Золотая ангулоа

– Мы приняли вас за Бориса Михайловича Камцева, – сказал человек с бородкой, окинув Костю продолжительным зорким взглядом, – за Камцева, вице-президента компании «Алмазы севера» – опору и сподвижника Бронислава Арнольдовича Белогорского, алмазного короля, одного из богатейших людей России. Как вы, наверное, догадываетесь, Камцев тоже не из бедных, на его счетах – сотни миллионов, помимо всякой недвижимости и разных ценных бумаг. Так вот, мы хотели получить за вас и ту даму, – он кивнул головой в неопределённом направлении, вероятно, имея в виду оставшуюся в сарае Костину сокамерницу, – по пятьдесят миллионов долларов. Нам пришёл ответ: за Юлию Иннокентьевну, любимую племянницу Белогорского, выкуп будет готов, а что касается вас… Мы узнали – Камцева на теплоходе «Сенявин» не было, и сейчас он находится на территории России. То-то мы всё думали, где ваша охрана, неужели она так умело маскируется. Естественно, встаёт вопрос: кто же тогда вы? Расскажите о себе.

Костя немногословно поведал. Кто он, откуда и как оказался на круизном теплоходе.

– М-да, – выслушав его, произнёс человек с бородкой, – собственно, ничего, кроме мимолётных иллюзий, мы не потеряли. Ведь на первых порах мы только на племянницу Белогорского и рассчитывали. Вас мы взяли по ошибке.

– Как же быть с ним? – спросил Перфильев и изучающе взглянул на Костю. – Может, использовать в качестве двойника? Хотя бы в разовом порядке.

– Да ладно вам… Какой ещё двойник, – равнодушно ответил «клинобородый», очевидно, главный среди людей, окружавших его. – Нет, пусть всё идёт по прежнему сценарию.

Костю повели обратно, и по пути он, не поворачивая головы, более подробно рассмотрел и сарай, в котором их содержали, и бухту, и холмы, и горы на востоке.

Всё окончательно встало на свои места. Он и в самом деле жертва недоразумения. Его перепутали с другим человеком, и вот он здесь, на краю Сахары, на берегу океана. Этот Камцев, с которым они, видимо, похожи как две капли воды, хорошо знаком с Юлией Иннокентьевной, чем-то ей антипатичен, отсюда её нападки на корабле, да и в сарае тоже.

От раздумий над превратностями судьбы его вывел голос племянницы Белогорского.

– Ну и зачем вас вызывали? Надеюсь, вас там не били?

– Нет, не били, просто со мной беседовал один интеллигентный на вид человек.

– О чём?

– Так, о смысле жизни, о том, как иногда она, жизнь, смеётся над нами.

– Я серьёзно спрашиваю.

– А я серьёзно отвечаю.

– Вы невыносимы.

– Я это запомнил – я не впервые слышу от вас эти слова.

– Вы, может, и чаи с ними распивали?

– Нет, чай мне никто не предлагал.

– Но о чём-то всё же шёл разговор?

– Шёл… О том, что если бы Борис Михайлович Камцев женился на вас, то ему бы крупно не повезло.

– Вы шутите? Такого разговора быть не могло.

– Отчего же. Жизнь такая штука – в ней может произойти всё, что угодно. И мне не до шуток.

– Вы заговорили совершенно по-иному. Какой-нибудь час назад вы не были таким.

– Возможно, и не был. Всё течёт, всё изменяется, в том числе и мы сами. Совсем недавно вы кривились при одном моём слове, а сейчас не брезгаете первой заговаривать со мной.

– Вы так и не ответили на мои вопросы.

– Да нечего отвечать, нечего.

– Так уж и нечего!

– Они перепутали меня с другим человеком.

– С кем? С Камцевым?

– Возможно. Да что возможно – именно так и есть. У меня уже ум за разум заходит – прошу вас, оставьте меня в покое.

* * *

…Дверь заскрипела, и Костя открыл глаза. Кажется, он задремал. Он медленно повернулся и сел.

У двери, прислонившись к косяку, стоял охранник с бутылкой в руке. Зачем он здесь? Ведь до доставки пищи ещё не скоро. Хотя какая пища! Их же должны утопить. Дихлофос приходил какой-нибудь час назад. И впять. Ах да, он же говорил, что вскоре снова придёт.

Женщина сидела в противоположном углу, поджав под себя ноги. Пройдясь по ней глазами, охранник посмотрел на Костю.

– Я думал, ты прикидываешься, а ты, оказывается, и правда не тот, за кого тебя принимали. Всамделишный Камцев у себя дома. А ты так – никто, не пришей кобыле хвост. Но для тебя это не имеет никакого значения, всё равно пойдёшь на корм рыбам. Плохо только, выкупа за тебя не будет.

