Золотая ангулоа

«Сильная, – уважительно подумал Костя, имея в виду характер женщины, – быстро приходит в себя».

Дихлофос, растянувшись поперёк сарая, лежал без движения и не подавал признаков жизни. Пошатываясь, Костя подошёл к двери, распахнул её и зажмурил глаза, отвыкшие от яркого света. Когда он разомкнул веки, его взору предстал тот самый тёмный холмистый пейзаж, который открывался из зарешеченного окна и который он видел, когда его вели после допроса.

– Куда вы? – надломленно донеслось из глубины сарая. Костя почувствовал – женщина стыдится происходившего минуту назад между ней и охранником.

– Надо посмотреть, что там снаружи.

– Я с вами.

– Как хотите, – Костя перешагнул через порог и крадучись двинулся вдоль стены. Пистолет снят с предохранителя, указательный палец на спусковом крючке. Оружие придавало уверенности, с ним можно было на равных постоять за себя. Он чувствовал, что силы возвращаются, и мог передвигаться уже достаточно быстро. Женщина почти неслышно следовала за ним.

Он осторожно выглянул из-за угла. В сотне метров стоял одинокий домик с пологой односкатной крышей, куда его водили на допрос. Как и сарай, он лепился к тёмной скальной круче, был одного цвета с ней, и его непросто было разглядеть и с воздуха, и откуда-нибудь со стороны: с моря его закрывал высокий обрывистый утёс.

Левее домика простиралась уже виденная им ранее укромная бухта, хорошо защищённая от волн естественным молом с зигзагообразным верхом. Лишь узкий фарватер соединял её с открытым морем. Даже в сильный ветер в ней должно быть относительно спокойно. Прямо напротив домика, у крохотной пристани, виднелся тот же самый двухмачтовый парусный корабль, с которого были спущены сходни.

– Так вы, стало быть, не Борис Михайлович, – услышал он сзади.

Костя оглянулся. От недавнего потрясения Юлии Иннокентьевны, кажется, не осталась и следа. Молодая женщина выглядела спокойной, в глазах её светился неподдельный интерес. Если бы не порванная на плече кофточка и проглядывавшая в отверстии ткани молочная кожа, ничто не напоминало бы о недавнем происшествии в сарае. «Ну и характер, – подумал он. – После такой передряги…»

– Это хорошо, что вы не Борис Михайлович, – не унималась женщина. – Как вы уже, наверное, поняли, я терпеть его не могу, и есть за что. Но внешнее сходство – удивительное. Вас отличают только некоторые интонации голоса и, может быть, едва заметная разница в цвете глаз – это я уже потом присмотрелась.

– Значит, вы присматривались.

– Да, присматривалась, а что тут такого? Я же говорю – я искала различия между вами.

Юлия Иннокентьевна высунулась из-за его плеча. Не оглядываясь, он отпихнул её назад, ощутив предплечьем тугую округлость её груди.

– Руки, руки, сударь! Что за безобразие! Не смейте прикасаться ко мне! То, что вы избавили меня от этого негодяя, не даёт вам право…

– Да перестаньте вы! – поморщившись, прошипел Костя. – Нашли время демонстрировать свой норов!

Женщина возмущённо фыркнула, но, видимо, не нашлась, что ещё сказать.

Он продолжил наблюдение. Все эти дни никого, кроме охранника, здесь не было. Корабль из бухты, скорее всего, никуда не уходил. Лишь дважды садился вертолёт – спутать звук его двигателя ни с каким другим невозможно, – и тогда появлялись новые люди. Первый раз это было, когда велась съёмка видеокамерой, второй – когда его уводили на допрос. Ни в домике, ни на корабле не должно было находиться ни одного человека, но это только предположение. Нельзя исключать, что кого-то сюда доставили в последний рейс.

Он подождал ещё – нигде ни души. Выскользнув из-за угла, он устремился вперёд, придерживаясь сначала торца сарая, затем основания утёсов, к которым жались постройки. Женщина не отставала ни на шаг. Короткая пробежка, и он пристроился за обломками скал, которыми было усеяно подножие кручи. Холёная ладошка Юлии Иннокентьевны коснулась его плеча.

– Руки, руки, сударыня! – на одной ноте прошептал он, не отрывая взгляда от домика. – Что за безобразие! Не смейте прикасаться ко мне!

– Ах какой вы! Мужчине не подобает…

– Тихо, придержите свой пафос для более удобного случая. Честное слово – сейчас не до пререканий.

