Алька. Технилище

– Так у него неврозоподобная резидуальная органическая патология возникает, когда ему ни за что руки начинают крутить, артикуляция нарушается. Мы весь вечер вдвоём, так я что, тоже пьян, по вашему мнению, слова выговорить не могу?

Менты посмотрели на меня, повернулись и пошли в отделение, а мы с Серёгой двинулись к метро Рижская, шли потихоньку, нас под вечер, кроме артикуляции, ещё и координация стала подводить. Что ни говори, тяжёл крест народного дружинника.

***

У завода «Металлист» была немаленькая территория, там были и сквер, и волейбольная площадка, туда-то мы и наладились летом ходить играть в волейбол в обеденный перерыв. В основном приходили играть сотрудники института, но приходили играть и заводчане, по большому счёту и те, и другие трудились в ВПТИ Тяжмаш, резались не по-детски, азартно, бывало, забывали про работу спохватывались, когда проходил не один час.

Ясно, что руководству это не нравилось. Однажды, прибежав в отдел после игры, застал сидящего на моём рабочем месте Бориса Петровича, я встал рядом, Борис Петрович провёл пальцем, густо испачканном в карандашном грифеле, по ватману рядом с записью в таблице спецификации, которую раньше вручную расчерчивали и заполняли прямо на общем виде, оставив на чертеже широкую полосу.

– Вчера.

Затем провёл пальцем по ватману у верхнего края таблицы, показывая мне, что за два дня я заполнил только две позиции спецификации, что, конечно, было чрезвычайно мало.

– Сегодня, – Борис Петрович поднял голову и посмотрел на меня.

Ответить-то мне было нечего, что тут скажешь, и я сбрехнул первое, что пришло мне на ум:

– Я думаю.

Борис Петрович покрутил головой, тяжело поднялся и, уходя, обронил:

– Не надо думать, надо делать.

Пришлось задержаться, закончить штамп, была пятница, а в понедельник я ведь уходил в отпуск.

В понедельник утром наша группа в составе одиннадцати человек была на Ленинградском вокзале, семь парней и четыре девушки, были две семейные пары, а двух девиц нам в порядке нагрузки запихнул райком, захотелось девчонкам Карелию посмотреть и запросились вместе с нами. Маршрут планировали два наших, вптишных, парня.

Сфоткались на вокзале, загрузились в три плацкартных купе – и тю-тю – goodbye, my love, goodbye, выгрузились уже в Медвежьегорске. Вышли на привокзальную площадь, нашли остановку нужного нам автобуса, его номер, маршрут и место прибытия знал руководитель нашей экспедиции. Собственно, руководителем его никто не назначал, но он был самым деятельным организатором поездки, активно общался с райкомом комсомола, забашлявшим нам энную сумму на поездку в виде оплаты аренды туристического инвентаря и компенсации части дорожных расходов, и вроде бы бывал уже в Карелии. Кроме того, он имел охотничье ружьё, охотбилет, да и вообще был классным компанейским парнем, и поэтому его лидерство никем не оспаривалось.

Впрочем, мне кажется, что девяносто процентов людей откажутся от собственных инициатив и, соответственно, ответственности, если есть возможность переложить это на чьи-нибудь чужие плечи.

Ну, не суть, подошёл нужный автобус, и мы попытались загрузиться в него, полагая, что билеты купим по дороге, оказалось, что это не так: билеты нужно было заранее приобрести в привокзальной кассе. Наш вожак шепнул что-то на ушко своей жене, и она помчалась в кассу, через пять минут билеты были вручены водителю, часть нашей группы зашла через переднюю дверь, для другой части открыли заднюю, через кою вошли Серёга со мной, Женька, парень из нашего отдела и ещё кто-то из ребят – примерно половина нашего отряда. Задняя дверь закрылась, водитель вошёл в салон, осмотрелся, после чего наклонился к нашему лидеру, и они стали что-то обсуждать. После переговоров водитель проследовал к себе в кабину, сел, открыл все двери и стал чего-то ждать, простояв так полчаса, он закрыл двери, и автобус, набирая скорость, тронулся в путь – поход начался. Минут через десять автобус выехал на небольшую площадь, описав на ней полукруг, резко затормозил у какого-то небольшого двухэтажного строения и остановился, двери автобуса открылись. Мы сидели с пацанами, обсуждая странности манеры вождения рейсового транспорта Медвежьегорска, когда к открытой двери подошёл милиционер и вежливо попросил всех выйти. Первоначально мы не поняли, к кому конкретно он обращает свой призыв, но потом стало ясно – именно к нам. Как только мы выгрузились, двери автобуса захлопнулись, и он, сорвавшись с места, исчез в клубах пыли. Асфальт в городе присутствовал, как я заметил, исключительно на главной площади, в остальных можно было наблюдать только информацию о том, что асфальт там когда-то был – он присутствовал в виде каких-то кусков или полосок по краям проезжей части.

