Не потеряй себя

тё, твою мать!..

Парень стоял у двери – сказать в растерянности и в замеша- тельстве – это значит, ничего не сказать. Не скажет же он ей

прямо в лицо, что его тошнит от одного её запаха, который ис- ходит от её одежды. Для пояснения скажем читателю, что в те времена девчата совсем не курили, а тех, кто этим уже занялся, парни автоматически причисляли к не очень порядочным де- вушкам, закрепляя приставку к имени – «Шалашовка, Мочалка, Вонючка, Шлюха подзаборная», далее могли последовать опре- деления совсем неприличные, прямо нецензурные и мы их по-

вторять не будем. После вновь наступившей долгой паузы, Лида, изменившись в лице, уже как-то грубо, хриплым прокуренным

голосом, выдававшим внутренне её волнение, вновь спросила:

– Ты долго собрался там стоять? Или мне самой подойти и на ручках как ребёночка в постель тебя уложить?

– А что прикажешь мне делать, раз двери снаружи закрыты? – вопросом на вопрос ответил Костя.

– Я же тебе уже сказала, не будь мамкиным сыночком, кончай выделываться иди и садись сюда со мной рядом, – сказала Лида глухим голосом, и при этом отодвинулась к спинке кровати,

освобождая место. Костя, вопреки её приглашению подошёл к столу и взял было стулку, но не тут-то было. Лида, поняв, что всё идёт не так как надо и, как она задумала, молнией вскочила с кровати, подбежала со спины и со словами: «Какой стул?!.. да- вай на кровать, я сказала!..» – силой выдернула из его руки стул, отбросив его в сторону, схватила Костю за плечи и толкнула на кровать. Костя только было, на руки опёрся, упав лицом на по-

стель, как следом она навалилась всем своей массой на парня. На ходу целуя его, куда утыкались губы, что-то шептала от стра- сти до краёв отупев:

– Котёночек мой миленький, – молила и причитала Лидка, —

прошу тебя, не сопротивляйся, ну будь хотя бы на минуту ты по- корный. Если ты ещё ни разу с девушкой не был – это не беда, я всему тебя научу. Ты не стесняйся – это так просто, как сигарету выкурить, поверь ты мне дуре. Будешь ты мой, Костик!.. никому

не отдам!..

Лида сжимала парня в тесных объятиях, казалось, многие меч- тают только о том, но только не Костя. Какое-то время, поддав- шись и лёжа под Лидой: сознание вначале посетила грусть, и

унизительно тягостно стало на душе. Отбросив мрачные мысли: происходящее стало его забавлять, а в памяти всплыл седьмой класс. Тогда – зимой, когда холодно было, точно таким же мане- ром его Алла Петровна в кровать повалила: тормошить и давить сильно стала – студенткой Алла Петровна была, а у соседей на квартире жила, а в их школе дипломную практику проходила, в их классе химию вела. Вот что ей надо было от него, и зачем это она делала, в то время Косте так и не дошло. Сейчас лёжа под

Лидой, подумал: «Мне или на роду написано, чтобы девки меня под себя подминали?!». С каждым вдохом ему казалось, что он сейчас вырвет всё из себя и из желудка. Ощущение было такое, что его окунули вниз головой в помойную яму. А ведь в первые минуты вся эта комедия Костю смешила. Лида, ни на минуту не умолкая, одной рукой продолжала сжимать и целовать парня, второй рукой торопливо выдернула с брюк рубаху, при этом

сильно дрожала, пыталась расстегнуть на брюках ремень. Какое- то время не получалось, наконец, справившись сделала то, что

Косте совсем не понравилось. Видя, что дело заходит далеко и

слишком, ибо на нём уже расстегнули штаны, в то же мгновение при этой мысли, прервал риторику Лиды, силой отбросил её в

сторону – на бок. Встал, отряхнулся, заправил в брюки сорочку, застегнул ремень, подошёл к выходу и стал с силой стучать но- гой в дверь. «Доступ к телу не состоялся!.. – подумала Лидка со злостью, продолжая лежать на спине и глядя на Костю, – и впрямь комедия какая-то, – далее подумала она, – девчонка пы-

талась изнасиловать мальчишку. А ему, смотрю, всё до фонаря – хоть бы хны!.. даже не поморщился. Почему бы, спрашивается, ему не воспользоваться моментом?.. скольких идиотов, я лично, вот так как он сейчас меня, сбрасывала с себя. Нос воротит, лицо отворачивает… – ну ладно, иначе проучим!.. Хоть я и стерва, ка-

ких редко встретишь, и о чём сама прекрасно знаю, но будет, так

как я захочу! Пашку со своими шестёрками подключить надо, пускай попугают этого воробушку пушистого. Это ему не в де- ревне к девчонкам в трусы залезать и щупать выросли ли там волосёнки. У нас нравы намного покруче будут!..». Тем време-

нем, Лида продолжала лежать на постели, задумавшись, молча, смотрела в спину несостоявшегося любовника, а Костя ногой всё стучал и стучал в дверь. В коридоре сообщницы Лидки, услышав настойчивый стук, вероятно решили, что пора открывать. Дверь в эту минуту открылась: Костя, оттолкнув в сторону загородив-

шую проход девчонку, вышел, и уже удаляясь по коридору,

услышал, как одна из троих, видимо уяснив суть развязки, вслед ему сказала: «Ненормальный он что ли?!.. Лидка сама ему

