Высшая мера

– Тьфу ты, б..ть,– выдавил из себя Андрей. Он даже сам от себя не ожидал подобной эмоциональной реакции.

– Я в окно смотрю, а он ее за шею схватил, Кричит сломаю шею! Там лейтенант Ковригин с ними, пара наших…Ну, а я руки в ноги и за вами!

– Молодец, боец! Благодарю за службу,– заторопился капитан,– где это произошло?

– Туточки…В карантине…Она…

– Веди!– коротко приказал Коновлаенко, бросаясь за отдышавшимся солдатиком следом.

Ноги утопали в мокром снегу, но он не ощущал холода, лишь противную тянущую тяжесть в левой стороне груди. Дыхание стало хриплым, прерывистым, все уже не молод…А этот, неодобрительно глянул он срочника, скачет, как сайгак. Что с Валей? Бунт? Подавить? Или просить помощи? Мысли метались в голове, обгоняя одна другую, совсем не поспевая за быстрыми ногами паренька, ныряющего в проулки лагеря, слившихся в одно сплошное черное пятно для Андрея.

– Постой…– выдохнул он, чувствуя, как сердце готовится выпрыгнуть из груди.

– Уже на месте, товарищ капитан,– поправляя шинель, бросил солдат, зачерпывая красной ладонью грязный снег и вытирая выступившие крупные капли пота на лбу.

– Почему…Почему не поднята по тревоге дежурная смена?– рявкнул, оглядевшись Ковноваленко.– Где караул? Где все, мать вашу?! Где Ковригин? Головко?

– Там…– указал рукой на распахнутую дверь карантина срочник, опасливо косясь в ее сторону.

Андрей шагнул вперед, каждый раз преодолевая естественный страх, увидеть в полумраке карантина страшное.

– Выноси эту тварь! Пошевеливайся, бараны!

Ему навстречу двое солдат несли полуголое тело зэка. Руки раскинуты в стороны, безвольно повиснув плетьми, по пальцам сочится тонкая струйка крови, оставляя на грязном снегу красный след.

– Стоять!– приказал Коноваленко, двигаясь к ним. Неизвестно как, у него в руке оказался пистолет. Именно им угрожая, он остановил ошалевших от последних событий срочников. Они замерли, держа на вытянутых руках покойника, голые волосатые ноги которого волочились по земле, прорезая глубокие борозды в первом снегу.

Андрей взглянул на убитого. Посреди лба зияла своей чернотой пулевая отметина. Отверстие еще дымилось, выплевывая судорожно из раны сгустки бордовой крови. Глаза зэка были открыты, непонимающе уставившиеся в вечернее небо.

– Он?– коротко спросил Коноваленко, отворачиваясь.

– Так точно, товарищ капитан!– на пороге карантина появился сам Ковригин, лихо поправляющий сползшую портупею.– Он жену вашу за горло схватил, мол, свободу ему подавай. Пришлось рискнуть…

Лейтенант, явно довольный собой, кивнул на дымящееся пулевое отверстие.

– Не поверите, на стрельбах один раз из десятка попадаю, а тут навскидку, с лета…– Ковригин тараторил, пытаясь унять нервное напряжение последнего часа. Чтобы хоть как-то успокоиться, он закурил, лишь с третьей спички.

– Волчара еще тот! Из работяг, но сидел “ по мокрому”…Жену свою с полюбовничком топором пришил…

– Ты стрелял?– выдохнул Коноваленко, только сейчас понимая, что Валентина благодаря безрассудным действиями политрука на какие-то минуты оказалась на волосок от смерти. Стоило руке лейтенанта дрогнуть или пистолету дать осечку…Думать про это не хотелось. Сразу два чувства схлестнулись в голове у Коноваленко в этот момент. Жгучая злоба на самого себя, что все же несмотря ни на что, он переживает за супругу, и ненависть к Ковригину, который так легкомысленно позволил себе рискнуть жизнью жены своего начальника.

– Товарищ капитан,– Ковригин выбросил недокуренный окурок, словно почуствовав перемену настроения командира.