Когда пыль окончательно осела, оказалось, что мы находимся рядом с отделением милиции города Медвежьегорска, в том месте, где была вторая дверь автобуса, стояла кучка пассажиров, в которых явственно угадывалась вторая часть нашей туристической группы, за исключением нашего вожака. Стало ясно – волки позорные повязали нашего командира по ложному доносу, надо идти выручать, и мы всей кодлой попытались ввалиться в горотдел милиции, что вызвало невнятные протесты у дежурного, вставшего на нашем пути и утверждающего, что столь больших делегаций у них не бывает даже на их профессиональный праздник – день милиции. В итоге он согласился пропустить делегацию в составе: жена и трое парней, в число которых втиснулся и я, – и пропустил нас к нашему узнику совести. Надо сказать, главным побудительным мотивом для нас было желание понять, что, собственно, произошло, по какой причине нас выкинули из автобуса. В небольшом кабинете, на который нам указал опричник, дежуривший у входа, сидел с понурым видом наш вожачок и мужик в штатском лет сорока, что-то негромко втолковывающий ему, когда мы ввалились в кабинет, мужик явно повеселел, видно, разговор ему изрядно поднадоел. Первоначально в бой, как и полагается, – всё ж таки мужа из казематов выручает – ринулась жена:

– На каком основании Вы его здесь держите?

– Извиняюсь, а Вы кто?

– Жена.

– Отлично, а кто это с Вами?

– Это друзья наши, мы все участники похода по местам боевой и трудовой славы советского народа.

– Просто превосходно. Скажите, это, как я понимаю, Вы за билетами ходили?

– Да, я, а какое это имеет отношение к задержанию?

– Сейчас объясню. Сколько Вы билетов взяли?

Подруга боевая нашего лидера вдруг стушевалась, начала как-то мяться, явно запамятовала.

– Смотрю, Вы с трудом вспоминаете, я Вам напомню – пять.

Тут удивились мы, не помню, кто из нас произнёс:

– Как пять, нас же одиннадцать.

Мы с удивлением уставились на Витьку – так звали нашего командира, – он повернулся к нам и стал, энергично жестикулируя, объяснять:

– Да мы в том году всегда так ездили, возьмём на четверых два билета, а рубль водителю – и нормалёк, – видно было, что не врал, говорил убеждённо.

Следователь, устало поглядев на нас, произнёс:

– Ну, ведь уже взрослые люди, что ж вы как дети-то себя ведёте, соображать-то надо. Билеты недешёвые, за шестерых зайцев шофёр и на статью можно наскрести, а потом, вы ж на отдых приехали, почти тыща километров, первый только день, не поверю, что денег у вас нет. И что с вами теперь делать прикажете? Кстати, следующий автобус до места, куда вы собираетесь, будет только завтра.

Перспективка вырисовывалась не очень, а меня стал разбирать смех, что-то это всё мне очень напоминало. Следак наш оказался классным мужиком, всё обошлось недолгими наставлениями, затем он стал пытаться устроить нас на ночлег, что оказалось невозможным ввиду начала охоты по перу, в смысле открытия через пару дней охотничьего сезона на боровую, полевую, болотно-луговую и водоплавающую дичь.

