Главное… Жизнь… «THE MAIN THING… A LIFE…»

Эти три дня и моменты похорон прошли, будто во сне. Только в очень болезненном сне. Поверить до конца в то, что случилось, было невозможно. Но когда провожаешь родного и любимого человека в гробу, приходит понимание того, что это последние моменты, когда ты его видишь. Нелегко сдержать слезы, да и нужно ли сдерживать?..

После похорон мы вновь остались одни. От людей, которые хотели забрать нас в детдом, мы сбежали, и от той старушки тоже, не успев ее даже поблагодарить. Едва успев прихватить уцелевшие вещи и припасы из сгоревшего дома, мы убежали в лес, где позже заблудились. Время незаметно подошло к вечеру, и надо было где-то и как-то устраиваться на ночлег.

Ночь опять выдалась холодная и мокрая – как будто в

тот день, когда я спешила домой, солнце светило нам последний раз. Дождь все лил и лил, иногда останавливаясь, чтобы передохнуть. Мы расположились под деревом, хотя это не спасало от непогоды так же, как и сгоревший дом. Почти отовсюду текла вода. Мы укрылись большим куском целлофана, который я прихватила с грядок отца именно для этого случая. Однако ночевать в лесу, без огня, с одним карманным фонариком – это по-настоящему страшно. Сережка почти не спал, а я не то, что не могла глаз сомкнуть, но даже, наверное, и не моргала всю ночь. От страха любой шорох чуть ли не доводил до слез, но я старалась быть сильнее страха. К утру сон все же победил, правда, всего на час. После этого до смерти болела голова.

Еще я все время думала о том, как бы Сережка не простудился. Я отдала ему почти всю свою теплую одежду, но эти мысли не отпускали меня. Я знала, что если он заболеет в лесу, то выбраться с ним будет невозможно, и я потеряю единственного родственника. А тогда мне и самой жить не стоит.

Почти весь следующий день я не чувствовала ни ног, ни головы, поэтому мы часто останавливались, чтобы отдохнуть. Еще как назло кончилась вода. И дело уже приобретало серьезный характер. За все время, пока мы шли, нам никто не встретился, и мы не обнаружили ни одного жилища. В душе я уже давно начала паниковать, но старалась не показывать это брату и делала вид, что все под контролем.

К счастью на следующее утро мы вышли к какой-то незнакомой деревне, около которой была железнодорожная платформа. Оттуда мы добрались до города, наивно полагая, что там нам помогут, или мы там устроимся лучше, чем за городом. У меня было немного денег, раньше я их пыталась скопить на фотоаппарат и красивый костюм, который я однажды увидела, когда мы были с матерью в магазине. Будь я одна, я бы и смогла устроиться где-нибудь, но вдвоем мы быстро растратили все деньги, несмотря на то, что старались экономить.

Без крова и почти без еды, в вечных скитаниях прошел месяц октябрь. Чтобы хоть что-то заработать, мы с братом носили багаж на вокзале с перрона к такси и обратно. Работа эта, прямо скажем, экстремальная. Тогда против нас были все – милиция, сотрудники вокзала, и такие же, как мы. Последние были самыми жестокими. Милиционеры и вокзальные служащие, только прогоняли нас с «рабочих мест», а бездомные ловили нас, били и принуждали работать на них и отдавать шестьдесят процентов от выручки. Выручить получалось в лучшем случае рублей двести-триста, а отдав из них рублей сто двадцать, вдвоем жить на остаток было, мягко говоря, нереально, поэтому приходилось убегать от бездомных. Лишь чудом нам удавалось не попадаться. Однако один раз все-таки нам не повезло.

В тот день нам удалось собрать пятьсот рублей, и мы хотели уже в середине дня уйти, но выход нам преградила целая свора из шести человек разного возраста, но точно моложе восемнадцати лет. Мы рванули на пути, спрыгнув с перрона, и – через стрелки к кустам, но преследователи оказались быстрее. Нас повалили на землю и несколько раз ударили ногами, отобрали у Сережки деньги и собрались уходить, пригрозив напоследок: «Еще раз появитесь здесь, забьем до смерти!!!». Я уже готова была впасть в отчаяние, но чудо все же случилось.

– Эй вы! (нецензурная лексика)!

– Что сказал??? – обернувшись, рявкнул один из обидчиков, но тут же получив дубинкой по лицу, в крови повалился на землю. Остальные хотели сначала кинуться с кулаками, но второй взмах дубинки задел по лицу еще одного, и тут уже все кинулись наутек, нецензурно бранясь.

