Закодированная Россия

– Не буду. Ни за что! – по-прежнему, артачилась боевая подруга.

– Ну, тогда и я не буду. Гори всё огнём. Раньше хоть бухнёшь, стресс снимешь. А сейчас что? Чем стресс снимать? Зачем вообще за этими деньгами гоняться? Чтоб твои подруги обзавидовались, под пулями ходить, сутками из офиса не вылазить? Не буду ничего делать. Залягу на диван. Клёвые мужики на дороге не валяются. Клёвые мужики валяются на диване.

Сева шёл, удивляясь переменам в городе. Улицы были чистыми и свежеполитыми. Телевизоры и динамики, ещё позавчера усеявшие весь город, пропали, как будто их и не было. В метро, автобусах и трамваях не пахло перегаром. Никто не наклонялся к тебе, дыша сивухой, и не пытался вытереть сопливый нос о твоё плечо. В метро, наконец, закончилось засилье бомжиков, когда зловонная парочка оккупирует, бывало два боковых диванчика и лежит себе, вольготно почёсываясь, а пугливое, принявшее утренний душ большинство, жмётся, зажимая носы, в дальний угол вагона. Пропали девушки с лицами ангелов и с обязательной бутылкой пива в руке. То есть, девушки-то остались, пиво исчезло. Это был несомненный плюс. Но где плюс, там есть и минус. На дорогах Сева заметил странных гаишников. Они были в «бутербродах». «Бутербродами» как известно, называют людей, которые за определённую плату на груди и спине носят вывески, рекламирующие определённый магазин или товар. Только на этих вывесках было написано: «ищу новую работу».

Наконец-то водилы, проезжающие мимо могли оторваться.

– Эй, гундосый, а что ты можешь, кроме как бобоны стричь?

– Эй, командир, что жена зимой без шубы останется? Ничем не могу помочь. Четвёртый день как стёклышко.

Менты тихо матерились, но поделать ничего не могли. Всеобщая трезвость сильно ударила их по карману. Вторая категория людей, которым Сева нанёс удар кинжалом в спину, были его коллеги, врачи-наркологи. Этим хоть вообще караул кричи. Гаишникам проще, всё равно до чего-нибудь довяжутся и детишкам на молочишко насшибают. А похметологам что делать? Сева по этому поводу страдал. С другой стороны, как ветеран наркологии, он понимал, недели две народ будет в прострации, а потом быстро пересядет на наркоту. Имеется ввиду молодёжная часть аудитории. Молодняк станет втрескиваться, переться, нюхать, пыхать, в общем, торчать. Старшему поколению будет сложнее. В возрасте 40–50 лет трудно менять привычки. Из своей практики Сева знавал такие случаи, но они были, как правило, единичны. Есть такое понятие – эмоционально зависимый возраст. Что ты делаешь в возрасте с 15 до 18 лет, то и будешь делать всю оставшуюся жизнь. Если ударял по пиву, то пиво останется твоим любимым напитком. Если курил анашу, то при любой возможности будешь забивать косячок. Если слушал «Аквариум» и «ДДТ», то переманить тебя на «Ласковый май» практически невозможно.

Ещё похилилась вся торговля. Спиртное всегда было локомотивом российской экономики. А сейчас весь алкогольный бизнес одномоментно пришёл в упадок. Причём пострадали, казалось бы, далёкие от алкоголя области. Так Сева заметил грустного продавца магазина рыболовных принадлежностей. Тот ходил мимо витрины и грустно пинал дверь. Дверь от этого жалобно пищала.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался Сева, – что, рыбаки перевелись?

– Какая рыбалка без водки, – удручённо выдавил продавец, – пора сворачивать лавочку.

– Не, ну есть же рыбаки, которые рыбу удят, а не только водку трескают?

– Нет таких рыбаков, – убеждённо проскулил продавец, – и полное отсутствие покупателей тому свидетельство. Рыбак без водки, как рыба без хвоста. Может, тут пекарню открыть или книжный магазин?

– Не знаю, – проблеял Сева и поспешно пошагал дальше, чтобы не видеть бизнес руины. Но загубленный бизнес попадался на каждом шагу: все пивняки и рестораны, рюмочные и кафе несли колоссальные убытки. Посетители, пьющие морс и фанту не оставляли в кассах и сотой доли алкогольных барышей. В Девяткином переулке Андреич увидел такую картину: бывший магазинчик «Кристалл» пытались переделать во что-нибудь другое. Молодой парень, видимо хозяин, в окружении трёх девиц, загнанно метался по магазину, фантазируя какой товар займёт опустевшие полки.