Днём мы походили, посмотрели город, пообедали в какой-то столовой, вечером девок наших стараниями следака куда-то удалось приткнуть, а для парней свои двери гостеприимно распахнули камеры городского отделения полиции, не на улице же нас оставлять – благо они пустовали. На следующий день, мы, как полагается, взяли одиннадцать билетов, за чем следак проследил лично, и отбыли из города Медвежьегорска.

Дорога, по которой мы ехали, дорогой не являлась, это скорее была полоса препятствий. Разумней было бы, конечно, двигаться в нужном направлении просто рядом по земле, но этому мешали леса, плотно обступающие то, по чему мы двигались к цели. Скорость нашего транспортного средства вряд ли превышала скорость пешехода, автобус петлял по дороге, объезжая колдобины, иногда останавливался, пропуская встречный транспорт. Наверно, в каких-нибудь документах то, по чему мы перемещались из точки А в точку Б, числилось однополосной автомобильной дорогой, но в жизни всё не так, как на бумаге, местами она сужалась до одной полосы, а местами расширялась до четырёх, но ни в одном из этих мест признаков, что мы движемся по дороге с твёрдым покрытием, не было. Пишу и думаю: может быть, она по документам была грунтовкой, но тогда, где щебёнка или, на худой конец, гравий? Где кюветы, в конце концов? Впрочем, о чём я – гравий – тоже вещь необходимая в домашнем хозяйстве.

По прибытии наш Витёк снова взял деловой тон, и мы бодро двинули в одном, лишь ему известном, направлении. Всё это вызвало уважение, похоже, что он действительно бывал здесь и места знает, двигались мы, правда, только вдоль каких-то дорог, или даже скорее направлений, на которых тем не менее угадывались следы когда-то проезжавших по ним то ли машин, то ли сходных с машинами транспортных средств. В итоге прошли рядом с какой-то деревенькой и, двигаясь таким образом, уже в сумерках наткнулись на одиноко стоящий дом.

В подворье явно никто постоянно не жил: у крыльца, колодца, вокруг строения трава была не затоптана так, как это бывает в обитаемых жилищах, в то же время он не производил впечатления заброшенной берлоги, везде чувствовалась рука хозяина, вдобавок недалеко от крыльца стоял вполне себе ухоженный мопед. Витек поднялся по ступенькам, пошарил по карманам ветровки, достал ключ, отпер дверь и зашёл в дом. Через некоторое время появился в дверном проёме и, глядя на наши изумлённые физиономии, с показным удивлением в голосе поинтересовался:

– Вы чего не заходите?

Мы, толпясь у двери, ломанулись в дом – пора было отдохнуть. Усадьба предлагала для этого все возможности: электричества не было, но на кухне были дровяная плита и печь, большой стол, лавки, табуретки и несколько стульев. Висело несколько керосиновых ламп, был изрядный запас свечей, в буфете хватало посуды. В доме было несколько комнат, чуланы, огромная подклеть[1 - Подклеть – цоколь.]. Живи не хочу. Мы разделились на несколько группок: я с Серёгой и Женькой нашли топор, нарубили дров, растопили плиту, девчата начали гоношить чего-то на плите, остальные накрывали стол, расставляли лавки и стулья, минут через сорок сели ужинать.

Во время нашей прогулки по Медвежьегорску мы изрядно запаслись горячительным, преимущественно водкой, и не преминули отметить ею начало нашего турпохода. Поели, выпили, стали выяснять, чей это дом. Витёк пытался врать что-то, но неубедительно – врать убедительно – это ж искусство, нужно много тренироваться, и в результате раскололся: рассказал, что ключ от дома ему вручил следователь, мол, чего вы по лесам шастать будете, живите себе в доме, как люди нормальные живут. Вообще-то турпоход – это и есть именно шастание по лесу или по пересечённой местности, но тогда вечером нам было не до этих тонкостей.