– Ну, как вы? Целы?

– Ох… Спасибо большое! Вы нам жизнь спасли! – вставая с земли, сказала я.

– Пустяки! Идемте скорей отсюда!

Мы спешно пошли за своим спасителем-незнакомцем.

– Меня зовут Михаил, можно просто Миша! Вам есть, где жить?

– Нет, мы скитаемся…

– Никогда не зевай, иначе пропадешь! От этих отморозков добра не жди…

– Мы просто не смогли убежать…

Мы вышли на шоссе, около которого стояло старое двухэтажное здание, на вид заброшенное.

– Я тут живу. Подрабатываю дворником по соседству. И на вокзале. Однако, похоже, теперь вокзал придется бросить…

– Извините, – опустив голову, сказала я.

– Ничего! Кстати, возьми свои денежки! – ответил он и протянул наши с Сережей пятьсот рублей.

– Ой, спасибо! – я чуть не заплакала.

– Когда же вы их успели отобрать? – спросил Сережка.

– Они обронили, когда улепетывали! – усмехнулся Миша.

Так мы остановились в этом доме. До этого, как уже говорилось, мы месяц скитались без постоянного пристанища. Хуже всего дело обстояло с мытьем и вообще личной гигиеной. К счастью, мы разыскали баню и со слезами уговорили работников разрешить нам мыться после ухода посетителей хотя бы раз в неделю.

Прошло еще полмесяца. Мы даже перестали ходить на вокзал, все время помогали Мише убирать дворы. Работа эта конечно была не менее ужасная, но зато нам не приходилось больше таскать тяжести, от которых у меня болели запястья и иногда живот. Все стало потихоньку налаживаться, и я даже начала подкапливать деньги. Но как всегда счастье длилось недолго.

Вечером пятого ноября мы пришли «домой» и сели пить чай. Через час мы легли спать. Еще часом позже хлипкая входная дверь с грохотом открылась. Мы моментально вскочили и подползли к двери. Через щель мы увидели, что в дом вбежали трое, они стали по очереди выбивать двери. Миша сказал:

– Быстро уходите! Бегите без оглядки, я их задержу!

– Но…

– Без глупостей! Бегите!

Он вышел, и трое бросились к нему. А мы, едва успев схватить вещи, выпрыгнули в окно. И побежали через кусты, затем через улицу к близлежащим домам. Забежав в первый попавшийся подъезд, мы спрятались под лестницей. Сердце колотилось так, что перехватывало дыхание. Сережка расплакался, да и у меня губы дрожали. В голове крутились только самые страшные мысли. К утру, выбравшись из подъезда, мы пошли прочь. Я так и не узнала, что случилось с Мишей. Седьмое чувство говорило мне, что возвращаться обратно опасно. Мы нашли новое пристанище в открытом подвале многоэтажки. К счастью, про него больше никто не знал, и мы там были одни.

Весь ноябрь лили дожди и мы с братом только чудом не заболели. Когда наступил декабрь, стало еще холоднее, выпал снег. А мне пришлось вновь искать работу.

Это оказалось сложнее, чем я думала. Ведь людей, которые поделятся своим куском хлеба, раз-два и обчелся, да и по возрасту я никуда не подходила. Я уже начала терять надежду, но нам, что называется, повезло, и одни уже немолодые, но и не бедные люди (что в нашей стране редкость) взяли нас к себе.

Как-то мы покупали в магазине продукты и подслушали разговор двух пожилых подруг.

– Ну, как дочь-то?

– Уехала в Москву и с концами!

– Похоже, тебе все равно?!

– Не то, чтобы все равно, но после того, что она сделала, лучше бы не возвращалась!

– Да брось! Ну, молодая, погорячилась…

– Нет! Я знаю, что такое горячка, а что – подлость!

– Эх! А у нас как не было детей, так и помрем одни.

– Ой, хватит, Марин! Что не день, так стоны по одному и тому же поводу! Тебе еще повезло, что у тебя такой дочери нет, как у меня!

– Все равно! Не понимаешь ты меня, Люда!

– А… – собеседница махнула рукой, купила сыра и пошла на выход.

Я воспользовалась моментом:

– Простите!

– Да?.. – удивленно откликнулась пожилая женщина.

– Вы не могли бы нас на зиму приютить? Нам с братом некуда идти, и скоро будет нечего есть. Мы можем вам по дому помогать, по магазинам ходить, все что скажите…