Здравствуйте, мсье Поль!

– Идём скорее! – схватив меня за руку, прокричал Анри, и спустя некоторое время мы шли по мосту через остров Святого Антуана. Хмель быстро выветрился, вдруг что-то заставило меня обернуться. На холме на белом, как снег, коне возвышался всадник, которого мы уже видели. Лицо его, как и прежде, было закрыто маской. Он еле заметным жестом показал нам идти вперед, и мы прибавили шагу. Я не знаю, как это объяснить, но мы будто знали, куда следовать. Вернее, знал не я, а мой проводник Анри, он шёл уверенно и тащил меня за собой.

Жуткая картина: убитые и раненые вперемешку, лошадь без ног, кто-то добивает раненых врагов, крики, визг, везде огонь и смрад, как в фильме ужасов. Пока мы шли, меня несколько раз вырвало, хотя мой желудок был недостаточно полным.

Мы уже вышли на широкую улицу, ведущую к центральной площади Орлеана, когда раздался свист, и неизвестно откуда прилетело ядро. Совсем рядом с нами, метрах в пятидесяти, раздался взрыв. В сам момент взрыва всё вокруг замерло, просто всё остановилось! Как бы повисло в воздухе, когда разлеталось в разные стороны, и так и осталось висеть. Огонь при взрыве так и остался недвижим. И абсолютная тишина. Чудеса, да и только!

Но мы с Анри не потеряли подвижности. Мы бежали вперед. Уже смеркалось, люди и лошади оставались в тех позах, в которых их остановило время. Даже капли крови зависли в воздухе.

Мы влетели в здание напротив огромного фонтана. В большом зале горели факелы и большие свечи. В глубине зала на большом настиле лежала Жанна. На полу валялись окровавленные тряпки и стояли тазы с водой, возле её изголовья замерли два лекаря с бинтами и какими-то склянками в руках, у входа и по периметру дежурила охрана, а у окна стояли капитаны и молодые генералы с угрюмыми лицами. Возле Жанны лежала стрела. Видимо, та, которая её и пронзила в левое плечо, в нём зияла свежая рана. Из раны обильно сочилась кровь, глаза воительницы были туманны. Но вот что странно: она двигалась, смотрела куда-то в пространство и молилась так неистово, что слёзы ручьём текли из её глаз. Нас, как мне показалось, она не видела.

Боже мой, как же она хороша, тонка и женственна, а историки приписывали ей какую-то мужественность. Может, где-то на поле боя в схватке, но не сейчас. Сейчас передо мной была хрупкая и беззащитная девочка, а для нас стариков это был просто ребёнок.

Анри сказал, что у него вибрирует крест, затем открыл его. Кнопки мигали одновременно, вибрация усилилась.

– Мы должны что-то сделать, быстрее, Поль! – закричал Анри.

– Я не знаю что! – в ответ крикнул я и оскалился, словно волк.

– Я привёл тебя сюда, а теперь твоя миссия! Так я понимаю! Делай же что-нибудь! – заорал Проводник.

Меня затрясло. Вдалеке у входа в здание стоял тот незнакомец в маске и смотрел на нас, а может, это был даже и не он, а плод моей фантазии. Я повернулся к Жанне и подошёл, она продолжала смотреть в пустоту и шептать, а кровь продолжала сочиться и струйкой стекала по её руке на пол.

Бедная девочка. То, что я сделал, было совершенно неосознанно, а может, даже интуитивно, будто кто-то управлял мною и моим телом. Подойдя к ней, я положил правую руку на рану, плотно закрыв её, а левую на лоб Жанны и, не задумываясь, прошептал: «Помилуй, Господи!». Поднял голову вверх и крепко зажмурился.

Через минуту я убрал руку, крови не было, осталась лишь маленькая дырочка с запёкшейся кровью. Жанна перестала шептать и посмотрела мне в глаза. Или сквозь меня. И улыбнулась. Я отошёл в сторону, пребывая в шоке. Тело мое ослабло, ноги стали ватными. Анри придержал меня за локоть.

– Анри, я прошу тебя, дай минуту, ведь мы никогда этого больше не увидим, никогда! – попросил я.

Я стоял и смотрел на это чудо, и только мы в этом мире знали, чем закончатся все её героические победы.

Уже потом, спустя много времени, Анри у костра снова рассказал мне, что в летописях описывался случай чудесного исцеления Жанны д’Арк после тяжёлого ранения в левое плечо. Тогда я неуверенно ответил ему, что к нам это не имеет никакого отношения. На что мой спутник напомнил мне слова Уильяма Шекспира о мудрецах.

– Уходим, крест аж звенит! – крикнул Анри и потащил меня за рукав, а я ещё раз взглянул на умиротворённое лицо девушки и послушно пошёл за ним к выходу.

