Высшая мера

Врач обошла его по кругу. Стала напротив, выискивая помимо воли любимые черты лица. Нет…совсем непохож…Черноволос, смугл, словно цыган.

– Откройте рот!

Алое нёбо говорило о том, что парень болен. Ангина поразил агланды, и, налившись мелкими язвочками, готовилась опуститься ниже, перерастая в бронхит.

– Что это у вас?– наклонилась Валя поближе, пытаясь рассмотреть величину поражения. И вдруг крепкая мужская рука ловко провернула ее вокруг своей оси, разоврачивая спиной. Стальные пальцы, казавшиеся со стороны по-детски тонкими и слабыми сомкнулись на ее шее, больно сдавив гортань, так, что стало трудно дышать. Она успела только приглушенно вскрикнуть. Ощутив острую боль в горле.

– А ну, всем стоять!– из робкого потерянного паренька Мартынов превратился в опасного рецидивиста. И это превращение произошло столь быстро, что никто даже не успел опомниться.

– Мартынов…Ты чего?– Ковригин расстерянно положил руку на кобуру, но остановился на половине пути. Оружие сейчас было бы бесполезно.

– Осужденный Мартынов, прекратить! Отпусти военврача!

– Стоять, падлы!– истерично взвизгнув, проорал парень, толкая Валентину ко входу.– Стоять , или хотите, чтобы я ей кадык вырвал? Стоять сказал!– окликнул он уже конвойных, направивших на него свои винтовки.

Страх парализовал Валю. Ноги подкосились, а тело била крупная дрожь. Сердце колотилось так, словно хотела выпрыгнуть из грудной клетки и зажить самостоятельной жизнью.

– Значит так, суки мусорские…Вы мне даете уйти из лагеря, а я этой фифе ничего не сделаю, ясно? Попробуете выступить, башку ей сверну, мне терять нечего…

– Мартынов,– поднял примирительно руки Ковригин.– Подумай о себе, ведь расстрельную статью себе шьешь! Отпусти ее, и мы забудем об этом печальном инцинденте!

– Как же!– улыбнулся парень, который теперь мало напоминал того робкого мальчишку, вышедшего из строя для осмотра, которого Вале стало жаль, который отчасти напомнил ей Сашку.– Забудут они! Весь этап гудит, что она -жена нового хозяина. Мне так и так – вилы! А тут есть шанс побарахтаться…Открыли дверь, ну!

Он чуть сильнее сдавил горло Вали, отчего так задохнулась и вскрикнула.

– Стой!– остановил его Ковригин.– Откройте дверь!

Один из конвойных-срочников метнулся к дверям, распахивая их настежь, впуская холодный сырой воздух, мгновенно растворивший остатки тепла, хранящиеся в комнате.

– Иди…

– Товарищ лейтенант…– протянул удвиленно один из конвойных.

– Отпустить!

– Так-то лучше, начальник!– улыбнулся Мартынов.– Мне нужен беспрепятственный выход из зоны, тряпки какие-то и еда! Пока мне это все не предоставят, баба останется со мной.

– Все будет…будет… Только не нервничай!

Ковригин успокоился. Был шанс! Мизерный, но был! Риск огромный, но не выпускать же этого урку из зоны? Когда тот окажется на просторах бескрайних Мордовии, то прикончит военврача, и ищи потом ветра в поле. После такого ни о какой карьере и речи для лейтенанта быть не могло. Погоны улетят вместе с головой. Риск все же огромный…

– Иди…Я отдам распоряжение, чтобы тебе открыли ворота!– глухо кивнул Ковригин, опуская руки вниз, будто бы поправляя пояс, а на самом деле медленно приближаясь к открытой кобуре. Вырвать пистолет-секунда, навести и попасть, так чтобы не задеть чертову бабу, в сто раз сложнее.

– Так-то лучше! В цвет, начальник!– он потяну Валентину за шею, направляясь к выходу, стараясь не поворачиваться спиной к напряженно замершим конвойным.– Так-то лучше…

Пора…Рука лейтенанта метнулась к поясу, вырывая оружие из кобуры. Пальцы скользнули по открытому клапану, чувствуя всей кожей рифленую рукоять именного оружия. Секунда! Он еще успел увидеть расширенные от испуга зрачки Валентины, понявшей что он собирается делать.

