рассказывает о службе в армии, никак не понимая, почему даже его рассказ про армию, обычно
скучный для посторонних, воспринимается здесь с таким вниманием. В этой пристальности
внимания видится даже подвох: ведь он же совсем для них чужой. Трудно поверить в то, что тебя
тут как будто ждали давным-давно.
– А родители твои кто? – интересуется Иван Степанович.
– Можно сказать, крестьяне, – уже чуть напряжённей отвечает Роман, чуя приближение
возможной развязки.
– Живут в селе?
– Ага, в селе.
– А как оно называется?
У Романа перехватывает дыхание – вот и всё! Но назвать какое-нибудь другое село нельзя – это
похоже на предательство. Он вздыхает, обречённо качает головой и, вздохнув, сообщает:
– Пылёвка…
– О! – обрадованно восклицает Иван Степанович, оглянувшись на жену. – Так это там, где
сестра твоя живёт.
– Из Пылёвки… Роман… – произносит Тамара Максимовна.
Теперь она вглядывается, просто впившись в него взглядом. И Роман, уже словно открываясь,
смотрит на неё с улыбкой – да я это, Тамара Максимовна, я. Ну, изобличили, что поделаешь… Она
всматривается в него, наверное, целую минуту, не замечая, что её рот открывается от удивления
всё шире. Кажется, она видит, как в этом незнакомом молодом человеке, сидящем напротив,
медленно проявляются знакомые черты.
– Тот самый мальчик? Ромка? – спрашивает Тамара Максимовна, но больше, кажется, сама
себя. – Ого-го, смотри-ка, в какого гренадёра вымахал… Ваня, – тут же дрогнувшим голосом
продолжает она, повернувшись к мужу, – ты скажешь, что такого не бывает… Что такое
показывают лишь в кино. Но ведь они познакомились ещё детьми. Так же, как и мы с тобой… А
теперь, оказывается, снова вместе…
– Ну и что тут такого? – говорит Иван Степанович, но, пожалуй, лишь для того, чтобы тоже
скрыть своё удивление.
– А-а…, – обиженно машет на него Тамара Максимовна, – тебе, сухарю, этого не понять!
Роман даже в этой волнующей ситуации не может сдержать улыбки. Сильно уж напоминает это
перепалку его родителей, только мать даже в такой трогательный момент припечатала бы тут ещё
что-нибудь и непечатное. Но по-своему тоже трогательно.
– Ирэн, – повернув голову к дочери, но не отпуская взглядом Романа, чуть строже продолжает
Тамара Максимовна, – тебя точно нужно прибить. Как ты могла скрывать от меня такое… Устроили
тут, понимаешь, представление. – Теперь в её голосе неподдельная обида уже на дочь. – Ведь я
же была, можно сказать, у истоков вашей дружбы, уж я-то помню, как неумело этот мальчик
пытался ухаживать за тобой, а ты?
Хорошо, однако, то, что Тамара Максимовна смотрит при этом не на дочь, потому что Ирэн и
сама сидит открыв рот, в состоянии полного потрясения. Вот так сюрприз она домой привела –
сюрприз с сюрпризом!
От нервного озноба уже потряхивает и Романа. А если сказать родителям Голубики, что их
новому знакомству нет и часа?
Требуется ещё минута молчания для переваривания каждым этой ситуации. Зато уж всякой
неловкости потом как не бывало. Свои, оказывается, люди! Общих тем находится так много, что
эмоциональная Тамара Максимовна, не способная быстро принимать подобные ситуации,
перескакивает с одного на другое.
– Как там сестрица-то моя? Совсем, говорят, запилась? Мне и ехать к ним страшно. И чем ей
помочь, не знаю. Споил её этот идиот. А как мне Серёжку жаль. Такой способный мальчишка был.
77
Редко стал забегать: видно, за родителей стыдно. Как бы тоже не спился.