Дети Бафомета

Она обошла Ушку и Красноклыка, подошла к обрубку бревна и, склонив голову, посмотрела на череп.

– А вот это хорошо, очень хорошо! – прокаркала птица.

Зайчиха и лис подошли к ней, и Ушка спросила:

– Что хорошо?

– Надо чтить, надо почитать, надо уважать! Я почитаю Первоворона и поэтому никогда не остаюсь голодной, ну а вы ведь не вороны, поэтому должны почитать этого! Не знаю, как его зовут, но это очень хорошо и правильно!

– Вот видишь! Я был прав! – с жаром воскликнул Красноклык.

– С тобой никто и не спорил, – сказала Ушка.

– Мы возьмём его с собой.

– Бери.

Прикоснувшись к черепу кончиком крыла, птица развернулась и пошла за хижину. Перед тем, как зайти за угол, она повернулась к ребятам и, пристально глядя на них, сказала:

– Если один из вас помрёт, то, пожалуйста, не закапывайте его.

КЛАЦ!

КЛАЦ!

КЛАЦ!

Из-за хижины раздались первые глухие удары, а Красноклык, опустившись на колени перед черепом козла, благоговейно прошептал:

– Я нарекаю тебя – Безымянный Козёл!

– Подходящее имя, – усмехнулась Ушка, – как раз для неизвестного черепа. Слушай, надо в хижину идти, а то скоро стемнеет.

За распитием водки, поеданием мяса и разговором с птицей они и не заметили, что наступил вечер, готовый в самое ближайшее время перейти в ночь. Оставаться под открытым небом, когда имелась возможность переночевать под крышей, было глупо.

Поднявшись с колен, Красноклык, взял череп и, подняв его над головой, торжественно отнёс в хижину, где водрузил Безымянного Козла над очагом, повесив на вбитый в стену крюк.

Ушка, осторожно подхватив Острозубку, зашла внутрь и, осмотрев помещение, положила мышку на грязный комбинезон одного из прежних хозяев жилища, после чего вышла и забрала рюкзаки, которые поставила у входа. Красноклык в это время взял из ящика ещё две бутылки водки.

За стеной по-прежнему раздавались глухие удары. Зайчиха выглянула в окно и увидела, как птица, встав над здоровяком, у которого недоставало одной лапы, методично и размеренно клюет безглазое лицо, разбрызгивая в стороны мелкие кусочки плоти.

Никогда ещё Ушка не была настолько равнодушна к происходящему, как сейчас. В этом, возможно, был виноват алкоголь, ведь она впервые в жизни выпила достаточное его количество, чтобы опьянеть. Зайчиху не шатало из стороны в сторону, у неё не заплетался язык, ей просто было на всё насрать. От водки Ушке стало легко и спокойно и, может именно из-за накатившего равнодушия она решилась попробовать жареное мясо.

Хмыкнув, Ушка отвернулась от окна и, обращаясь к Красноклыку, который как раз открывал бутылку водки, сказала:

– Да, ещё водки нам не помешает.

Сказав это, зайчиха улыбнулась, от чего Красноклык, не смотря на то, что был сильно пьян, удивился:

– Странная ты какая-то.

Ушка взяла хвороста и, подкинув его в очаг, села напротив и уставилась остекленевшими глазами на заплясавшее пламя.

– Я ни о чём не жалею, – медленно сказала она.

И она действительно ни о чём не жалела: родители, которых она бросила, были ей равнодушны, на то, что произошло в пещере, ей было абсолютно наплевать, а воспоминания о том, как она надвое рассекла Чешуйку, не вызывали никаких эмоций. Она поначалу даже удивилась этому, но удивление тут же сменилось абсолютным, полнейшим равнодушием и это Ушке даже понравилось, ведь лишние переживания означали лишние проблемы, а их и так было достаточно. И ещё она поняла Красноклыка и то, почему он назвал себя свободным – они все стали свободными. Свободными от самих себя прежних, свободными от условностей, в которых жили раньше.

Они стали теми, кто они есть на самом деле.

Снаружи послышался глухой, протяжный рокот, а через несколько секунд раздались раскаты грома. Ушка вскочила, подбежала к выходу и выглянула наружу: на них медленно двигалась огромная чёрная туча, с которой вниз срывались ослепительные голубые молнии. Птица, бесшумно хлопая крыльями, пролетела над хижиной и скрылась в лесу, ловко облетая мёртвые деревья. В когтистых лапах она держала ногу здоровяка.

– Гроза, – прошептала Ушка.

– Слышу, – отозвался Красноклык, – ну, выпьем?

Ушка закрыла болтающуюся на одной петле дверь, подошла к лису и села рядом с ним.

– Давай, – сказала она, взяла бутылку и сделала большой глоток.

Красноклык, с улыбкой взглянув на Острозубку, спросил:

– Будить будем?

– Не надо, пусть спит.

– Хорошо. Слушай, а здорово я Безымянного Козла над огнём повесил?

Повернувшись к очагу, зайчиха взглянула на череп, оценила то, как он смотрится над пламенем и согласно кивнула:

– Выглядит, как надо. В этом есть что-то завораживающее.

– В чём? – спросил лис, протянувшись к бутылке.

– Череп над огнём.

– Это больше не череп, это – Безымянный Козёл, – ответил Красноклык и выпил.

– Как хочешь, – равнодушно сказала Ушка, отвернулась к очагу и закурила.

Лис подсел к ней и тоже достал сигарету.

– Теперь у нас есть курево, – сказал он, – много курева.

– Это точно.

– Знаешь, – затянувшись, сказал лис, – а я бы хотел с этой птицей подружиться. Она правильная птица, весёлая. Она даже похвалила меня за то, что я начал почитать Безымянного Козла.

Он поднял лицо вверх и благоговейно взглянул на череп.