«К чему эти разглагольствования? – подумал Костя. – Он же присутствовал при моём допросе и знает всё от и до. Зачем начинать всё сначала? Просто для пустой болтовни? Или для того, чтобы лишний раз напомнить о моей близкой смерти и тем самым ещё больше психически пришибить? В прошлый раз зачем-то причислил к миллиардерам, теперь это…»

Оставив его, Дихлофос повернулся к Юлии Иннокентьевне, и губы его раздвинула непристойная улыбка. Пленница отодвинулась ещё дальше в угол и попыталась натянуть юбку на колени; лицо её словно застыло.

– Ну как, славнушечка, соскучилась по настоящему мужику, а? – охранник отпил из горлышка, сделал глоток, ещё отпил и поставил бутылку на пол. – Соскучилась, вижу. Хочешь, мы с тобой сейчас развеем скуку, – он медленно, не отводя взгляда, двинулся к ней. Женщина вскочила на ноги и прижалась к стене.

– Не подходите ко мне!

– Ну-ну, пташечка, не трепыхайся, упорхнуть тебе некуда. Не трепыхайся, говорю, – пьяно рассмеявшись, охранник схватил её за руки и притянул к себе. – Как, шибко я тебе нравлюсь? Что глазёнки-то вытаращила? Или испугалась чего? Не бойся, я с бабами аккуратно обхожусь.

– Помогите! – в ужасе закричала женщина. Она попыталась вырваться из мужских объятий, – о господи!.. Помогите!

– Не кричи, глупая, некому тебе помочь. И не напрягай ручонки-то, не напрягай, отломятся ещё, а мне ты нужна в целости. Смотри-ка, царапается! Вот голова садовая, тебе же сегодня каюк будет – не всё ли равно, какой ты пойдёшь на тот свет? Для кого ты себя бережёшь?

Всё происходившее потом было настолько страшно и безобразно, что Костя не мог вспомнить без содрогания.

В один прыжок он очутился возле охранника и обхватил его сзади, пытаясь повалить. Оставив женщину, Дихлофос без видимых усилий стряхнул с себя неожиданного противника и вытащил из кобуры пистолет. Чёрное дуло заглянуло Косте в глаза и заставило отступить. Но выстрела не последовало. На широком лице вертухая появилась ироничная улыбка, рука с зажатым пистолетом пошла вверх и в сторону. Костя пригнулся, чтобы поднырнуть под неё, однако, следя за пистолетом, он упустил из виду другую руку Дихлофоса. От удара пудовым кулаком в голове сотряслось, и он распластался на полу. Спустя сколько-то секунд из зыбкой пелены сарая выступил силуэт гигантской фигуры. Костя сделал усилие, чтобы откатиться в сторону, но опять не успел. От удара ногой по рёбрам перехватило дыхание. Затем последовали удары в живот и…

Когда сознание стало возвращаться, он услышал хрипы, возбуждённое дыхание и открыл глаза. В нескольких шагах Юлия Иннокентьевна из последних сил сопротивлялась навалившемуся на неё охраннику. Костя перевернулся на живот, отхаркнул кровь, поднялся на четвереньки и потащился к боровшимся.

Он потянулся, чтобы ухватить охранника за шею, но в последний момент заметил торчавший из незастёгнутой кобуры пистолет. Рифлёная рукоять удобно легла в ладонь. Удар по затылку, за ним второй, третий – Дихлофос обмяк и сделался недвижим. Кое-как спихнув тяжёлую тушу с женщины, Костя обессиленно упёрся лбом в пол. Он опять чуть не потерял сознание, так ему было дурно. Всё ему казалось нереальным, фантасмагоричным.

Услышав необычные муторные звуки, он поднял взгляд от пола. Женщина стояла на коленях и содрогалась в мучительных рвотных позывах.

Не зная, как помочь ей и боясь возникновения чувства «солидарности», Костя отвернулся, сел и отрешённо уставился на стиснутый в руке пистолет. Первый неосмысленный импульс был – избавиться от оружия, как от чего-то чужеродного, но… Ну уж нет, зачем избавляться, эта штука ещё может пригодиться. Оттянул назад затвор или кожух затвора – он не знал правильного названия этой детали – и увидел через открывшееся окошечко жёлтый патрон в канале ствола. Помедлив, вернул затвор на место и покачал пистолет на ладони, прикидывая его на вес. Он вспомнил, что их должны уничтожить, сбросить в море с вертолёта, вспомнил, что все дни, проведённые в сарае, думал о побеге. Вот и выдался для этого случай. Следовательно, надо бежать, сейчас или никогда.

Обшарив охранника, Костя вынул у него из кобуры запасной магазин.

Женщину уже не рвало. Отвернувшись к стене, она оправляла одежду, приглаживая юбку и застёгивая уцелевшие пуговицы на светлой порванной кофточке, и вообще приводила себя в порядок. Лишь редкие прерывистые вздохи выдавали её душевное состояние.