– Господь в моём сердце, – сказал Персиваль.
– Согласен с тобой, друг! – Данье похлопал по плечу философа. – Я считаю, что Господь должен быть в сердце каждого человека. Например, божественная благодать снисходит на меня, когда я берусь за кисть и начинаю писать очередную картину.
– Ты пишешь интересные картины, – сказал Персиваль.
– Мне хочется писать быт простых людей и природу, – заметил художник.
– Данье, твои картины действительно хороши, в отличие от мазни некоторых умельцев, – бросив насмешливый взгляд на Грегуара, усмехнулся Патрис.
Грегуар вспыхнул и тяжело задышал, готовый в любой момент наброситься с кулаками на трубадура.
– Патрис, тебе пора сочинить новые стихи и песни. Я не слышал в последнее время от тебя ничего нового, – заметил Персиваль.
– С той поры, как я расстался с Оливией, стихи не приходят мне в голову Я не смогу писать стихи до тех пор, пока не спасу Оливию, – заявил Патрис.
– Вы ещё не всё не знаете, – сказал Грегуар.
– О чём же ты нам хочешь поведать, юноша? – поинтересовался Персиваль.
– Веронику едва не похитил один падре. С тремя папскими солдатами он преследовал её. Падре называл Веронику ведьмой. Однако она избежала участи своей старшей сестры, – после этих слов Грегуара все сидящие за столом нахмурились.
– Откуда ты об этом знаешь? – спросил Патрис.
– Я своими глазами видел, как Вероника обдурила падре Антонио и папских солдат, – сказал Грегуар и поведал историю с неудавшимся похищением Вероники.
После его рассказа раздался взрыв дружного хохота. Однако вскоре лица собравшихся за столом мужчин снова стали серьёзными.
– В Тулузском графстве действует не один падре и не один отряд папских солдат, – сказал Персиваль.
– Верно. Падре Антонио действует не в одиночку. Мой брат рассказывал, что в похищении Оливии он винит падре Себастьяна, нашего нового кюре из Монтэгле, – добавил Грегуар.
– Да будет тебе известно, что падре Себастьян вовсе не кюре, а епископ и доверенное лицо фонфруадского аббата Арнольда, – сказал Персиваль. – Он занял место вашего бывшего кюре.
– Персиваль, оказывается, ты хорошо осведомлён о делах папских шпионов в Окситании, – удивился Патрис.
– Между прочим, падре Себастьян сластолюбив, – сказал Персиваль.
Услышав эти слова, Патрис встал и с силой ударил кулаком по столу.
– Скажи, Мартин, почему за твоими внучками устроили охоту? – спросил хозяина Данье.
– Я знаю причину такого внимания к моим внучкам. Мне не следовало рассказывать тебе, Персиваль, об Итамаре, – сказал Мартин.
– Я виноват. Я уже говорил, что написал на одной из рукописей того рассказа твоё имя, Мартин, да ещё назвал твой рассказ евангелием от Итамара. Эта рукопись, из-за моей неосторожности, попала не в те руки. Сам не могу понять, как меня угораздило отдать эту рукопись человеку, который оказался ревностным католиком. Мне очень жаль, что я стал причиной твоих бед, Мартин, – расстроился философ. – Прости меня!
– Господь простит тебя, философ. Думаю, скоро солдаты доберутся и до меня, – сказал старый катар. – Не удивляйтесь, если однажды увидите меня в придорожной канаве с перерезанным горлом или выброшенным на задний двор фонфруадского замка со следами пыток на теле.
– Что ты такое говоришь, Мартин! Сейчас же замолчи! – воскликнул Данье.
– Мы не дадим тебя в обиду! – сказал Патрис.
Он выхватил из-за пояса нож и с такой силой вонзил его в стол, что тот задрожал.
– Вот это по-нашему! – послышался знакомый Грегуару голос, и из-за угла дома появился его брат Жером в накинутом на плечи чёрном плаще.
Следом за Жеромом показался его высокий спутник, на котором был такой же чёрный плащ. Все сидевшие за столом с удивлением взглянули на пришедших.
– Не узнал меня, Мартин? – спросил Жером.
– Как тебя не узнать! – воскликнул старик и, встав из-за стола, крепко обнял Жерома.
– Если бы ты знал, Мартин, как изменилась моя жизнь после того, как я познакомился с тобой и другими катарами, – с благодарностью произнёс Жером. – Как же я счастлив, что узнал о вашем учении!
– За те дни, пока ты укрывался у нас в Сомбре, ты стал для меня внуком, – сказал растроганный старик.
– А что столь далеко от дома делаешь ты, мой маленький брат? – спросил Жером.
– То же, что и ты – спасаюсь от кюре. Точнее, от епископа Себастьяна, – ответил Грегуар. – Ведь к нам в дом нагрянули папские солдаты.
– Зачем же тебе было бежать от падре, добрый католик? – насмешливо спросил Жером.
– Наверняка, это произошло из-за тебя и Этьена. Представляешь, что теперь ожидает наших родителей!
– Падре Себастьян не посмеет их тронуть. Мы живём в Тулузском графстве, а не в Бретани или Лотарингии, – заявил Жером.
– Да. У нас, в Бретани католики не церемонятся с еретиками, – вступил в разговор спутник Жерома – светловолосый молодой человек.
– Со мной пришёл мой друг Этьен, – Жером представил своего спутника.
– Присаживайтесь, дорогие гости! – сказал Мартин.
Только Жером и Этьен сели за стол, как из-за угла дома вышла Вероника.
– Еда скоро будет готова, – сообщила девушка и, увидев Жерома, воскликнула:
– Как я рада тебя видеть, Жером!
– Я тоже рад. Наш с Этьеном путь лежал через Сомбре, и мы решили зайти к вам, – сказал гость.
– Как твои дела? – присаживаясь за стол, поинтересовалась Вероника.
– Нормально. Вот только Оливию я пока так и не нашёл. Но я её обязательно отыщу и спасу, – пообещал старший брат Грегуара.
Патрис хмуро посмотрел на Жерома и, рывком выдернув из стола нож, заткнул его за пояс.
– Мы идём к переправе через Рону. Нам стало известно, что из Тулузы недавно вылетела одна важная птица, – поведал Жером.
– Что же это за птица? – заинтересовался Персиваль. – Я хорошо знаю всех важных и редких птиц, живущих в садах графа Тулузского.