страсти, – сказала она издевательски.

– Не может быть, – он отклеился от перил, – Лиль, я же просил, не надо со мной никаких экспериментов…

– Не вибрируйте, больной, дышите глубже, – беззаботно бросила она, но договорить не успела.

К подъезду подкатил вишнёвый «опель». С усачом, находившимся за рулём, впору было начинать здороваться. Лилия соскочила с перил и сделала тому знак подождать.

– Ты что-то знаешь об этом? – заторопился Славка.

– Н-ну, это вопрос не только ко мне, – сказала она и задумчиво потеребила ему футболку на груди, – я могу только попробовать связаться с человечком, который… в общем, интересный такой дядька. Если получится – съездим в гости, пообщаемся о всяком-разном. Хотя обнадёживать не буду, не всё от меня зависит. Так что сиди и жди звонка.

– Звони иногда хотя бы просто так, мне скучно без тебя, – вздохнул он, – и насчёт снов – это правда не шутка. Сны неприятные, и, кажется, они не собираются прекращаться. Может, попробуем от них избавиться?

Лилия усмехнулась и пожала плечами.

– Я не очень понимаю, о чём речь, и ты только что брюзжал, что не надо экспериментов. Ладно, вечером поговорим.

Уже взявшись за ручку дверки, обернулась и посоветовала в своей манере:

– А ты, когда спать приспичит, упади на пол и отожмись, раз сто. Или вокруг двора побегай, как этот дед. Сон пропадёт.

Дверка хлопнула, «опель» лихо развернулся и исчез за углом.

Как и вчера, он бесцельно бродил какое-то время по квартире, охваченный вялостью и апатией. Присев у холодильника, долго обозревал его полупустое чрево, пытаясь составить в голове список необходимого съестного на ближайшие дни. Чтобы и не жировать, и в грязь лицом не ударить. Вроде особо не шиковал вчера, а заначка испарялась катастрофически быстро, и как бы очень скоро не пришлось, к своему стыду, признаваться Лилии в банкротстве, хотя и временном. Приближался срок зарплаты, Палыч вернёт должок… Вновь вспомнилась идея насчёт отпуска, по графику у него в июне, но почему бы не попросить сейчас, всего на пару недель раньше?

При мысли о завтрашнем выходе на работу стало немного не по себе. Вот что, оказывается, исподволь грызло и точило в дополнение ко всему остальному. Пока что круг его общения был совсем узок – Лилия, Гордей и Палыч, да и тот как-то мельком. Чигирь-же после нескольких минут мимолётного общения удалился вроде как в подозрительном недоумении. А что-же будет утром, когда Славка встретит остальных? Выглядеть, как последний остолоп, не помнящий, какие заказы они работали с утра в пятницу? Тьфу, вот ведь ситуация – то ли трагикомедия, то ли триллер голливудский с раздвоением личности. Невесёлые эти думы невольно апатию разогнали и, поразмыслив, Славка пришёл к выводу, что без помощи Чигиря опять не обойтись. Всего то и нужно – правильно задать вопрос. Слегка безразлично и в меру обтекаемо.

Напарник долго не брал трубку, а откликнувшись, бубнил сонно и малоразборчиво, периодически позёвывая. То ли не проснулся толком, то ли с будуняки был. А тут и недалёкий девичий смешок уловило славкино ухо, и он поспешил свернуть разговор. Самое важное он выведал, и это облегчило душу сразу пуда на три.

Оказывается, в пятницу с утра цех сборки сооружал те самые дмитровские витрины, а после обеда вся ватага, за исключением разве что вахтёра, дружно паковала разобранные на детали московские купешки. Даже Бычок внёс свою лепту – лично шлёпал этикетки на тару. Прояснилось многое, но не всё, стоило лишь воскресить в памяти пустой фабричный двор, беготню электриков, Бычка, злого на весь окружающий мир, и скучающего на проходной Сысоя.

Славка побродил ещё без всякой цели по телефонному справочнику, наткнулся на Гордея, но звонить не решился. Приятель наверняка не торчит сейчас в такой-же бетонной клетке, терзаясь проблемами и сомнениями, а вкушает неведомо где нехитрые радости бытия. Захочет потрепаться – сам голос подаст.

Зашёл в спальню и стоял какое-то время перед трюмо, разглядывая россыпь косметических флаконов и баночек. Затем присел и открыл дверцу, намереваясь хоть там обнаружить что-либо интересное. За дверцей оказалась лишь аккуратная стопка каких-то бумаг, а поверх стопки находились несколько документов в обложках разного цвета. Но протянуть руку и полюбопытничать у Славки не получилось, потому что к бумагам пришпилен был скрепкой тетрадный листок с печатными буквами фломастером: «Закрой дверку и не лазь, опасно для жизни.» Он ухмыльнулся, но требование выполнил. Не в силах более слоняться из угла в угол, Славка переоделся, прихватил с кухни пакет под провизию и отправился на улицу.

