Высшая мера

– Гражданин начальник, я поспрашиваю…Только сам…– пробормотал Сизых, бегом выскакивая в промерзший коридор, впуская вместе с чистым и колким морозным воздухом облако пара внутрь оперативной части.

Наступила тишина. Каждый думал о своем…Блинов прикидывал, что непросто будет сжиться с новым хозяином лагеря, в котором сразу видно человека своевольного и авторитетного, а Коноваленко вспомнил, как точно так же всего лишь полгода назад знакомился с сотрудниками УНКВД в Харькове. Конопатов, Власенко, Жидков, Клименко…При мысле о молодом лейтенанте его перекосило, по скулам заходили желваки, все то, что он старался забыть, спрятать где-то на самом дне души, вспыхнуло с новой силой. Он с необъяснимой, плохо скрываемой ненавистью посмотрел на Блинова, пышущего такой же щенячьей молодостью, как и тот…Первый…

– Доложите обстановку в лагере, товарищ Блинов!– зло бросил он, занимая за столом, который несомненно принадлежал оперу. Лениво скользнул взглядом по подшитым аккуратно папочкам с личными делами заключенных, несколько из них сбросил на пол, чтобы не мешали, нарочито грубо и хамовато. Ему хотелось обидеть лейтенанта, унизить, хотя тот, по сути, еще ни в чем перед ним и не провинился, кроме своей молодости и юношеского нахрапа.

– Есть!– вытянулся в струнку побледневший Блинов.– Товарищ капитан государственной безопасности, на данный момент в лагере отбывают заключение порядка пятисот заключенных, осужденных по разным статьям, как уголовным, так и политическим. Сроки разные, контингент в основном политический. С ними проводится профилактическая работа, многие из них сотрудничают с администрацией лагеря. Уголовников меньше, но они сплоченнее, а от того тяжело поддаются контролю. Главный у них Лютаев, тот самый Лютый…На работу выходить отказывается, режим не соблюдает. В данный момент находится в ШИЗО за нарушение режима сроком на месяц. Прибыл этап. Помещен под карантин. Завтра будет обследован нашей медицинской частью. Исполняющий обязанности начальника лагеря лейтенант Ковригин ездил встречать его. Доклад окончил.

Андрей видел, как выдавливает из себя каждое слово обиженный Блинов, как по-детски трясется его нижняя губа, но ничего не мог с собой поделать. Слишком больно еще было от предательства Валентины, слишком мало времени прошло, чтобы рана от ее измены зарубцевалась.

– Как только замполит появится, сразу направьте его ко мне!– коротко приказал Коноваленко, вставая из-за стола. До папки с фамилией Клименко он так и не дошел, остановившись на Качинском.– Я осмотрю лагерь и вернусь обратно! К этому времени в моем кабинете должны быть все личные дела главных смутьянов лагеря, в том числе и тех кто сидит в ШИЗО, а так же сотрудников, как вольнонаемных, так и служащих. Вам ясно?

– Так точно!– браво откликнулся Блинов с каменным лицом.

– Вот и хорошо!– процедил Коноваленко, чувствуя, как спину ему сверлит ненавидящий взгляд молодого Блинова, на которого он сорвался, как мальчишка. Кажется, я нажил себе очередного врага…Подумал он, захлопывая за собой дверь.

В коридоре было пусто. Лишь из соседнего кабинета слышались женские голоса и смешки. Дверь с табличкой «начальник лагеря» он прошел. Еще успеет осмотреть свои хоромы, решив заглянуть в медсанчасть, расположившеюся по соседству в административном корпусе. Прошел до конца коридора, прежде чем зайти к светилам лагерной медицины, где предстояло работать Валентине. Ничего интересного не обнаружил. Комната для допросов, кабинет начальника режима, кабинет начальника оперчасти, его кабинет, операционная, несколько палат и красный уголок, где царствовал Ковригин. Сам кабинет врача был прямо напротив его личного места работы.

Вот и хорошо, решил он. Будет под присмотром…Подумал он о Валентине. Толкнул дверь, заходя в процедурную. Смех мгновенно смолк. Две дамы в помятых грязно-белых халатах притихли, выжидательно смотря на большого начальника, зашедшего в медсанчасть.

Коноваленко тоже не спешил представляться. Он внимательно осмотрелся, оценивая обстановку вокруг. Процедурка была небольшой комнатушкой, единственной в лагере имеющей некий более или менее одомашненный вид. Окно было занавешено легкомысленными занавесками в красно-зеленый цветочек. Узкий стол, за которым расположились медсестры, накрыт льняным покрывалом с бахромой по краю. Три полки на стене заставлены книгами и справочниками по медицине. Шкаф, набитый ретордами, склянками и неизвестного назначения пузырьками, запихнули в самый темный угол.