Ещё пробежка до следующего нагромождения камней, непродолжительная передышка – и вот они уже под забранным жалюзи окном домика.

– Вам не кажется, что вы убили его? – горячо дыша ему в ухо, прошептала Юлия Иннокентьевна.

– Кого?

– Охранника.

– Не знаю.

– А как вы думаете?

– Да замолчите вы! Не шевелитесь. Стойте где стоите.

Миновав окно, Костя выпрямился и приблизился к двери, затаил дыхание, прислушался. Гулко билось сердце, с лица струился пот, затекая за воротник рубашки. Пистолет на уровне головы, дулом вверх – так, как показывают в кинофильмах. Он оглянулся на корабль – палуба пуста, в рулевой рубке никого. Медленный, неслышный поворот дверной ручки. Дверь была не заперта. Резким движением он распахнул её и выставил перед собой пистолет, приготовившись стрелять. Взгляд отсканировал голые стены и остановился на внутренней двери. Он пересёк помещение и проверил вторую комнату – в ней тоже никого не оказалось.

– Ну что? – послышалось за спиной. Юлия Иннокентьевна вошла в первую комнату и остановилась возле порога.

– Что «что»?

– Есть кто-нибудь?

– Разве вы не видите?

– Я вас спрашиваю – неужели нельзя ответить по-человечески!

– По-человечески – это как?

– Ну, сказать, что никого нет?

– А, понятно. Ну так вот, отвечаю: в домике никого нет. Вы довольны?

– Перестаньте иронизировать. Я вижу, что с некоторых пор вы поумнели – вон как разговорились. А недавно ещё двух слов не могли связать. Только и можно было услышать от вас: «Но я…», «Но вы…» А сейчас… Имейте в виду: со мной эти фокусы не пройдут! Я…

Не слушая её, Костя осматривал помещения. Во второй комнате хранился довольно значительный оружейный арсенал. Небольшой по размерам пистолет в кожаной кобуре, два короткоствольных автомата незнакомой конструкции, а также ручной пулемёт РПК и давным-давно снятый с производства родной СКС – самозарядный карабин Симонова. В армии одно время Костя с таким ходил в караул. Зачем устаревшее российское оружие приволокли сюда, он не мог даже предположить.

– К вашему сведению, я племянница самого Белогорского, – надменно продолжала говорить Юлия Иннокентьевна. Голос её начал звенеть, приобретая металлический оттенок, – круг моих друзей и знакомых – элита российского общества. Люди же, подобные вам, не принимаются у нас даже в качестве прислуги. Поэтому, прежде чем что-нибудь сказать в моём присутствии, вам надо хорошенько подумать, дабы сохранить хотя бы видимость приличного, культурного человека.

«Племянница» отчитывала Костю, следуя за ним по пятам.

– Вы должны…

– Вы задвинули засов на двери сарая? – спросил он, прерывая её монолог. – Вы ведь уходили последней.

– На засов? – переспросила она, поднимая брови. – Не помню. Сейчас я схожу посмотрю. Нет, лучше вы сами сходите.

– Прежде надо проверить, нет ли кого на корабле. Давайте сделаем так: я пройду на судно, а вы меня подстрахуйте. Стреляли когда-нибудь из ружья? Да? Значит, у вас есть навык. Возьмите карабин. Это почти то же самое, что ружьё. Карабин на предохранителе. Если увидите кого, откиньте вот эту скобу и стреляйте. Помните: в магазине десять патронов. Держите под прицелом корабль, ну и одним глазком поглядывайте в сторону сарая.

Уже оказавшись на борту корабля, он оглянулся. Юлия Иннокентьевна устроилась за большим валуном, лежавшим метрах в пятнадцати от кромки воды и, прижав приклад карабина к плечу, смотрела на корабль вообще и на Костю в частности. Лицо её, в этот момент спокойное и сосредоточенное, отключённое от посторонних мыслей, делало её похожей на простую молодую бабу, добрую и отзывчивую.

Вот она бросила взгляд на сарай, и опять всё внимание на корабле. Костя встретился с ней глазами, какое-то время, совсем недолго, они смотрели друг на друга, затем он отвернулся и, взяв пистолет на изготовку, двинулся к рулевой рубке.

На судне тоже никого не было. Костя проверил и каюты, и машинное отделение, и все подсобные помещения.

– Ну, есть там кто-нибудь? – крикнула Юлия Иннокентьевна, когда он вновь появился на палубе.