– Выговор за неполное служебное вы у меня получите…По партийной части обещаю нешуточные неприятности, сразу предупреждаю! – прошипел, сверля взглядом его, Андрей.

– За что?– искренне не понял Ковригин.

– За то, что зэки у вас, что хотят, то и делают! Того смотри и ко мне в кабинет заваляться толпой!

– Я…

– Молчать! Где она?

– Там…– обреченно кивнул Ковригин в темный провал коридора.– Истерика. Ей Бергман что-то вколола…

Ни слова ни говоря более, Коноваленко направился внутрь. Как только он скрылся в карантине. Ковригин решил сорвать злость на так и стоящих с трупом срочниках.

– Чего замерли бараны? Или на “губу” сесть захотелось? Тащите его к рвам! Быстро!

В карантине пахло лекарствами. Остальной этап уже разогнали, еще до прихода Коноваленко, Головко вывел их в отдельный барак, чтобы на маячили на глазах. В комнате были лишь Ирина с Валей.

Супруга сидела в углу комнаты, закрыв плотно лицо руками, рыдала. Худенькие плечи вздрагивали в такт прерывистым рыданиям.

– Ну, тише…Тише…Все же обошлось!– приговаривала Бергман, поглаживая Валентину по спине.– Все прошло! Все уже прошло…

Коноваленко негромко кашлянул. Ирина поймала его взгляд и выпустила Валю из своих объятий.

– Я, наверное, пойду…

Она мигом собралась, захватив с собой какой-то саквояж со стола. Обожгла Андрея глазами, плотно прикрыв за собой дверь. Андрей молчал, стараясь не смотреть на рыдающую жену.

– Ты как?– выдавил он из себя, отводя глаза в сторону. Темное пятно на земляном полу выдавало точнее всего место произошедшего.

Голос мужа, будто бы отрезвил Валентину. Она встрепенулась. Вытерла слезы, боясь показаться ему слабой и беспомощной. Нет! Ее он такой не увидит!

– Нормально! Сейчас все пройдет…

Держась за стенку, она встала. Слегка покачиваясь подошла к столу. Расстрепанная, зареванная. Усилием воли Андрей сдержал желание ее обнять.

– Как так вышло?

– Подошла на осмотр. Он схватил за шею…– Валя потерла гортань, на которой уже начали краснеть отпечатки крепких мужских пальцев. У нее всегда была нежная кожа, на которой оставались следы. Должны были остаться и следы их утех с Клименко.

При мысле о ее любовнике злоба снова всколыхнула его сердце. Затмила голос рассудка, и вместо объятий, он с наигранной небрежностью процедил сквозь зубы:

– Потянуло на голых мужиков? – понимая, что поступает неправильно, он не мог сдержать душившую изнутри его ревность.

– А то!– улыбнулась заплаканная Валентина. И даже не успела убрать голову, когда звонкая оглушительная пощечина прилетела ей справа. Боль обожгла кожу, лопнула губа, ненароком попавшая под удар. Женщина отшатнулась, упав на стол.– Как и тебя на голых баб…Думаешь я не видела размазанную помаду на губах Бергман?

– Слушай, ты!– Коноваленко пробила дрожь. Он мгновенно оказался рядом с Валентиной и схватил ее за запястья. Грубо встряхнул, как тряпичную безвольную куклу, желая сделать ей, как можно больнее, до хруста сжимая челюсти, чтобы сдержать крик.

– Бей! Что же ты…– открыто взглянула она ему в лицо.– Бей! Лучше смерть, чем такая жизнь с тобой!

Андрей медленно выдохнул. Отпустил захват, давая супруге волю.

– Рад? Или сам не гам, и другому не дам? Убей, пусть меня закопают во рву вместе с этим…Бей! Ты же здесь “хозяин”, тебя прикроют! А про жену скажешь, что пошла в лес по грибы, да сгинула. Ты же для этого меня сюда за собой притащил? Чтобы восстановить репутацию гулящей женщины? Бей! Я его все равно люблю! Слышишь! Люб-лю!

Коноваленко побледнел. Слова Валентины резанули его, будто острый нож по едва начавшей заживать ране. Снова и снова…Все больнее и больнее…