Две женщины сидели напротив друг друга. На столе накрыт небольшой стол. Сваренная в мундирах картошка, луковица и кусок сала, совсем мизерный, но, безусловно, вызывающий аппетит, после долгой дороги. Андрей непроизвольно сглотнул слюну. Две пустые рюмки, из которых несло спиртом, не оставляли шансов как-то иначе истолковать подобный обед, как пьянку в рабочее время.

Одна из медсестер осоловелыми глазами попыталась ему подмигнуть. Получилось плохо. А вот вторая, светловолосая, с бледными светлыми, почти белесыми глазами и короткой стрижкой, мгновенно поняла, кто он, среагировала быстрее пьяной подруги. И бутылка спирта тут же исчезла где-то под столом.

– Товарищ капитан…

– Сидите…– махнул он рукой, недовольно морщась. – Что за праздник нынче? – кивнул он.

– А ты кто такой, вообще…– пробомотала вторая, круглолицая, раскрасневшаяся с опухшим наглым лицом. Женщина попробовала встать, но закачалась, ухватилась за край шкафа, еле устояв на ногах.

– Товарищ капитан…Я все объясню!– вскочила та, что была потрезвее, подхватывая свою товарку под руки, чтобы та, не рухнула на пол.

– Иришка…Ну-ка…дай-ка я…Я ему скажу!– отмахнулась от помощи пьяная, размахивая руками.– Мы вообще приезд нового начальника отмечаем! Слышишь, куркуль, ХОЗЯИНА! Говорят…он из самой Москвы, из столицы к нам должен прилететь…Не то, что ваши из Мухасранска…ик…какого-то…

Коноваленко с улыбкой наблюдал за разворачивающейся вокруг сценой. Его приезд отмечали без него.

– Отведите ее куда-то,– проговорил он тихо, глядя на трезвую женщину, пытающуюся остановить поток слов из толстушки. Андрей с удовлетворение заметил, что эта женщина, хоть и была его ровесницей, но выглядела симпатично для своих лет,– пусть поспит…Потом посмотрим…

– Хозяин приедет…Он тебе покажет! Посмотрим…– прокричала на ходу толстушка, которую волокла в коридор довольно худенькая женская фигура Ирины, как ее назвала подруга. Дело для нее было привычное. Судя по сноровке, с которой, та приступила к делу эвакуации.

Андрей вздохнул и сел на стул, где пьянствовали медики. От запаха горячей картошки подвело живот. Он лениво ткнул пальцем овощ. Чувствуя, как поддается под его ногтем спекшаяся кожица. Коноваленко воровато оглянулся и стал ее чистить, чувствуя, как под его руками картфоель рассыпается. Только сейчас он понял, как проголодался. Жадно окунул в рассыпанную на бумажке соль и проглотил, наслаждаясь ощущение теплоты, разливающейся по телу бурным потоком.

– Товарищ капитан, заключенная Бергман Ирина Михайловна прибыла!

Он вздрогнул, услышав за спиной голос одной из медсестер. Густо покраснел, словно застигнутый за чем-то нехорошим. Торопливо прожевал картофелину, неловко смахнул крошки с рукава шинели.

– Вы ешьте! Ешьте! – подхватила Ирина, бросаясь к потрескивающей в углу буржуйке.– Мы еще, если что спечем…

– Спасибо…– смутился Коноваленко. Теперь, после проявленной слабости, и отчитывать за нарушения режима ее было как-то неудобно. Он встал, чтобы не выглядеть дураком, подтянул портупею, оправил складки шинели.

– Что же вы не кушаете, товарищ капитан?– захлопала своими прозрачными глазами женщина.– У нас и согрется кое-что есть…– добавила она, пряча взгляд под редкие светлые ресницы.

– Да…я вижу,– улыбнулся Андрей, присаживаясь обратно. Смущение прошло. Видя это, Ирина мгновенно засуетилась, собрала на стол, выудив обратно склянку с медицинским спиртом, быстро и ловко сполоснув рюмку.

– Чем богаты…– развела она руками, усаживаясь напротив, по-бабьи подставив ладонь под щеку. Из-под белого платка, слабо стянутого на затылке выбивались жидкие прядки.