Потом я немного побренчал на гитарке. Девушки требовали ещё, но не игралось, дело в том, что я, как большинство гитаристов, получивших музыкальное образование во дворах в шестидесятых годах, начинал играть на семиструнной гитаре, а время этого инструмента в семидесятых безвозвратно ушло, все перешли на шестиструнки. Год назад мою семиструнку спёрли в турпоходе, и я купил себе шестиструнную гитару, полагая, что быстренько её освою и буду лабать не хуже, но увы. Всё моё время занимали работа, учёба, семья – на гитару у меня времени не оставалось. Я подобрал пару-тройку сходных аккордов и с их помощью пытался играть всё, что играл на семиструнке, но результат резал уши, и не только мне.

С утра стали разбираться, какие, собственно, у нас планы, и выяснилось, что наши семейные пары не очень склонны отправляться дальше и в ближайшей перспективе планируют заняться охотой и рыбалкой, а нам предложили заняться грибной охотой или обзором ближайших окрестностей.

Места для своих строений жители Карелии выбирали с умом, утром оказалось, что дом, в котором мы расположились, тыльной стороной смотрел на пологий склон, скатывающийся к протекавшей внизу речке, за которой синел вековой лес, – красотища необыкновенная. Поговорив с местными жителями, разузнали, где наилучшая грибная охота, пошли группой человек в пять, грибов было столько, что просто не во что было складывать, а взять с собой попросту рюкзак никто не догадался. Купили в деревне картошки, вечером у нас на ужин была жареная картошечка с белыми грибами и подосиновиками, а у добытчиков наших невод пришёл с морскою травою.

На следующий день с утра пораньше отправились смотреть какое-то очень красивое, по описаниям местных жителей, озеро, пошли втроём: мы с Серёгой и одна из райкомовских девчонок, – остальные отказались вставать в такую рань – отпуск же. А идти было не близко, в одну сторону часа три-четыре, не меньше.

В Карелии я был впервые, край необыкновенный, красота нетронутой природы, всё необычайно мне понравилось, даже особенности северной погоды – моментальный, быстро проходящий дождь и тут же солнце.

Нам детально объяснили, как добраться, но когда мы дошли до точно указанного места, от которого начиналась тропинка, то долго не могли найти её, пока не поняли, что тропинки, которые существуют в нашем понимании этого термина, там отсутствуют, но если приглядеться, можно понять, что трава местами как-то неуловимо отличается от травы вокруг, только надо смотреть не прямо себе под ноги, а как-то слегка вдаль над травой на расстояние метров двадцати-тридцати, и тогда начинаешь понимать – вот она, тропинка-то. Следуя по ней, пришли к выводу, который, если не задуматься, покажется странным: непосредственно на тропинке грибов, в основном белых, мы обнаружили больше, чем вокруг. Поразмыслив, пришёл к выводу, что ничего странного в этом нет – местные грибники собирают в основном грибы ценных видов, домой несут в корзинах, возвращаясь, идут по тропинке, при ходьбе грибы трясутся, трутся в корзинах, мицелий сыпется на тропинку – вот и результат.

Часа за два с половиной дошли до озера, по объяснению, надо было перебраться на противоположный берег, что тоже удивляло меня в Карелии, на каждом озерце, водоёме, если к этому месту выходила тропинка, обязательно была одна или пара долблёных лодок и несколько шестов, сели в долблёнку, перебрались. Другая сторона представляла собой полную противоположность той, с которой мы приплыли, – скалистый берег, от которого шла мшистая тропинка, выводящая на небольшую полянку, в центре которой стояла бревенчатая охотничья или рыбацкая избушка. Полянку со всех сторон окружали уходящие вверх нагромождения валунов и скал, поросших елями, соснами, на стыках валунов росли какие-то цепкие кустики, везде, где можно было зацепиться, были лишайники, мох. День был солнечный, у меня было какое-то ощущение радости созерцания мрачной силы и красоты безжизненного камня и хваткой, проникающей в мельчайшие трещинки и щели, живущей там и развивающейся жизни растений и всякой мелкой живности. Впрочем, забравшись на один из гольцов, мы обнаружили там свежий помёт какого-то явно не очень мелкого животного, медвежий, как впоследствии растолковали нам деревенские жители, и мы решили, что нам пора домой. И впрямь было пора, в сумерках тропинку мы бы могли и не различить, а ночи северные прохладные.

На ужин была картошка с грибами – добытчики наши опять пришли ни с чем.