Высшая мера

– Значит, тут вы жить и будете…– сержант провел Валентину до узкого барака, затерявшегося среди нескольких десятков точно таких же, одинаково сбитых из плохо оструганных бревен сосны. Старое, почерневшее от времени и дождей крыльцо, было украшено прибитым к столбу умывальником. Женщина провела рукой по перилам, смахивая с него снег, заглянула внутрь. Вода в рукомойнике замерзла, покрывшись толстой полупрозрачной коркой льда. Усмехнулась и толкнула скрипучую полуоткрытую дверь, ведущую туда, что в деревнях и селах называли сенцы. В них царил полумрак. В углу навалены колотые дрова, разбросанные по всему узкому предбаннику. Об один из лежащих брусков Валя споткнулась, больно ударившись ногой. Негромко, совсем не по-женски ругнуась, распахивая дверь в избу.

Барак был построен на отшибе, за линией колючки и периметра. С одной стороны он был ограничен лагерным забором, с трех других бескрайним морем зеленой тайги. Света внутри было мало. Две керосиновые лампы стояли по углам комнаты. Сержант, сопровождающий ее, проверил в них керосин, и, чиркнув спичкой, зажег обе.

Ничего удивительного и необычного в обстановке нового Валиного жилья не было. За свои тридцать восемь лет ей приходилось ютиться в еще более худших условиях. По левую руку от нее сложена русская печь, именно для этой громадины с лежанкой наверху были приготовлены дрова в сенцах. Она же являлась единственным источником тепла в холодном бараке. У окна стоял стол. На нем керосиновая лампа чуть поменьше, какие-то бумаги, покрытые плотным слоем пыли, чернильный прибор с перьевой ручкой. Листы исписаны крупным волевым почерком сильного человека. Валя провела ладонью по ним, смахивая пыль, решив, что обязательно их прочтет чуть попозже. На деревянной стене была прибита ручной сборки самодельная полка, на ней несколько столовых принадлежностей и кусок затвердевшей соли, обгрызанный со всех сторон мышами. Кровать спряталсь в углу, поближе к печи, обычная панцирная с сеткой и тщедушным матрацом, свернутым несколько раз. На полу множества следов от грязных армейских сапог. Он почти весь истоптан десятком ног, если не больше.

Валя потянулась к единственному окну, чтобы закрыть форточку, сквозь которую тянуло сквозняком, но фрамуга, отсыревшая за столько времени, сгнившая на креплениях, осталась у нее в руках. Сержант виновато пожал плечами и кое-как приладил ее обратно.

– Завтра пришлем бригаду,– торопливо пообещал он, ожидая разноса от жены высокого начальник,– она тут поправит все, щели заделает, да и дров подколет…Не лето, значит, на дворе…

Валя кивнула задумчиво прогуливаясь по комнате. Все ее мысли были далеко отсюда, рядом с Глебом, мамой, Сашкой…Все окружающее казалось ей лишь глупым смешным сном, который под утро кончится, она проснется, и как будто ничего этого и не было… Все останется лишь кошмаром, страшным ночным кошмаром, о котором она забудет, как только засветят первые лучи солнца.

Сержант втащил в комнату два чемодана, осторожно уложил их на кровать, в ответ гневно скрипнувшую всеми своими пружинами, словно обвиняя солдата в том, что он разбудил ее после стольких лет сновидений.

– На довольствие вас уже сегодня поставят,– замялся мужчина, не зная, как свернуть беседу и поскорее уйти. Жена нового хозяина Темниковского лагеря казалась ему странной. Чудная какая-то…Думал он, глядя на красивое улыбающееся лицо. Ходит, смеется чему-то своему, а барака, будто бы не замечает. И все равно ей, где придется жить, и плевать на дырявые стены и отломанную форточку. Нет, у нее в ее мире ничего такого,– так что можете, товарищ военврач вместе с мужем в нашей столовой, значит, откушать…Ничего особенного, но вкусно и подомашнему!

