Все это она унесла в свою комнату, после чего позвала Ювентину.
Ювентина, по характеру уравновешенная и сдержанная, не выказала ни удивления, ни радости, когда Неэра сообщила ей, что сегодня она должна будет сопровождать господина на Форум и – о, счастливица! – увидит настоящий бой гладиаторов. Такое зрелище было доступным лишь свободным римским гражданам, их женам и детям. Старуха с неподдельным завистливым вздохом добавила, что сама была бы непрочь хоть одним глазком посмотреть на гладиаторов.
Опасения Неэры, что с платьем придется повозиться, оказались напрасными. Когда Ювентина предстала перед ней в чудесном нежно-зеленом гальбине[260 - Гальбин – ткань или платье из этой ткани желтого или бледнозеленого цвета, носившиеся женщинами или изнеженными щеголями.], одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, как оно хорошо сидит на ней и как ей идет.
Неэра была чрезвычайно довольна этим обстоятельством, избавившим ее от лишних хлопот.
– Великолепно, превосходно, – приговаривала она, со всех сторон оглядывая девушку. – Ни убавить, ни прибавить. Слов нет, как хорошо…
В тот момент, когда Ювентина набросила поверх платья огненного цвета лацерну, дверь приоткрылась, и в комнату осторожно заглянул Пангей.
– А, заходи, заходи, – пригласила его Неэра. – Вот, полюбуйся-ка! Не правда ли, замечательно?
Юноша, войдя в комнату и увидев Ювентину в роскошном наряде, волшебно озарявшем ее природную красоту, словно прирос к месту от восхищения и долго молчал.
– Божественно! – наконец, вымолвил он.
В час после полудня из цирка вернулся Минуций.
Он был в прекрасном настроении, так как сделал удачные ставки при забегах колесниц и выиграл тысячу сестерциев. Осмотрев Ювентину в ее новых ярких одеждах, он выразил полное удовлетворение ее видом, отметив только отсутствие у нее украшений.
Потом он пообедал и лег спать, приказав разбудить его около крайнего часа[261 - Крайний час – так у римлян называли предвечерний час, около 4—5 часов дня (в зимнее время).].
Неэра, чтобы ничто не потревожило покой господина, выпроводила из дома всех рабов, которые во главе с Пангеем отправились в ближайшую харчевню угостить себя праздничным обедом.
Неэра и Ювентина в это время занялись выбором украшений.
Проснувшись, Минуций завернулся в белоснежную тогу и поверх нее надел греческую хламиду бирюзового цвета, носимую в ту пору завзятыми щеголями.
Неэра вывела к нему из своей комнаты наряженную Ювентину.
– Царица! – произнес Минуций, с довольной улыбкой глядя на девушку.
Через минуту они вышли из дома. По пути молодой римлянин наставлял Ювентину:
– Что бы ты сегодня ни услышала от меня или от моих друзей, сохраняй спокойствие. Постарайся забыть, что ты рабыня. А ну, голову выше! Гляди смелее! Грудь вперед! – командовал он ей, словно центурион новобранцу. – Девушка ты красивая, но этого мало. Нужно, чтобы в одной только поступи твоей чувствовалась сама богиня…
– Кажется, я догадываюсь, – решилась сказать ему Ювентина. – Как и вчера, когда ты поразил своих друзей на пиру, пообещав уплатить за меня умопомрачительную сумму денег, так и теперь я нужна тебе для того, чтобы ты по-прежнему мог их дразнить…
– Ты очень сообразительна, – усмехнулся Минуций. – Впрочем, сегодня ты мне понадобишься в качестве номенклатора[262 - Номенклатор – раб-подсказчик, в обязанности которого входило знать и называть своему господину имена встречающихся на улицах граждан, имена рабов в доме и т. д.]…
– Номенклатора? – удивилась девушка.
– Я ведь слышал вчера от Волкация, что ты принадлежала ланисте Аврелию и что тебе знакомы многие гладиаторы из его школы. Вот и будешь мне подсказывать, кто из них чего стоит. Раньше я частенько бывал на Квиринале, чтобы перед самыми играми приглядеться к бойцам, оценить их силу и отвагу. Это всегда помогало мне делать верные ставки. Но последние два месяца меня не было в Риме, а состав учеников школы, как ты сама понимаешь, быстро меняется. Вряд ли там много осталось из тех, кого я знавал раньше.