Мы свернули налево и побежали по улицам в сторону взрыва, огибая людей и стараясь их не задеть. Наконец, мы вошли в эпицентр взрыва.

– Готов? – спросил Анри.

– Поехали! – ответил я, ещё раз оглядевшись по сторонам, но на душе у меня было тоскливо от чувства, словно мы что-то не доделали.

Затем мы схватили друг друга за шеи, прижались лбами и одновременно нажали кнопки: я – зеленую, Анри – красную. Засверкали молнии, всё закрутилось, завертелось, мы куда-то провалились и полетели.

Глава 4

В гостях

Я, как и в прошлый раз, упал откуда-то сверху и очень больно ударился о землю. Кажется, я разбил лицо. Подобное состояние было у меня однажды, когда совсем пьяный я ехал в плацкартном вагоне и, упав с верхней полки, разбился так, что мне вызывали скорую помощь прямо к поезду.

Но это было давно, в безрассудной молодости, а сейчас совсем другое дело. Я терял сознание, затем приходил в себя, затем снова терял, и так несколько раз. Не хотелось открывать глаза, встать не было сил. В такой полудрёме я, наверное, пробултыхался довольно долго. Мне казалось, я нахожусь где-то в вечности. Голова была ватной, мысли наслаивались одна на другую, не было возможности сосредоточиться, я не мог ничего вспомнить.

По прошествии какого-то времени я неожиданно вспомнил, что у меня есть друг, и попытался встать. Кое-как взгромоздился на четвереньки и начал блевать. Блевал желчью, потому что желудок был пуст и нормальной пищи не видывал давненько.

Проблевавшись, я долго не мог отдышаться. Когда это удалось сделать, я с трудом оттёр грязь и кровь с лица и попытался вспомнить что-нибудь. В голову начали лезть обрывки сюжетов, ощущений, мыслей. Я вспомнил практически всё. Пальцами протёр глаза, содрав запекшуюся грязь, и увидел рассвет, только опять в этой проклятой жёлтой дымке.

С трудом оглядевшись, я обнаружил, что полулежу посреди огромного виноградника. Горло и рот были сухими. Жутко хотелось пить. Рукой я нащупал жидкую грязь и напихал её полный рот. Высосав как можно больше влаги, выплюнул практически сухую и горячую землю. Такой трюк я проделал несколько раз и вскоре опять затаил дыхание, с трудом вытянув шею.

Где-то метрах в двадцати от себя я услышал сопение и пополз в ту сторону. Промучившись минут десять, я добрался до практически бездыханного тела моего друга и проводника Анри. Он лежал на животе, голова его была повёрнута вправо, изо рта и носа текла кровь. Я лёг рядом, думая о том, что с ним могло произойти самое страшное, и боясь того, что его шевеление – агония умирающего тела.

Пристально вглядываясь в Анри, я, обессиленный, провалился в сон, затем, проснувшись, когда было уже совсем светло, решил попробовать расшевелить друга. Я толкнул его в плечо, он приоткрыл один не заплывший глаз и прохрипел: «Пётр, как я рад тебя видеть, а себя ощущать ещё живым, но мне очень больно». Я спросил, где болит, и он ответил, что особенно болят руки. Аккуратно посадив Анри, я взял его кисти и поднял их вверх. Он застонал, а я увидел, как неестественно его руки согнуты. Обе руки были сломаны.

Я тихонько отпустил его конечности, а он закинул голову вверх и горько заплакал. Вернее сказать, мы сидели и плакали оба: от боли, от бессилия и непонимания. Два взрослых мужчины рыдали, заливаясь горячими слезами. Я обнял за шею своего друга, поцеловал, как сына, в лысую грязную голову и сказал, что пойду осмотрю округу, может, найду помощь. Он ничего не ответил, так и остался сидеть в позе святого.

Я, шатаясь, двинулся по грязи вниз под уклон в надежде найти людей, воду, пищу. Я пощупал швы рясы, монеты были на месте, да и сандалии были так же тяжелы от монет.

Подойдя к неширокой речушке, я упал на колени и начал жадно закачивать в себя воду, хотя понимал, что наношу себе только вред. Конечно, меня тут же вырвало, голова закружилась. Я присел на колени. Затем, умывшись, встал и огляделся по сторонам. Примерно в километре ниже по реке разглядел маленькую деревеньку и направился в её сторону. Пока шёл, отряхнул высохшую грязь и поправил на груди крест, хотя выглядел я далеко не как монах, скорее как бродяга.