– Так, а здесь будут детские игрушки. Вот здесь и здесь. А тут книги по кулинарии. А в этом углу рамочки для фотографий. А?

Девицы разочарованно качали головой.

– Да, не катит. Тогда здесь конструкторы «Лего», здесь писчие принадлежности, а здесь банные аксессуары.

– Макс, это бред, – подала голос одна из продавщиц.

– Нет, погодите. А давайте мы здесь кафе-кондитерскую сделаем? А что, место здесь проходное.

– Да уж, теперь этих кафе-кондитерских будет выше крыши. На каждом углу. Какой дурак только в них ходить будет?

– А давайте…

Сева порулил дальше, лишь бы не слушать человека, полностью выбитого из колеи. Такой прибыли как со спиртного им уже, конечно, не видать как своих ушей. А ведь это я виноват – мелькнула мыслишка, ну, конечно, не только я, но остальных-то никто не знает, а я на виду. Я ведь многим людям дорогу перешёл. Много судеб испортил. Не поломал, нет, но испортил. Сколько сейчас народа на меня зуб точит. О-го-го. А я тут гуляю по городу как турист, беззаботно и не спеша. Идиот! Вася Хрюкин. Баклан безмозглый. Сева оглянулся по сторонам, замечая окружающих его людей. Человека три железно тянули на филеров. Пошёл по Покровке, глядя в отражения витрин. Три здоровяка неспешно двинули за ним. Сева пошёл быстрее, Преследователи тоже прибавили шагу. Адреналин, раскручивая свой бег по сосудам, ударил в затылок. Сева втопил по полной и нёсся уже по Маросейке, задевая прохожих. Мужики не отставали. Кто это может быть? Менты? Фээсбешники? Бандюки, нанятые алкобаронами? По любому лучше от них отделаться. Сева держал курс на Красную площадь. Она ему казалась наиболее безопасным местом. Перепрыгивая, через пять, ступенек, спустился в подземный переход. Один из мужиков замаячил почему-то впереди, загораживая вход в метро. На скорости, обогнув его, выскочил на Ильинку. Второй мужик, неизвестно как оказавшийся уже там, приветливо раскинул руки бегущему Севе. Народу было полно, но все естественно делали вид, что ничего не происходит. Может, жулика ловят, может, в салочки играют? Оставался последний шанс, делая вид, что путь его пролегает по Ильинке, в последний момент свернуть в Большой Черкасский переулок. И второго качка удалось перехитрить. Только бы добежать, – стучало в голове, – там есть замечательный проходной двор. Если не догонят раньше, точняк уйду. Ноги были уже ватными, во рту появился вкус меди, дыхание с хрипом вырывалось из давно нетренированного тела, но и до спасительной подворотни было уже рукой подать.

– Старею, – подумал Сева, – хотя имею отличный шанс умереть молодым. Влетев в подворотню, свернул налево, перелез через хлипкий заборчик, перепрыгнул через шлагбаум. Рванул вправо, споткнулся, шлёпнулся в какую-то кучу мусора, вскочил, опять поскользнулся. Самое интересное, что дело происходило в двухстах метрах от Красной площади, куда загнанный Сева и держал путь. Ход его мыслей был таков: если это фээсбешники или менты, от них всё равно не уйдёшь, а если бандиты, на Красной площади его не тронут. Перелез через кованый забор, обдирая ладони, всё-таки зацепился рукавом. Рубашка с весёлым треском порвалась от плеча до пояса. Сева дёрнул вдоль одноэтажного домика, вдруг под ногами зашуршало. Краем глаза Сева увидел, как из травы поднимается тонкая проволока. Тормозить было уже поздно, и он, на всём скаку споткнувшись, улетел в сторону ближайшей канавы. Прямо как Ероха, – мелькнуло в его голове, – трындец мне. Вставал медленно, боясь поднять глаза на охотников, так умело заманивших его в ловушку. Наконец, поднял глаза.