– Это верно, – подтвердила Ювентина. – После Великих и Плебейских игр[263 - Великие и Плебейские игры – многодневные празднества в честь Юпитера. Великие игры справлялись в сентябре, а Плебейские – в ноябре.] школа почти наполовину опустела. Аврелию пришлось закупать обученных гладиаторов в Капуе и Помпеях. Я никого из них не знаю и, боюсь, не смогу быть тебе полезной…
– Ну, из твоих старых знакомых кто-нибудь да будет обязательно, – возразил Минуций.
В это время они уже подходили к храму Согласия.
– Да поможет мне Юпитер! Глазам не верю! – воскликнул Клодий, который первый увидел Минуция и его спутницу.
– Что такое? – обернулся к нему стоявший рядом Волкаций.
– Исключительное бесстыдство, – кивнул откупщик головой в сторону приближавшейся пары. – Этот поклонник Дианы потерял всякое чувство меры в своей наглости. Если не ошибаюсь, с ним твоя бывшая рабыня…
– В самом деле! – поразился Волкаций.
– Достойная замена! Сначала была капуанская блудница – теперь гладиаторская потаскушка, – съязвил Габиний Сильван.
– Говорите, что хотите, но красота ее бесподобна, – сказал Приск, с искренним восхищением глядя на Ювентину, которая шла, расправив плечи и высоко подняв голову, как учил ее Минуций, и в окружавшей ее толпе не было никого, кто не обратил бы на нее внимания и не проводил бы чувственным взглядом.
Отливавшее бледной зеленью гальбиновое платье девушки было перехвачено в талии широким пурпурным поясом, вышитым золотыми нитями. Стройность ее фигуры подчеркивала ниспадавшая прямыми складками ярко-красная лацерна. Золотом искрились в закатных лучах солнца восхитительные светлые кудри, обвитые вокруг головы изящной и тонкой работы короной из электра с оправленными в него голубыми камешками сапфира.
Минуций, шествуя рука об руку с юной красавицей, подвел ее к благородной компании и сказал с невинной улыбкой:
– Не удивляйтесь, друзья мои! Отныне эта достойная девушка присоединяется к сонму свободных женщин Рима.
– Как? Ты отпускаешь Ювентину? – не выдержав, изумленно спросил Волкаций.
– А почему бы и нет? – с усмешкой взглянул на него Минуций.
– Да потому, – насупился тот, – потому, что, если я не получу от тебя денег в условленный срок, то заберу Ювентину обратно и…
– Ну, уж нет, добрый мой Волкаций! – со смехом перебил его Минуций. – Ювентину ты назад не получишь, так и знай…
– Посмотрим, – угрюмо проворчал Волкаций.
– Так что же! – с нетерпением произнес Дентикул. – Раз все в сборе, давайте решать, где нам лучше всего разместиться. Куда направимся?
– Первые ряды сплошь забиты нобилями, – начал было Приск, но Дентикул тут же возразил приятелю:
– Пусть меня разразят все громы и молнии Юпитера, если я сяду среди этих самодовольных ослов, да еще вот с этим в руках, – выразительно постучал он пальцем по своей игральной доске. – После того, как меня едва не лишили «воды и огня», я стараюсь пореже попадаться на глаза отцам-сенаторам и особенно цензорам…
– Вон там, за Рострами, – сказал Клодий, – полным-полно бездельников с Эсквилина и Целия – ждут не дождутся наших денежек…
После недолгого совещания решено было занять места на ближайшем от Ростр помосте, возвышавшемся перед Семпрониевой базиликой.
Первым туда двинулся Дентикул, раздвигая толпу могучими плечами и зычно покрикивая на встречных, чтобы они дали ему пройти. За приятелем неотступно следовал Приск. Остальные продвигались медленнее, с трудом преодолевая сопротивление людской массы, которая с каждой минутой становилась плотнее из-за множества народа, прибывавшего на площадь со стороны Бычьего переулка и Яремной улицы.
Ювентина отстала от Минуция – ее намеренно оттеснил от него публикан Клодий. С неожиданной ловкостью и силой он привлек ее к себе.
– Ты сегодня удивительно хороша, сладкая моя, – сказал он ей на ухо. – Послушай, что я тебе скажу. Если не будешь строптива и уступишь мне, я тебя щедро награжу…
И он запечатлел на розовой шейке девушки страстный поцелуй.
В тесноте толпы Ювентина чувствовала себя совершенно беспомощной. Попытка вырваться из хищных рук ни к чему не привела. Одной рукой Клодий прижимал ее к себе, другая рука быстро нашла и властно ощупывала грудь…