Призма Сердца

Гелла, стоя перед судьями и присяжными, смотрела на вещдоки – её собственные статьи и расследования, посвящённые в кои-то веки не убийствам, пыткам, изнасилованиям и кражам, но кое-чему иному – ритуалу Сиацоатль и старцу по имени Хоп, которого она интервьюирует в своих статьях. Однако на всех фотографиях, где она, по её собственным словам, снята камерой вместе с мудрым шаманом, зияет пустота. На каждой фотографии она находила себя не в центре композиции, но рядом с каким-то невидимкой, которого никому не удавалось запечатлеть на фотографии.

– Видите? Видите? Это всё и доказывает! – вновь воскликнул имперец, выпрыгивая с места.

– Господин… – начал было адвокат.

– Заткнись нахуй! – рявкнул вояка.

– Порядок! – в ответ грозно гаркнул судья.

– Ваша честь! – замурлыкал капитан, тут же вспомнив про уважительный тон, – это всё – неоспоримые доказательства сумасшествия этого с позволения сказать журналиста, которая может только втаптывать в грязь мою честь как представителя имперской армии, разве вы не понимаете? Своими провокациями она унижает не только меня как действующего командующего регулярной армии Империи, но всех и каждого, кто пострадал от рук и зверств жителей-шаманов этого грёбаного острова Утконоса!

На пару секунд в зале воцарилась полнейшая тишина, или, возможно, это казалось таковым только Гелле. Тем не менее, в этот момент время застыло, впитав в себя все звуки и запахи, превратив девушку в единую точку, цельный конгломерат вместе с деревянной трибуной, на которой раскинулись документы с пустыми фотографиями.

– Может мне выступить в качестве ответчика? – задорно поинтересовался Хоп, водрузив свой зад на гору публикаций Геллы.

– Думаю, сейчас не то время, чтобы открыть миру твоё истинное лицо, – улыбнулась девушка в ответ.

– А ты-то сама знаешь, какое оно? – вскрикнул вверх брови старик, картинно выпучив глаза.

Гелла смотрела на него какое-то время и затем, не сумев сказать ничего в ответ, не смогла более выдерживать тяжесть этого мудрого взгляда и рассмеялась.

Её смех разливался от мозга до центра тела, доходя до сердца и желудка, а там уже бежал наружу через кожу и кости. Вырываясь из каждой поры теплом, синтезирующимся в свет, который она излучала, освещая…

– Да, – резко прекратив смеяться, Гелла устремилась взглядом к застывшему убийце, который буровил её своим взглядом. Мгновенно воздух вокруг пропитался горелой плотью вперемешку с вонью испражнений и острым запахом мужских и женских гениталий. Геллу прошибло потом, когда она кое-как сумела устоять посреди бескрайнего поля из настоящего дерьма, из которого торчали головы пленных туземцев. Между ними лежали горы трупов, сожжённых напалмом тел женщин, детей и стариков, всех тех, кто не был в состоянии сопротивляться «миротворцам» Империи. Одновременно с этим в воздухе появились голографические комнаты-клетки с рабами-туземцами, которые по официальным данным числились либо жертвами, либо завербованными солдатами шаманов. На самом деле их тела и души бились в задворках рабовладельческой сети, нашедшей покровительство у чинов имперской армии и при попустительстве внешних стран Конгресса. Посреди всего этого раскинувшегося ада стоял комманданте в заляпанном спермой, дерьмом и кровью белом мундире генералиссимуса Империи и гневно буровил журналистку взглядом.

Лицо его, как и голографические клетки, как и торчащие из земли головы, отливали фиолетовым светом тысяч мельчайших чешуек крыльев бабочек, из которых состояло всё вокруг. Они начали вибрировать и меняться, и вот уже вместо озлобленного вояки на Геллу смотрело её собственное выражение лица, скорченное в гримасе гнева. Несмотря на такое тревожное нарушение материи пространства, всё, что это сцена могла вызвать у Геллы, было не страхом, а смехом.

– Ты поняла? – ласково спросил её Хоп.

– Да! – кивнула девушка, ощущая, как об её ногу трётся и бурчит утконосик.

– Если слишком вовлечёшься в игру, то, даже отстаивая интересы и, возможно, жизни людей, ты превратишься в такого же эгоистичного барана, как твой друг командир.

– Бр!! – одобрительно буркнул утконос.

– Я постараюсь всё время держать это в голове, – выдохнула Гелла, чувствуя как навалившееся на неё наваждение отступает. Будто бы выдрессированный сторожевой пёс, утконос выскочил вслед за этой обезумевшей массой боли, которая циклично порождала саму себя, в открывшуюся дверь.

Гелла с интересом обернулась, чтобы посмотреть, чем это кончится, однако успела лишь заметить, как Арчи махнул хвостом, и за ним тотчас же с громким стуком захлопнулась дверь зала суда.

– Вы меня слышите? – ещё раз ударил молотком судья, – госпожа Фландерс, я к вам обращаюсь!

Журналистка перевела взгляд на свою трибуну, на которой уже не было Хопа, далее её взгляд скользнул по лицу озверевшего комманданте и под конец приземлился на кончике носа судьи.

– Прекрасно, ваша честь. И вот, что я хочу заявить…

– Вы и дальше будете слушать эту?.. – опять начал брызгать слюной обвиняемый.

– Это не имеет отношения к текущему делу, – улыбнувшись на пустые фотографии, спокойно произнесла Гелла, – а вот что действительно имеет… – тут журналистка сделала жест, и судебный пристав, обогнув её, направился к входной двери.

Весь зал с нетерпением наблюдал, что же последует за всем этим. Как только слуга закона подошёл к двери и отворил её, в зал хлынула та самая боль, которую отогнал на время от Геллы утконос. Только на этот раз она обрела физическое воплощение.