Он почти не целился. Старался почувствовать противника, работая на инстинктах. Только так можно было попасть! Только так выйграть в этой дуэли нервов. Глухо щелкнул выстрел. Обдав лицо Ковригина облаком пороховых газов. Бергман закричала. Голова Мартынова дернулась назад, обдав фонтаном крови замершею Валентину. Он все же попал, снеся половину черепа одним метким выстрелом. Зэк закачался. Глаза его залило бурой кровью. Он еще секунду смог выстоять, а потом рухнул на пол, потянув за собой Валю, наблюдавшую за этой сценой, словно бы со стороны. Сознание женщины резко помутнело, желудок подпрыгнул к горло, а пол с потолком неожиданно поменялись местами. Она ощутила, что падает вместе с убитым зэком, но не в силах совладать с собой, потеряла сознание.

ГЛАВА 15

За время до наступления окончательных сумерек Кононенко сумел обойти почти весь лагерь. Для осмотра своих новых владний он отправился без сопровождения, в гордом одиночестве. Нужно было подумать, поразмшлять, определиться с чего начать. Что сделать в первую очередь, что во вторую, а что оставить напоследок.

К своей вынужденной ссылке он стал относиться философски, сохраняя искреннею ненависть лишь к виновнице всех его бед – жене Валентине. Ну, и что с того, что в который раз придется начинать с начала? Первый раз что ли его жизнь выбрасывает на обочину, со всего маху ударяя о камни? Нет…Не первый и даже не второй. Вся его судьба – это сплошная борьба, борьба против обстоятельств, течения, направления…Сколько Андрей себя помнил, он все время двигался против, не подчиняясь волне, не отдавая себя на волю обстоятельств. Чего же теперь руки опускать и раскисать? В молодом советсвокм государстве возможно все! Для того они его и строили, чтобы, как говорил товарищ Ленин, каждая кухарка могла управлять государством. Как сняли, так и повысят! А ему что? Ему остается все принять и понять, как было много раз до этого…

Сколько раз? Он задумался, шагая по полутемным лагерным проулкам, меся промокшими насквозь хромовыми сапогами мокрый снег, превратившийся в жуткую липкую кашу, смешавшись с грязью.

Первый раз в совсем молодом возрасте, когда торговал арбузами на рынке, возя их из далекой деревни в город на скрипучей телеге с полудохлой лошадкой. С нуля до самых вершин он смог подняться этого рискованного кооперативного предприятия. И что только с ним по дороге в родные Васюки не случалось! И грабили, товар отбирали, и деньги крали, и на рынке обманывали более предприимчивые перекупщики. И ничего! Сдюжил…Чего уже теперь-то ныть, пеная на судьбу.

А когда повзрослел, когда заинтересовался идеями большевиков? Когда младший брат Дмитрий затянул в его боевую ячейку? Когда ему впервые доверили перевести типографию на новое место? Тогда Андрея чуть не пристрелили жандармы. В пылу перестрелки ему удалось спастись и сохранить столь важный печатный станок.

Что дальше? Дальше революция…И он снова поплыл против течения! Против власти, самой главной в России – самодержавной! Первым воврался к генерал-губернатору и обещал его публично повесить на площади, если тот немедленно не сложит полномочия и не передаст всю полноту ее советам народных депутатов. А если темная лошадка, под названием большевики, проиграла? Что тогда было с ним? Каторга показалась бы раем!

Гражданская…Самое страшное время, когда брат идет на брата, отец на сына и все воюют против всех. Иногда на этой непонятной, жуткой войне даже не было четко очерченной линии фронта. Где свои, где чужие – не разглядеть в чаде дымовой завесы от орудийных залпов. И все же Андрей разобрался! Занял именно ту сторону, которую нужно было, хотя тоже плыл против течения.

И потом каждый раз в его жизни, будто бы некто подсказывал, помогал, легонько направляя в необходимую сторону…Валентина…Воспоминания о жене принесли боль. Острую еще незажившую до конца рану, будто бы расковыряли острым ножом. Он поморщился. Остановился и закурил, с наслаждением втягивая ароматный дым папиросы, отсыревшей по такой влажной погоде.

