Multi venerunt, или Многие пришли

– Я привык размышлять, а не принимать всё только на веру, дорогой Пьер, – сказал Персиваль.

– Твоё вольнодумство, философ, граничит с ересью, – осуждающе покачал головой легат.

– Ересь! Вы сделали из этого слова ругательство, а, между тем оно означает всего лишь «выбор». Вот и всё! Разве человек не имеет право на иное мнение? Еретики – не богохульники.

Не успел легат ответить Персивалю, как послышались отчаянные крики.

– Негодяи! Украли! – прокричал показавшийся из-за дома темноволосый кудрявый худой остроносый человек с маслянисто-чёрными глазами. Увидев сидевших за столом людей, он снова завопил:

– О, я несчастный! У меня, бедного несчастного одинокого человека, злодеи угнали двух лошадей!

– Это неудивительно – в этих краях полно воров, – сказал рыцарь.

– Успокойся, Давид, и расскажи толком, кто у тебя украл лошадей? – спокойно спросил Мартин.

– В Сомбре появились конокрады. Только что два вора забрались в мою в конюшню, вывели оттуда двух лошадей и ускакали на них. Когда я попытался им помешать, один из разбойников приставил мне к горлу нож. Этот негодяй был светловолосым и говорил с акцентом, а его спутник был шатен. А незадолго до этого я заметил, что у меня пропали четыре курицы и вязанка вяленой рыбы, – рассказывал Давид.

– Да ты сам говоришь с акцентом, – усмехнулся рыцарь, наблюдая за возмущающимся и нервно размахивающим руками селянином. – Подозреваю, что ты не только не католик, но даже не катар.

– Кто этот человек? – спросил папский легат у Мартина.

– Иноверец. Он давно поселился в Сомбре, – сухо ответил старик.

– Судя по его внешности, он иудей. И он ходит без жёлтого колпака? – удивился рыцарь и обратился к легату:

– Пьер, как думаешь, отчего в Окситании с иудеями обращаются столь мягко, что даже не заставляют их носить жёлтый колпак?

Давид перестал размахивать руками и кричать. Он уставился на рыцаря, священника и на всех остальных сидящих за столом, соображая, что ему делать дальше. Судя по всему, Давиду грозили большие неприятности.

– Мы не в Бретани или Лотарингии, а в Окситании и у нас никто не вправе указывать, какие головные уборы носить жителям или же вообще их не носить, – сказал Персиваль.

– Как же вас всех распустил граф Раймунд! – воскликнул легат.

– Граф просто подстраивается под местные условия. Я ему это сам всегда советую, – пояснил Персиваль.

– Ах, вот даже как! – прищурившись, проговорил Пьер де Кастельно.

– Наша Окситания – просвещённый край, и мы не обязаны следовать указаниям из Рима, – сказал Персиваль.

– Ваша Окситания слишком богата, чтобы долгое время оставаться вне влияния Папского Престола, и долго ваше просвещённое общество не продержится. Поверь, философ, северных баронов гораздо больше волнуют богатства Окситании, нежели религиозные воззрения её жителей, – заметил Пьер де Кастельно.

Между тем Давид неожиданно пропал, словно растворился в воздухе. О нём в пылу спора забыли, и он посчитал, что для него будет лучше, если он незаметно исчезнет. Давид умел это делать. Раньше он жил в Кастилии и там научился внезапно исчезать, когда чувствовал, что ему грозит опасность.

Сообщение о ворах, заявившихся в Сомбре, взволновало Грегуара. Юноша, как, впрочем, и все, кто знал Жерома и Этьена, догадались, кто увёл лошадей у бедного Давида. Увидев, как переменился в лице Грегуар, Вероника тоже догадалась, кто мог быть конокрадом.

– У них были веские причины, чтобы так поступить. Твой брат и его спутник не похожи на воров, – прошептала на ухо Грегуара девушка.

– А на кого они похожи? – шёпотом спросил юноша.

– На защитников слабых. Ведь твой брат мечтает спасти мою сестру Оливию, – тихо проговорила Вероника.

– Куда подевался этот возмущённый кражей кудрявый человек? – удивился рыцарь, глядя на то место, где только что стоял Давид.

– Зачем он нам нужен? – махнул рукой легат.

– Его словно ветром сдуло! Этот нахал слишком вольно себя ведёт. Как он смеет мешать обедать мне и папскому легату? – нахмурившись, сказал рыцарь.

– Так вот, слишком много вольностей допустил граф Тулузский в своих владениях. Совсем недавно я имел с ним очень неприятную беседу, – Пьер де Кастельно продолжил с Персивалем неожиданно начавшийся диспут.

– И что же случилось? Вы поссорились с графом? – принимаясь за фаршированную щуку, поинтересовался философ.

– По правде говоря, мы с ним никогда по-настоящему не мирились. Два года назад граф Раймунд обещал мне, что он, наконец, примется за искоренение катарской ереси в Окситании. Однако граф не сдержал своего слова, – недовольно надувая щёки и ожесточённо пережёвывая кусок щуки, проговорил Пьер де Кастельно.

– Не так легко править в стране, в которой многие католики поддерживают катаров, – сказал Персиваль.

– Правитель не может вести себя так, как это делает Раймунд. Ему надо быть твёрже и выбрать, наконец, с кем он – с сильным Римом или со своими катарами? В одиночку ему не справиться с Римом. Насколько мне известно, его союзник – король Арагона не торопится выступить на его стороне.

– Как я догадался, вы предложили графу принять сторону грубой силы? – поджав губы, спросил Персиваль.

– Не сторону грубой силы, а сторону Папы Римского. Он, а также все католические священники несут свет истины, – поправил философа легат, запивая фаршированную щуку вином.

– Откуда вам знать, где истина? – спросил философ.

– Истина следует из апостольских писаний.

– Но ведь из сотни евангелий были выбраны лишь четыре, а остальные изъяты из обращения – сожжены или уничтожены иным способом, а евангелие от апостола Павла надёжно сокрыто в одном из тайников папского дворца.

– Вы неплохо осведомлены, Персиваль, – усмехнулся Пьер де Кастельно, запихнув за щёку несколько солёных оливок. – Однако ваши рассуждения мне кажутся странными. Вы должны понимать, что, если многие евангелия были уничтожены, значит, на то была воля Господа.

– И чем же закончилась ваша беседа с графом Тулузским, уважаемый Пьер? – поинтересовался Данье, внимательно прислушивавшийся к беседе философа с папским легатом.

– В итоге я провозгласил отлучение от церкви графа Тулузского Раймунда. После этого граф стал на меня кричать и потребовал, чтобы я убирался вон из его дворца и из Окситании.

– А дальше? – спросил Данье.

– Всё завершилось тем, что теперь я сижу за этим столом, ем рыбу и пью вино, – буркнул Пьер де Кастельно.

– Куда же вы держите путь? – поинтересовался Персиваль.

– Я направляюсь в Рим. Буду жаловаться Папе на графа Раймунда.

– А заодно мы с легатом пожалуемся на всю Окситанию, – добавил рыцарь и громко рыгнул.

Персиваль с гневом взглянул на рыцаря и спросил:

– А вам-то какое дело до Окситании?

– Я уже говорил, что это богатая территория, – сказал рыцарь Симон и снова рыгнул. – И это самое важное.