Я посмотрел в ту сторону, где оставил Анри, и долго стоял, размышляя, почему и за что нам всё это. Я не понимал, кто затеял эти игры. Господи, мне уже, наверное, пятьдесят, а я неизвестно где. Меня бьют, я разбиваюсь в кровь, какие-то девки, вино, война, грабёж и, как говорил Ефим Шифрин, кругом абсолютный бесперспективняк. Опять подкатил ком к горлу, но я удержался, чтобы не зарыдать, так как заметил неподалёку девочку и мальчика лет десяти-двенадцати, они пасли овец.

– Padre, un sermone straordinario! – крикнула мне девочка и присела, а мальчик поклонился.

Я не разобрал, что она сказала, язык показался мне незнакомым. Образовалась длинная пауза, и мы смотрели друг на друга с недоумением, затем я непроизвольно выпалил: «Привет, как дела?».

– Grazie, va bene cosi! – ответили они практически одновременно, и я их понял.

Странно. А чего странного? Такое я уже проходил, когда в первый раз свалился «с неба».

Я спросил детей, что за деревня вдали, они ответили, что это Condrofuri, и речка возле неё носит такое же название. По этому названию и по звучанию языка я догадался, что мы очутились в Италии. Осталось понять, в какой её части.

Я спросил детей, как их зовут. Оказалось, что девочка – Мелайора (в дословном переводе «лучшая во всём»), а мальчик – Мариус (дословно «настоящий мужчина»). Я представился как отец Поль и рассказал, что мы с отцом Анри попали в беду. Мариус наказал сестре отвести меня к их матери, а сам решил остаться стеречь овец на берегу.

Я поблагодарил парня и послушно засеменил за девочкой в сторону деревни. Уже минут через пятнадцать-двадцать мы подошли к дому, из его двери вышла женщина лет тридцати. Она поклонилась мне, я сразу попросил воды и начал хлебать, как загнанный конь.

Затем, отдышавшись, я рассказал женщине, что мы пришли издалека, что на нас напали, обобрали, избили, и что мой коллега нуждается в неотложной помощи. Она была крайне удивлена, потому как давно не слыхала о разбоях, тем более в этих местах. Женщина сказала, что её зовут Карин, а ее мужа Двейн, через минуту он вышел из-за сарая с вилами. Я испугался и попятился, но она успокоила меня и попросила мужа помочь Анри.

Двейн поставил свой шанцевый инструмент, и мы через пару минут уже шагали в сторону виноградника. Девчонка, опередив нас, поспешила к брату. Я попросил у Двейна нож, который увидел у него в брюках. Он протянул мне его, и я нарезал около двадцати прутьев из орешника, мимо которого мы проходили.

Я издалека увидел, что Анри сидел в той же позе, в которой я его оставил. Подойдя к другу, я объяснил итальянцу, что у моего товарища сломаны обе руки, нужно как можно аккуратнее положить его на землю. Двейн взял Анри под руки, слегка приподнял его, а я вытянул ноги друга вперёд, и мы положили его на землю. Анри потихоньку приходил в себя, лицо его уже обгорело на утреннем солнце, я достал из сумки кусок ткани и укрыл голову друга.

– Двейн, я прошу Вас вернуться, и если есть крепкое вино, то срочно принесите! И какого-нибудь жира или сала! – попросил я местного жителя.

Он кивнул головой и рванул так, как не носятся даже спортсмены из моего XXI века, грязь летела у него из-под ног, как из-под колёс внедорожника. Уже минут через пятнадцать итальянец был около меня. Он бежал практически без одышки, видимо, цену табака не знал. В руках у Двейна был кожаный мешок с вином и небольшой глиняный сосуд с коричневым жиром.

Анри пришёл в сознание, и я попросил его не шевелиться, но только приподнять голову, чтобы мы могли залить ему в рот вина. Он удивился, и мне пришлось рассказать ему, что у него сломаны обе руки, нужно наложить гипс.

– Знаешь, Поль, я не могу уже ничему удивляться, делай что должно! – сказал Анри и широко открыл рот.

Я поддержал его голову, а итальянец начал вливать вино. Анри глотал-глотал, пока не прошептал, что больше не может, и уже минут через пять заснул.

Я снял с себя верёвку, которой был подпоясан, распустил её на тонкие верёвочки, затем стал обкладывать прутьями одну руку друга. Двейн помогал держать прутья и прижимать их к руке. Затем я в трёх местах стянул прутья верёвочками, так получился довольно крепкий каркас. То же самое мы проделали и со второй рукой. Я брал глинистую мокрую землю и мял её, пока она не стала напоминать некое подобие замазки. После этого стал осторожно обмазывать ею сотворенный нами каркас. Получалось довольно недурно, и уже через полчаса у Анри на обеих руках были роскошные гипсы, а его загоревшую голову я намазал жиром.