По сравнению с прошедшими днями заметно похолодало, по асфальту металась позёмка из облетевшего с деревьев пуха. Слишком ранний пух, ещё и лето толком не успело наступить, подумалось ему. Солнце едва пробивалось сквозь закрывшие небо блёклые полупрозрачные облака. Чтобы хоть немного убить время, Славка двинулся неспешным шагом на другой конец Мелиоративной, где располагался средних габаритов магазин под названием «СемьЯ», в котором к тому же и цены были поскромнее.

Всё-таки хорошо, что сны, приятные или не очень, рано или поздно забываются. Тот космический полёт понемногу меркнул и уходил из головы, лесная чаща с надвигающейся навстречу электричкой не особо отпечаталась в памяти, а вот сегодняшнее представление по-прежнему стояло перед глазами. Откуда и куда плыл он со своей печальной спутницей, мимо молчаливых людей-кукол, по реке цвета бутылочного стекла, населённой хищными плотоядными тенями?

Унылый этот негатив можно было изгнать из памяти лишь воспоминаниями о том, что ему предшествовало: бесконечные минуты неутолимой страсти, такой, что до сих пор подрагивают коленки, и не та пригрезившаяся женщина, чужая и отстранённая, а самая настоящая, живая и горячая, раскинувшаяся рядом и мурлыкающая в плечо разнеженные глупости.

Телефон пропиликал простенькую морзянку из трёх букв. Эсэмэска от Гордея. Рядом с прикольной анимированной рожицей с вытаращенными гляделками стояли две строчки: «Если свободен, приползай на пиво».

Обратно Славка, чуть приободрившись, шагал веселее.

«Гамбринус». Пейзаж, обычный для воскресного утра. Разбросанную стеклотару ещё на рассвете подмело похмельное вороньё, а остальной срач, недовольно ворча, сгребает метлой нанятая за полтинник бабулька из соседнего дома. Ба, а вот и первое знакомое лицо за сегодняшнее утро. С банкой «клинского» из дверей пивнухи выплыла Маринка Петушкова собственной персоной, с фасадом хоть и помятым, но старательно припудренным. Славка двигал мимо, косясь на неё, но не особо сбавляя шаг. Заговорит или опять сделает вид, что незнакомы?

Надо же – узнала, бровки вверх подкинула.

– Славянин, привет. Куда несёшься, притормози, развлеки бедную Марину. Население вымерло, скука и тоска. И башка болит, – пожаловалась она.

Славик притормозил.

– Ну привет. А мне намедни показалось, что ты уже позабыла, кто я такой.

На её похмельной мордашке отразилась работа мысли, смешанная с недоумением.

– Это когда? А, ну вообще-то с тобой под ручку такая цыпа дефилировала – стрижка под француженку, футы нуты, куда уж нам… Что же я, тебе на шею должна была при ней бросаться? Да и козлина тот, он ревнивый до безобразия… Между прочим, я его давно уже послала, – отбрехнулась она без особого разнообразия.

Никогда и ничего ты не угадаешь в этой игре, подумал Славка. Даже Маринка, сбоку припёка, волей-неволей напоминает и заставляет поверить в невероятное. Третий день подряд он живёт, уподобившись слепому кутёнку. Два из них под снисходительной опёкой едва знакомой девчонки. Чёрт, завтра на работу хоть не ходи…

Последние маринкины слова можно было расценить как приглашение к продолжению взаимоприятных встреч. Ещё пару дней назад Славка, возможно, и закрыл бы глаза на такое, в общем-то, пренебрежительное к себе отношение. Но всё течёт, девушки, всё изменяется. Он помялся, раздумывая, как бы потактичнее закруглиться да топать дальше, а она сунула нос к нему в пакет и осведомилась:

– Что, милая с утра за хавкой отправила?

Славка смешался, не зная, как реагировать на прозорливость ветреной одноклашки, а та, прихлёбывая пиво, продолжала как ни в чём не бывало.

– Смотрю, очередную крошку вчера оторвал? А француженка куда подевалась?

Охо-хо… Если она видела вчерашний концерт в «Элладе» с его косвенным участием, это не есть хорошо, промелькнуло у Славки в голове.

– Да так, знакомая из Москвы, – сказал он, – а разве мы вчера с тобой пересекались?

– Во даёт. Вечером мимо проплыл, даже не заметил от счастья, – кивнула Маринка на противоположную сторону улицы.

– А-а, то-то мне голос знакомым показался, – дошло до него, – так это ты в кустах орала, что, мол…

– Ой, да ладно, – взмахнула она рукой, порозовев, – ну малёк бухая была, подумаешь…

Они поболтали ещё немного, причём Маринка ни словом не обмолвилась о вчерашнем происшествии в «Элладе», не занесло её туда вечерними блудливыми ветрами. Наконец она сделала ему ручкой, с толикой разочарования во взгляде, и скрылась за дверями «Гамбринуса». Промолчать-то она промолчала, думалось Славке, но шум-гам по посёлку, а может, и за его пределами уже стоит, и рано или поздно кто-то да протянет ниточки к виновникам фурора. К нему, Славке, а паче того к таинственной молодой особе, которая вряд ли кому здесь известна. Нет, надо срочно взять отпуск и сбежать куда-нибудь на месяц, окончательно укрепился он в своём решении. Куда – это не вопрос, они с Лилией вместе решат.