Валентина…Любил ли он ее? Скорее она была неким призом в долгой и длинной игре под названием жизнь, почетным бонусом, который он получил, пройдя длинную дистанцию, обретя по итогу практически все, что хотел, а вот нет уж…Распишитесь, получите…Вот вам еще подарочек товарищ комиссар третьего ранга!

Любил ли он ее? Андрей даже сам себе не мог ответить на этот вопрос. Коноваленко с сожалением затушил окурок, оглядываясь по сторонам. Вышки, забор, колючая проволока и яркий, почти слепящий свет прожектора…Куда его привела эта любовь, если это была она? В тюрьму?

Бывалые работники ГУЛАГА, проведшие много лет на должностях в лагерях по всей стране, в кулуарах управления шутили, что непонятно кто кого охраняет в этой системе, то ли зэки нас, то ли мы зэков…Ведь чувство несвободы, отрезанности от реального мира преследует не только сидельцев, но и их охранников.

Валентина…Мысли о жене переметнулись к медсестричке Ирочке. Что это было сегодня в ординаторской? Желание отомстить? Мелочно, подло поступить, как это сделала она? Или все же чувство, достойное внимание? Скорее плотское желание…Желание обладать женщиной, владеть безраздельно прекрасным телом, механический голод, который надо было удовлетворить. Казалось бы, куда проще, потрахались и разошлись, но Андрей чувствовал, что его тянет к Бергман и в своей голове для простой интрижки он зарезервировал для нее слишком много места.

Коноваленко встряхнул головой, отгоняя мутные мысли. Стоило подумать о работе. Лагерь ему понравился. Его предшественник был крепким хозяйственником, поставившим все производство на широкую ногу. Цех по производству мебели, пусть недорогой, но добротной. На одном из стульев Андрею даже удалось посидеть, ради эксперимента. Был здесь и литейный цех, где в огромных плавильнях растекался красным липким жаром аллюминий, из которого позже в формах изготавливали ложки, вилки и миски с кружками для комбинатов общественного питания по всей стране. Швейных цех относился к женской части зоны. Барышень в ТемЛаге сидело немного, но и они были заняты делом: мастерили робы, шили рукавицы рабочие, вообще приносили пользу. От их бригадирши, крепкой дородной женщины по имени Пистимея, он узнал, что их вскоре доржны передать этапом куда-то севернее, где открывался лагерь , сугубо для женщин, со своим специфическим производством, но вот, когда это случится – никто не знал. То ли у управлении о них позабыли, то оказии какой не было.

Все это было рассказано Андрею без утайки, даже слегка доверительным шепотом. Здесь, в швейном цеху Коноваленко особенно понравилось. Уютная какая-то была там, домашняя атмосфера что ли? Он даже не стал журить девчат за легкомысленный занавесочки в цветочек на окнах. Махнул рукой, улыбнувшись, и пошел дальше.

– Товарищ капитан! Товарищ....– его окликнули, выдернув из собственных мыслей. Андрей обернулся на крик, увидев бежавшего по проулку, со всех сторон окруженному гнилыми бараками, солдата-срочника. Шапку свою он где-то потерял. Запыхался. Глаза то ли испуганные, то ли слегка свихнувшиеся....Дыхание сбито, будто бежал из далека. Час от часу не легче! В первый день его прибытия! Неужели побег? Мелькнула предательская мысль.

– Там…Там…– он махал рукой назад, пытаясь отдышаться.– Товарищ…Там…

– Да говори ты толком, черт тебя побери!– рявкнул Коноваленко, сердцем чувствуя недоброе.– Смирно! Равняйсь!

Рефлексы сработали, как надо. Все ж строевая подготовка – вещь замечательная! Вбитые в голову через ноги навыки работают и в самых экстремальных ситуациях. Паренек выпрямился, выпучив глаза, вытянувшись в струнку. Затих, пытаясь унять сердце, бешено колотящиеся после сумасшедшего бега.

– Докладывать по форме!

– Товарищ…Товарищ капитанн госбезопасности! Там…

– Да что там стряслось?

– Там на карантине вашу жену этапник…

Коноваленко побледнел. Схватился за сердце, слегка покачнувшись. Кровавый туман застелил глаза.

– Жива она!– поправился солдатик.– В заложники взял!