Дом правосудия приютил десятки женщин, одетых в традиционные наряды Лилового Трайба с геометрическими узорами на них, которые в последние неспокойные военные годы стали символами всепожирающего огня шаманов.

Весь зал в недоумении, а то и страхе наблюдал, как все эти чужеземные женщины размещаются рядом с присяжными, которые сдерживались, чтобы не позвать охрану, которая, впрочем, стояла не так уж и далеко на страже подсудимого комманданте и ждала сигналов от судьи.

– Объяснитесь, – сложив ладони в замок, строго сказал судья, глядя в упор на обвинительницу.

– Разве не очевидно, ваша честь? – спокойно произнесла журналистка, – вы говорили, что доказательств не недостаточно, однако… Вот они – непосредственные жертвы зверств имперской гвардии под командованием господина Шелла…

– Вздор! – раздался истеричный женский вопль из зала, – привели сюда этих шлюх-шаманок! И обвиняете моего мужа в таких ужасных вещах!

– Суд не давал слова… – мягко начал судья.

– Да вы только посмотрите на них! На их одежду! У них совсем нет головы! Это отмороженная нация, которая убивает наших граждан, а мы ещё и должны жалеть их отродье? Так что ли?!

– Госпожа…

– Что госпожа? – начиная рыдать, прокричала женщина, – Саймон ни в чём не виновен! А если и что-то было… Так это же война! Всякое бывает, тем более посмотрите на этих…

Внешний вид женщин с острова Утконоса был истаскан вдоль и поперек, тирада жены продолжалась, несмотря на все протесты судьи. В итоге её пришлось удалить с заседания за оскорбления.

Гелла, несмотря на многочисленные нелестные высказывания и обвинения, не шевельнула ни одним мускулом, поскольку она не сомневалась в искренности этой женщины ровно, как и в том, что в своем семейном кругу Саймон Шелл мог быть любящим отцом и верным мужем, однако годы, проведённые на войне и в судебных баталиях, доказали Гелле, что даже самая пушистая овечка может оказаться на деле плотоядной бешеной свиньёй, в которую превращались многие, чувствуя вседозволенность и протекцию сверху.

– Если защита не имеет претензий, – объявила Гелла, поглядывая на Шелла, который превратился в бледную статую, смотрящую в одну точку под собой, всячески игнорируя саму попытку бросить хотя бы поверхностный взгляд в сторону женщин, – то помимо показаний, которые будут представлены свидетельницами, я готова предоставить суду данные из закрытых архивов министерства Сердца, которые…

Тут уже Шелл не выдержал и заорал на весь зал: «Что ты можешь, дура?! Чего ты хочешь? Ты и твои костюмированные шлюхи – чего добиваетесь? Ты мою жену довела, сука, ещё и меня хочешь довести?! Так я не посмотрю, что я в зале суда и…».

После минуты препирательств с судьёй, штраф кругленькой суммы всё же заставил бравого командира замолчать.

Когда зажглась голограмма с видеозаписями зверств комманданте и его подчиненных, воздух стал тяжёлым, как свинец. Гелла чувствовала, как её придавливает к земле, она ощущала всей кожей, как непросто сейчас всем этим храбрым женщинам, которые не только смогли перебороть свой страх перед карателями Империи, но и перед своими собственными демонами боли, терзавшими их дни и ночи напролёт. Это и означает быть человеком, – думала Гелла, – несмотря ни на что идти вперед и добиться справедливости, – она посмотрела на комманданте, который снова заткнулся и, опустив глаза, глупо ухмылялся, – чтобы дикие свиньи жили отдельно от людей. Но это только начало, – Гелла не сомневалась в успехе процесса, – совет Империи не единственные, кто замешан в этом, ведь ситуация на острове ещё больше обострилась после того, как пал вождь племени Утконосов.

104. – Невосполнимая потеря, – ухмыльнулся Орёл, – я каждый день думаю только о том, как отомстить за убийство отца.

– Не сомневаюсь, – откинула голову Гелла. Свой собственный голос она услышала как бы со стороны, это был высокий и вместе с тем чрезвычайно низкий гулкий тон, глас персонифицированного играющего божества, которое как бы между прочим решило вновь объявить о закольцованности мира на себе самом и предложить нехитрый способ, чтобы покинуть его.

– Я слышу толику сомнения, – прорычал Орёл.

Гелла, лежа обнажённая на кровати, бросила в его сторону пренебрежительный взгляд из-под волос, которые спадали ей на глаза.

– Какой же ты скучный, право слово, – хихикнула она.

Тут же вождь острова стал преображаться. Гелла на секунду понадеялась, что он, наконец, так же как и она сама, сможет расправить крылья и взлететь. Но, по всей видимости, этот орёл был слишком тяжелым, и из-за своей стальной чешуи позабыл каково это – летать и быть свободным. Вместо возвышенной птицы вождь превратился в комок воняющей массы, ощетинившейся тысячью игл, скрывающими уродливое лицо, которое становилось то молодым, то старым, но неизменно сохраняло свою непривлекательность.

– И вот таким образом ты решил завоевать меня? – элегантно подняв ножку кверху и считывая историю, записанную в тысячах извилистых линий, что спускались от пальчиков вниз по ноге, рассмеялась Богиня.

Дикобраз у кровати начал вибрировать от злости, и вонь его распространялась повсюду, заставляя сам воздух сворачиваться в омертвевшее пространство.

– Мило, но твой мускус излучает лишь страх, – проведя пальцем по своей ноге, продолжила Гелла, – конечно, ведь кроме убийства своего собственного отца ты и не смог предпринять ничего лучше, потому что мозгов для управления у тебя явно недостаточно.