– И все же, что за праздник? – нахмурился Коноваленко, опрокидывая стопку в себя. Тепло разошлось по всему телу горячей волной. Он с чувством занюхал рукавом шинели обжигающий спирт и откусил немного хлеба, помакав его в соль.

– Да день рождение у Маруськи этой,– махнула рукой Ирина, куда-то в сторону,– я еще ей говорила, что рано сели, давай, вечера дождемся, начальство из Москвы приезжает. Ковригин – замполит наш с этапом вернется…А она. Нет, давай по чуть-чуть…Вот и вышло!

– По ней заметно, что по чуть-чуть…-улыбнулся Андрей. Он впервые за долгое время вот так вот свободно и легко общался с женщиной, не думая о Валентине.

– А вы…

– Ну да!– подтвердил Коноваленко, уже самостоятельно наливая себе полную рюмку.– Я и есть тот самый хозяин из Москвы!

Спирт расслаблял. Напряжение последних дней, нервы, стресс после измены, все отходило на второй план. Оставалось только легкое потрескивание дров в буржуйке, да эти белесые внимательные глаза напротив.

– Простите нас, товарищ капитан!– смутилась Ирина.– Мы…

– Да, ладно! День рождение есть день рождение…А ты давно здесь?

– Год…До этого в швейном цеху была, а как узнали, что медицинский закончила, так Ковригин наш сюда и направил, в помощь, Маруське. Она-то вообще только санитаркой в больнице районной работала. Ничего не умеет, а врач наш еще полтора года назад умер.

– Умер?

– Зарезали его. За то, что вора одного не спас. Он в ШИЗО месяц проторчал, воспаление легких, оттек, состояние критическое…Ну и…Итог один. А утром и Тимофей Ивановича нашли на крыльце зарезанным. Мол, в отместку…

– История…

– Ковригин ко мне клинья подбивал долго…Вот и сюда запихнул, чтоб поближе была,– вздохнула Ирина, отводя глаза.

– Подбил?– алкоголь расслабил Андрея, позволив задать бесстактный вопрос, который он никогда бы не задал в трезвом состоянии, даже зэчке.

Их глаза встретились. Что-то внутри Коноваленко с треском переломилось, хрустнуло, будто сухая ветка под ногой. Сердце забилось сильнее чем нужно, и он почувстовал горячую волну возбуждения, накатывающую на него с головой. Встал, опрокинув старый колченогий табурет, не сводя глаз с застиранного халатика, будто нарочно застегнутого лишь три нижние пуговицы. Ирина поднялась следом. Ее грудь вздымалась высоко, а тонкие пальцы, непохожие на пальцы заключенной, мелко дрожали, отбивая по столу непонятный такт.

– Нет…– выдавила она из себя, бросаясь вперед, в объятия Андрея, который не отстранился, да и не хотел этого делать. Вместе этого его ладони слепо зашарили по ее спине, а губы впились в тонкую полоску ее призывно открытых губ. Алкоголь, тепло, еда и какое-то наступившее внутреннее упокоение сделали свое дело. Его трясло. Он излишне поспешно, чуть нервно сбросил с себя шинель, тяжело справившись с портупеей. Прижал ее к себе, чувствуя ее призывное тепло. Ирина глубоко и протяжно застонала, подаваясь вперед, отдаваясь в его власть целиком и полностью.

Когда он прижал ее к стене, она лишь тихо подсказала, покрывая его небритое лицо поцелуями:

– Не туда…На стол…

Одним ловким движением Андрей подхватил ее за бедра и усадил на край обеденного стола. С грохотом перевернулась склянка, растекшись прозрачной лужицей на грязном деревянном полу, покатилась следом за ней очищенная картошка и солонка с солью. Он мгновенно освободился от ремня, немного жестким и уверенным движением, скользнув между ее ног.

– Люби меня…Скорее…– прошептала она, чувствуя, как он врывается горячим фонтаном в нее, заполняя до самых краев сладко-томительным ощущением мужчины. Его голова закружилась. У него так давно не было женщины, так давно не было близости. Ну и что, что она зэчка? Что у заключенных все не так устроено? Мелькнула у него в голове мысль. Движения Андрея стали порывистыми, грубыми. Старый стол отчаянно скрипел в такт с ними. Отзываясь в унисон со стонами двух любящих друг друга людей. Тело Ирины и капитана пробила дрожь. Он как можно сильнее вжался в нее, чувствуя женщину каждой клеточкой своего организма. Через пару минут все стихло. Они так и замерли, боясь нарушить наступившую оглушающую тишину, а за окном падал снег…Наступала настоящая зима.

ГЛАВА 11