предлагает то, что десяток всяких уродов просят, а он фильде- персовый павлина и недотрогу из себя строит!..». Лида в это время продолжала лежать поперёк кровати, уткнувшись затыл- ком в стену. Девушку била мелкая дрожь, что и было замечено тут же вошедшими её подругами: лицо красное как мак покры-

лось нездоровыми пятнами, которые ярко выделялись на щеках и ближе к вискам. В расширенных её глазах стояла мольба и жа- лость, вероятней всего, прежде к себе самой и к своей поистине несчастной судьбе. Этот отрешённый от мира взгляд Костя успел запечатлеть в последнюю секунду, прежде чем переступить по- рог и выйти в коридор. И этот взгляд останется в памяти на годы, и спустя много лет, каждый раз, когда вспоминал подробности

этого случая, сознание и душу наполняло волнение, казалось, что это было вчера. И вопреки тому, что в тот далёкий день он чувствовал, сейчас сожалел в отношении Лиды о своём том по-

ступке. «Всё-таки, он обидел незаслуженно девушку, пусть и ка- тившуюся под откос, но прежде всего она девушка и он обязан был протянуть ей руку, ибо эта рука могла изменить всю её

жизнь!.. Протянуть руку навстречу, разумеется, не взять и пове- сти за собой до конца своей жизни, – об этом не может быть и речи. Но, ведь можно было слукавить: сыграть на какое-то вре- мя роль, потянуть время, пообещать, надежду какую-то дать,

наконец, соврать. А там, гляди… – это как на болоте в дремучем

лесу. Взял человека за руку, вывел на твёрдую пядь, на широкий простор, а дальше ты и не нужен, он сам найдёт дорогу домой. А я что сделал?!.. И этот взгляд её, что он означал?!.. – часто будет спрашивать Костя себя, и сам же ответил, – печальную коме-

дию?.. возможно и так. Этот короткий эпизод, словно повторяет чью-то прошлую жизнь: может отца и её мамы совсем неизвест- ных, которые сгубили когда-то свою молодость, передав по

наследству своей дочери. Сюжет – сотканный из наслаждений и заманивший в тупик безнадёги: вначале родителей, а потом и дочь…». Вбежавшие в комнату подруги облепили Лиду со всех сторон, друг – дружку перебивая, стали излагать свои возмуще- ния. Больше всех кричала, подавляя голос остальных, рыжень- кая девушка лицом вся в конопушках:

– Лидочка, чем он обидел тебя, сволочь подзаборная?! Мы же тебе сразу сказали, – надо было всем вместе зайти! Куда бы он делся: выпотрошили бы всё наизнанку, до нитки раздели бы, руки за спиной полотенцем связали. Мы бы ему такое целомуд- рие устроили, навек бы запомнил, гад!..

– Хватит орать!.. рты поразевали, – грубо прервала Лида подруг,

– без ваших советов как-нибудь обойдусь! Пусть чешет, козлина деревенская, пощупаем ещё пёрышки ему. Гляди и поумнеет. А вы, чувырлы, ни гу-гу, чтобы ни одна, падла, не унюхала, иначе рот на жопу натяну, а в щелки между ног – по квачу вставлю! По- том скажу, что от рождения так было. Поняли, что я сказала?!

Повторять сто раз не буду!..

– Лидочка, что ты нас учишь! Не первый день по помойкам ша- таемся, всё будет, как ты скажешь. Помнишь того, мудило, ещё в детдоме, которого в последний момент откуда-то привезли?..

Его Шурка-Косая в два дня сломала. После шёлковый стал, на

поворотах ей каблуки поворачивал, а мы через неделю уехали.

– Ты, соска рыжая, меня с Шурой-Косой не ровняй! – с ненави- стью глядя на девушку, выкрикнула Лида, – и Костю к тому заху- далому фраеру не причисляй – это ниже всякой последней сту- пеньки в подвал! К тому же он не с блатных, чтобы с ним так по- ступать, к нему иные дорожки будем искать. Вобщем так, шма-

ры-казённые, у меня на душе сейчас не до вас, будто туда говна наложили. Сваливайте, куда глаза глядят, и сигарет принесите.

– Принесём, мигом сейчас, Лидочка, принесём. Я видела в ок- но: он там, в беседке сидит, может, что передать от тебя?

– Ты, полоумная, рот закрой! Чего передать, ты сама-то поду- май?! Передать, что он мною свою задницу подтёр, так он и сам о том знает. Или пусть вернётся назад и снова проделает то же

самое, а?.. Вот недоделанные дуры! Какими были в детдоме, ни на грамм не поумнели, такими и подохните под забором.

– Лидочка, – снова обратилась к ней длинная как оглобля, ры- жая с конопушками по всему лицу, – мы же тебе добра хотим, а ты злишься. Хочешь, щас возьму вот тот графин на столе, подой- ду к нему сзади и шарахну по голове, хочешь?..

– Я тебе шарахну!.. дура набитая, по колонии затосковала?!

Попадёшь, не переживай!.. туда дорога шире нету. Вы хоть знае- те о том, что те девчата, которые раньше на два года нас отча- лили половина за высоким забором сидят?! Вот скоро и ты, Машка, к ним в компанию присобачишься. Всё! идите, идите, видеть вас уже не могу!.. и голова раскалывается.