Крылова часто уверяли, что 25-го кадра нет вовсе. Многочисленные знатоки утверждали, что всё это туфта и обман. Сева охотно соглашался, жал, умудрённые руки прозорливых двоечников и предлагал пари. Он составляет Программу, где вместо фраз: «я равнодушен к алкоголю», «я свою цистерну уже выпил» и «мне нравится трезвость» монтируются другие слоганы. Например: «покупайте кока колу», «летайте самолётами Аэрофлота» или «пылесосы «мулинекс», сосём за копейки». Он делает видеоряд, но последний раз мышкой кликает оппонент и письменно берёт всю юридическую ответственность на себя. Несколько желающих смотрят этот видеоряд, а потом пишут заявление в милицию о скрытых рекламных вставках и опера вяжут всезнайке ласты. Ещё 12 апреля 1997 года Ельцин подписал соответствующий указ и существует статья, карающая преступника, на пять долгих лет лишения свободы. Причём, никто никого не убивал, не грабил, не насиловал, просто сделал какую-то скрытую рекламную вставку. Подобный закон существует во всех странах мира, включая Тринидат и Табаго. Умники сразу кидались в кусты. Одно дело языком молоть, другое под статьёй ходить.

Перед Крыловым стоял Виталик, скалился и протягивал руку.

– Здорово, Севак? Чего это ты тут делаешь?

– Здоровей видали. Лучше скажи, откуда ты тут нарисовался?

– Севак, милый ты мой чудик. Неужели ты думаешь, что мы оставим тебя без внимания и охраны. Ты теперь человек государственной важности. Тебя пасли всё время после выхода Программы.

– Да? – глупо проквакал Сева.

– Да, мой милый. Пока ты ходил и глупо разевал своё грызло на творящиеся чудеса, мы чутко и трепетно охраняли твою бесшабашную башку. Куда ты бежал-то, пехотинец?

– На Красную площадь. В тот момент она мне, почему-то, казалась самым безопасным местом.

– В этом есть своя логика. Ну, скажи честно, обкакался?

– В прямом смысле нет. В переносном ещё как.

– Скажи, рад меня видеть?

– Не то слово, Виталик, не то слово. Но откуда вы знали, что я побегу именно сюда? Что десять лет назад я работал здесь и знаю все тайные тропы?

– Мы едим свой хлеб недаром, Севачок, но и ты, видать, тоже.

– Это ты к чему?

– А к тому, что я теперь спиртное пить совсем не могу. Я всё понимаю, всё знаю, я сам стою у руля, но прикинь, не могу выпить ни капли. Тошнит, рвёт, как восьмиклассницу.

– Да, Виталик, ты попал. Ты конкретно попал. Индукция, дорогой мой человек. Помнишь, я тебе говорил, что чем больше задействовано народа, тем больше эффект. Поздравляю тебя, батенька, со здоровым образом жизни в течение года.

– Ты гонишь, доктор. Я сейчас возьму бутылку пива и при тебе её выпью, и ты ничего не сможешь сделать.

– Ради Бога. Только отойди подальше, чтобы меня не забрызгать, а то я и так весь в грязи, ещё твоей рвоты не хватало.

– Этого не может быть. Отравленное пиво лажа. Твоя Программа лажа. Всё лажа. Виталик достал из сумки бутылку пива и приготовился её открыть. Выражение лица у него было решительным, но кадык предательски задёргался. Несколько раз, сглотнув и длинно сплюнув, он опять взялся за открывашку. Сева демонстративно отошёл подальше.

– Чёрт, не могу, тошнит.

– Отложи пиво и пройдёт, – посоветовал Андреич.

– Тьфу, хрень какая-то, а скажи, доктор, у тебя холостые приятели есть?

– Как ни быть. Есть. А тебе зачем?

– Надо съездить в одно место. У меня намечается серьёзный разговор. А там одна девушка незамужняя. Только нужно, чтобы реально холостой чувак был, фуфло не прокатит.

– Холостой, холостой, с женой официально разведён. Она в Бельгии, сын в Англии. Анкетные данные безупречны. А ты что, поженить его хочешь?

– Да, я свахой подрабатываю. Значит так, у меня там будет крайне серьёзный разговор с очень солидными людьми, а ты со своим другом развлекай их жён и подруг. Читай им стихи, ты же поэт. Или нет?

– Твои шпионы серьёзные люди, но со стихами лучше не связываться. От них одни неприятности. Видишь ли, в них я жгу глаголом сердца людей сытых, часто не обладающих чувством юмора. Лучше не связываться.

– Севачок, ты и сам теперь сытый. Привыкай.