Дети Бафомета

Чернота, тьма без начала и конца окружала её. Тьма шевелилась, медленно расползалась в стороны, и в то же время оставалась на месте. Она как будто перетекала в саму себя. Ушка знала, что, в какую бы сторону она сейчас не пошла, везде будет одно и то же – тьма без начала и конца.

Она села, вытянув ноги вперёд, и опустила голову вниз. Ушке не было страшно, жутко или противно, ей было безразлично.

Когда-нибудь эта тьма закончится – она либо поглотит её, либо Ушка найдёт из неё выход. Зайчиха верила, что это не будет продолжаться вечно – ничто не бывает вечным.

Неожиданно Ушка услышала музыку. Подняв уши вверх, она прислушалась и узнала ту самую мелодию, которую играл старый козёл, когда приезжал к ним в школу.

Как там говорил Чешуйка, реквием?

Ушка встала и пошла на звук, который становился всё громче и казался продолжением окружавшей её тьмы.

Козёл с виолончелью показался внезапно, словно выскочил из-под земли: Ушка моргнула, а, когда открыла глаза, тот уже сидел перед ней, опустив голову с длинными рогами вниз и водил смычком по струнам, извлекая из инструмента самые тоскливые звуки в мире.

Зайчиха подошла к нему и робко спросила:

– Что вы здесь делаете?

Козёл ничего не ответил.

– Вы часть этой тьмы?

Козёл перестал играть и медленно произнёс глухим голосом:

– Мы все части этой тьмы.

Он поднял голову, и Ушка увидела череп вместо лица – тот самый, который нашёл Красноклык.

– Безымянный Козёл, – прошептала зайчиха.

В пустых глазницах зажглись зелёные огоньки, козёл отложил виолончель и встал, протянув лапу вперёд.

– Пошли со мной.

Ушка отшатнулась от него и, оступившись, упала на спину, а козёл, наклонившись, снова протянул её лапу.

– Пошли со мной.

– Нет, – ответила зайчиха и проснулась.

Первым, что она услышала, был слабый стон. Зайчиха открыла глаза и, приподнявшись на локтях, увидела Красноклыка: лис сидел, прислонившись к стене, а Острозубка, расположившись перед ним, облизывала его красный член, помогая себе лапами. Глаза Красноклыка были закрыты от удовольствия.

– Кхе-кхе, – изобразила кашель зайчиха.

Красноклык резко открыл глаза, оттолкнул мышку и принялся натягивать штаны.

– Мы, это самое, тут, – оправдывался он, пытаясь спрятать непослушный орган.

Ушка усмехнулась – рано или поздно что-нибудь этакое обязательно бы произошло. Крысы, конечно, преследовали межвидовые связи, называя их навязыванием вражеского образа жизни, но большинство молодёжи относилось к этому абсолютно спокойно, а Ушке так вообще было насрать, кто с кем трахается.

– Да не оправдывайся ты, – махнув лапой, сказала зайчиха и встала.

Ей навстречу поднялась Острозубка.

– Я сама захотела, – пьяным голосом сказала она, вытирая слюну с подбородка, – а тут ты проснулась.

– Да делайте вы, что хотите! Я вам что, мама, чтобы учить?

Ушка открыла дверь, вышла из хижины и, обернувшись, сказала:

– Я прогуляюсь, а вы, если хотите, можете продолжать.

По взгляду Красноклыка было понятно, что продолжать ему не особо хочется. Зайчиха усмехнулась и пошла в сторону леса.

– А есть ещё выпить? – донёсся из хижины голос Острозубки.

После дождя в лесу было сыро, земля стала грязью, а воздух пах чем-то кислым. Ушка вспомнила про дожди, из-за которых леса умирают, а ещё про цветок.

– И ведь всё-таки он вырос, – прошептала Ушка.

Она взглянула на чёрное небо, в котором одиноко сияла огромная, серая луна с отчётливыми пятнами. Зайчиха смотрела на неё, и постепенно пятна стали соединяться, образуя подобие черепа.

– Что за хрень?

Очертания черепа становились всё отчётливее. Ушка зажмурилась, открыла глаза и увидела Безымянного Козла, сияющего среди бесконечной тьмы.

Она тряхнула головой, села на корточки и, обхватив голову лапами, зашептала:

– Не может быть… не может быть… не может…

Луна, на небе снова была луна. Ушка закурила и пошла дальше, стараясь не упускать из виду слабо светящиеся в темноте окна.

Она бродила между мёртвых деревьев, изредка поглядывая на луну, но та была совершенно обычной, а когда вернулась в хижину, увидела, что Острозубка и Красноклык, обнявшись, спят напротив очага. Ушка подбросила хвороста, отошла в угол, легла на грязные доски и заснула.

Проснулась зайчиха от того, что лис, споткнувшись на пороге, упал и громко выругался. Ушка открыла глаза: Красноклык сидел на полу и, положив одну ногу на другую, растирал ушибленное место.

– Дерьмо вонючее, – выругался лис, – зачем только эти сраные пороги придумала?

– Чтобы такие пьяницы, как ты, об них спотыкались, – ответила Ушка. – А куда это ты собрался?

Лис, взъерошенный, с засохшей слюной на щеке и красными глазами, хмуро посмотрел на Ушку и ответил:

– За водкой.

– Опять? Тебе что, вчера не хватило?

– Да весело же было.

– Ещё как весело, – грубо сказала зайчиха, – обхохочешься. Ты что, хочешь сидеть здесь, пока всё не выпьешь?