– Спасибо!– кивнула Валентина, продолжая загадочно улыбаться чему-то своему.

– Ну, я, значит пойду тогда…– замялся на пороге сержант.

– Постойте!– словно спохватилась Валентина.– Не могли бы вы растопить печь…Здесь зябко!– она поезжилась, кутаясь в пуховый платок, наброшенный на плечи, будто бы для красоты.

Головко вздохнул и побрел в сени. Набрал охапку поленьев, выбирая березовые, чтобы дольше тлели, давая большие угли. Быстро зачиркал спичкой, продув дымоход и разложив, как положено дрова. Через десять минут потянуло дымком, а еще через пять в печи приятно и подомашнему затрещало.

– Вы дрова подбрасывайте изредка! Через пару часов тут, как в бане будет, несмотря на щели, значит,– кивнул он на светящиеся полоски, сквозь которых пробивались солнечные зайчики у самого пола.

– Спасибо!– повторила Валентина, молчавшая все это время, безмолвно наблюдавшая за работой сержанта.

– Я, значит, пойду…– кивнул на дверь сержант, отряхивая руки. Валентина только сейчас заметила, как непохожи на обычные и удивительны его пальцы, крупные, красные с мороза, раздавленные тяжелой крестьянской работой, как сосиски, с потрескавшейся кожей на складках, глубокими бороздами морщин и линий. Настоящие трудовые руки!

– Скажите, а что случилось с прошлым начальником лагеря?– уточнила женщина, хотя примерно знала ответ.

– Я не могу…

– Я никому не скажу!– мгновенно прервала Головко Валя.

– Расстрелян,– буркнул недовольно сержант.

– Я так и думала! Всегда одно и тоже…

Запах ладана стал явственней. Сладковатый запах смерти заклубился на пороге, и только сбежавший от странной жены начальника Головко слегка разбавил его морозным стылым воздухом из приоткрытой двери. Она обреченно села на пыльный табурет, подперев обеими руками голову. Медленно сняла с себя берет. После долгой дороги, нервотрепки последних дней захотелось уснуть, закрыть глаза и не проснуться или проснуться где-то далеко отсюда.

В сущности Валентина понимала, что виновата. Виновата во всем случившимся, виновата…но глупое сердце тоскливо ныло, только представив в памяти образ влюбленного лейтенанта, который никак не хотел выходить у нее из головы. Клименко забрал ее покой, заставил поверить, что она тоже может быть счастливой, кому-то нужной…И это полностью изменило ее мир.

Два чемодана так и остались у порога неразобранные. Коноваленко бросила на них косой взгляд, но заниматься домашними хлопотами не могла. Все падало из рук. Грустно…За окном повалил снег. Крупными мягкими пушистыми хлопьями он устилал чищенные дорожки лагеря, налипал на стекла, рисуя причудливые узоры, тут же примерзая. Мороз крепчал.

– Разрешите, товарищ военврач!– в дверной проем заглянула совсем молодая, усыпанная веснушками физиономия солдата срочника с читыми, как его совесть синими погонами, от вида которых Влаентину уже начинало подташнивать.

Она встрепенулась. Встала. Длинное пальто – подарок мужа на прошлый день рождения широкими полами подмело пыльный пол.

– Слушаю!

– Старший лейтенант госбезопасности Ковригин попросил, как только устроитесь, немедленно прибыть на карантин! Там этап новый пригнали. Осмотреть их требуется, да карточки оформить.

Как гинеколог будет осматривать мужчин, лечить их от обычных прозаических болезней, Валентина мало представляла, но все же кивнула.

– Для начала проводите меня в медпункт. Мне нужен халат и инструменты…– все же она когда-то проходила лечебное дело, некоторое время до знакомства с Андреем работала на скорой помощи и кое-что помнила по прошлой жизни. В крайнем случае, послушать легкие и записать пульс, она сумеет. Коноваленко двинулась за солдатиком, который оказался шустрым и ловким. Винтовка на плечо была чуть меньше его самого, но глаза горели юношеским задором и интересом. Как у Сашеньки…Подумала с грусть женщина, двигаясь между бараками за парнем.

Темнело…Ото рва слышались крики, кто-то перечислял фамилии, шла вечерняя поверка. Валя оглянулась, рассмотрев, как на ближнем к их служебному жилью, домом назвать это язык не поворачивался, огороженном плаце сгрудились неровным строем несколько десятка женщина разного возраста. Тонкие платки, лишь отдаленно напоминающие пуховые, жиденькие телогрейки и кирзовые сапоги, в которых ноги стыли по такой зиме почти мгновенно. О каком здоровье в таких условиях может идти речь? Подумала Валентина, решив, что нехватки работы у нее не ожидается. Да, может это было и к лучшему. Все же лучше, чем сидеть дома, мучаясь несбыточными надеждами и мечтами.

У крыльца в административный корпус солдатик остановился.

– Товарищ военврач, медицинский кабинет прямо и налево. Предпоследняя дверь по коридору, прямо напротив кабинета вашего мужа! Разрешите идти на вечернею поверку?

– Идите!– махнула рукой Валя, которая успела продрогнуть от сырого пронизывающего ветра, бушующего на улице. Несмотря на не сильно низкую температуру, было холодно. Мокрый снег, валивший стеной,мгновенно намерзал на все вокруг. Вздохнув, Коноваленко поднялась на крыльцо, толкнув дверь в корпус.

Темно. Коридор ничем не освещался. Со страхом, с детства боящаяся темноты женщина шагнула внутрь и тут же загремела какими-то досками, споткнувшись о поленницу дров.

– Черт побери!– ругнулась она, перешагивая через поваленное топливо.

На шум в конце коридора выглянула худощавая светловолосая, короткостриженная женщина, с тонкими чертами лица, неприятной холодной улыбкой и тонкими губами. Голос у нее оказался чуть томным, хрипловатым, словно прокуренным.

– Кто там? Кого на ночь глядя принесло?– покричала она в темноту.

– Военврач Коноваленко!– отозвалась Валентина, пробираясь к свету.

– Ой, – всплеснула руками женщина в белом медицинском халате,– вы наш новый доктор!

Она тут же бросилась к ней, помогать. Подхватила под руку, провела вперед. Иначе Валентина непременно что-то себе сломала бы в полумраке коридора.

– А вы я вижу…– осмотрела Валечка ее, когда они подошли к свету. Тусклому фонарю, висящему над дверью медпункта, как лампочка Ильича.

– Осужденная Бергман! Статья 58-я. Срок десять лет! Временно была направлена на работу в медпункт лагеря для оказания практической помощи военврачу.

– Имеете медицинское образование?– смерила ее взглядом Валентина, быстро окинув с ног до головы, как будто оценивала товар на рынке. С неудовольствием отметив, что и губы, подведенные свежей свеклой, размазались в уголках, халат помялся, да и след от чьей-то грязной мужской пятерни на бедрах остался. От женщины слегка пахло спиртным и…Этот запах секса сложно перепутать с чем-то другим. Валентина поморщилась, но промолчала, прокрутив это все у себя в голове.

– Да, гражданин военврач! Медицинское училище в городе Николаеве.

– Украина? – скривилась Валентина.– Я совсем недавно оттуда, из Харькова с мужем приехали…

Показалось ей, или при упоминании мужа глаза Бергман блеснули злорадством? К черту! Показалось! Андрей где-то на территории, дотошный, внимательный к мелочам, он скорее всего знакомится с новой работой.

– В Харькове я была проездом. Этапом…– потупилась Ирина.

– Ну, хорошо!– ободряюще улыбнулась ей Валентина, чувствуя, что своей фразой про Украину разбередила в медсестре не самые приятные воспоминания.– Как тебя зовут?

– Осужденная…

– По имени?– прервала ее Валя.