Очаг

– Ну, что ты как неживая, меси сильнее!

– Не твоё дело, я сама знаю, как мне месить тесто!

– Ну, так и делай, как положено, если знаешь!

Склонившись над миской с тестом, Акжагуль пожаловалась бабушке:

– Бабушка, скажи же ей, надоела она мне своим бормотаньем, сидит возле меня и жужжит, как надоедливая муха!

– Опять за своё, негодницы! Немедленно прекратите перепалку! – Джемал мама сделала замечание обеим внучкам. Потом повернулась в сторону Огулбике: – До тебя тоже дойдёт очередь, детка, пусть она ещё разочек добавит воды и промесит тесто, перевернёт его, остальное доделаешь ты! – ласково произнесла она.

Поскольку от полной семьи осталось всего ничего, теперь в этом доме не пекли полный тамдыр лепёшек, как это было в прежние времена. Сколько могут съесть два старика да две девчушки? Двух-трёх чуреков им хватает на два-три дня. Летом вообще мало хлеба идёт, фрукты-овощи да бахчевые выручают. Джемал мама, хоть и заставляет внучек делать тесто для лепёшек и дрова к тамдыру подносить, всё равно большей частью жалеет их, бережёт, близко к горящему тамдыру не подпускает. Вместо этого она обращалась к соседкам, позвав их к себе: «Эй, невестки, кто из вас свободен, идите сюда, помогите выложить лепёшки на стенки тамдыра!» Если Джемал мама звала, никто из соседских женщин не отказывал, напротив все спешили на помощь и делали это с удовольствием. Обычно лепёшки выкладывали в тамдыр свояченицы – жены Хуртека, Сахетдурды, Гуллара, Ахмета или Баллы. Иногда это делала другая соседка, сестра Таганов, жена племянника Мухамметназара со странной кличкой Лекган.

Молодые женщины почитали Джемал маму как хозяйку всеми уважаемой семьи. Так Джемал мама потихоньку привыкала к своей новой жизни. Правда, плохо, что эта новая жизнь пришла к тебе в старости, когда ты уже мало на что способна. Да ещё и злые языки не давали спокойно жить. В селе то и дело распространялись разные слухи о судьбах ссыльных. На этот раз говорили о том, что половину тех людей, которых забрали работники ОГПУ, оставили в Ташкенте, а женщин и детей увезли дальше, в Сибирь, бросили их в лесу и сказали: «Живите, как хотите!», а там такие морозы, что превращают плохо одетого человека в кусок льда. Конечно, тех людей очень жаль, но ведь их это сейчас не касается, а значит, об этом можно с удовольствием рассказывать. В тот день, когда она услышала об этом, Джемал мама долго не могла уснуть, а когда всё же уснула, ей приснился странный сон. Во сне она побывала в той самой холодной Сибири, о которой в последнее время так много говорили. Кругом стоят высокие снежные сугробы. Люди проваливаются в снегу, но всё равно продолжают двигаться. Джемал мама высматривает среди этих людей своих детей. Но их нигде не видно. У людей, сидящих на гигантских голых деревьях, похожих на скелеты каких-то неведомых чудовищ, Джемал мама спрашивает, не видели ли они её детей: «Вы не видели Кымышей?» «Да они только что здесь были», – отвечают с дерева и смотрят по сторонам. Среди устроившихся на дереве людей Джемал мама узнаёт сына Гуллы эмина Кямирана, ну, да, этот смуглый юноша с продолговатым лицом и есть Кямиран. Он, как и остальные, пожимает плечами и махнув рукой, говорит о чём-то непонятном. Джемал мама спрашивает у него:

– Кямиран, даже если другие не знают, ты-то должен знать моих, где они сейчас, скажи мне! Вы же односельчане, и увозили вас и вместе!

Кямиран снова пожал плечами и махнул рукой, как бы говоря: «Откуда мне знать?»

Расспросив ещё несколько человек, Джемал мама направляется в ту сторону, которую они указали. А про себя думает: «Боже, разве может быть столько снега! Наверно, он лежит и не тает никогда потому что если столько снега растает, он же всё вокруг затопит!» Идти по снегу тяжело, она с трудом переставляет ноги, будто кто-то тянет её назад. «А если я не найду их и там, куда меня направили, где же ещё мне их искать?» – озабоченно думала Джемал мама, направляясь в указанную сторону.

И вдруг под развесистой арчой она увидела внуков Алланазара и Аганазара. Вот они, оказывается, где. Джемал мама, всхлипывая, торопится к мальчикам, чтобы обнять и расцеловать их.

Мальчишки её не узнали, вздрогнув, отступили.

– Алла джан, Акы джан, куда вы бежите от меня? Это я, ваша бабушка! – Джемал мама пытается напомнить мальчикам о себе, бежит за ними.

А те всё дальше убегают от неё. А ведь бабушка хотела расспросить у них об остальных членах семьи, бежит за ними, но разве же ей      угнаться за этими юнцами? Старуха, пытаясь бежать по толстому снежному насту, всё кричит и кричит: «Алла джан, Акы джан, куда вы?» …

– Бабушка, бабушка, проснись, тебе дурной сон приснился, ты кричишь во сне – среди ночи будила её внучка Акджагуль.

Хоть и трудно было месить ногами сибирский снег, проснувшись, Джемал мама захотела досмотреть сон. Ведь ей только осталось догнать своих внуков, которые бежали от неё, словно юные жеребцы. Но если ты стар, разве уснёшь сразу же, как только положишь голову на подушку? Как ни старалась Джемал мама, заснуть больше так и не смогла. Но мысли её всё ещё были там, в заснеженной Сибири, где она только что, хоть и во сне, побывала. Джемал маме не хотелось верить во все эти слухи, и не только верить, но даже слышать их не хотелось. Потому что теперь в селе не слышно утешительных вестей, одна чернота. И хотя Джемал мама не может видеть и слышать своих ссыльных сыновей, сердцем чувствовала, что они живы, и мысленно оберегала их и о том молила Аллаха.

Сколько бы сообщений о ссыльных не доходило до слуха Джемал мама, она уже не пыталась что-то уточнять или выяснять. «На каждый роток не накинешь платок!» – говорила она себе и в этом вопросе полагалась только на Бога. Старалась сторониться тех, кто распространял малоприятные слухи.

Но что самое неприятное, иногда эти толки становились реальностью, пусть даже не с точностью, но где-то близко к тому.

Как ни старалась Джемал мама держаться, последние сведения, потрясшие село Союнали, не давали ей покоя. И всё же она старалась ничему не верить.

– Мало что ли на свете людей, которые болтают невесть что? Ухватят какую-то нить, а до конца не дослушают, домыслят. Если русские хотели расстрелять их, зачем надо было везти их так далеко, разве здесь мало места? Эти слухи распространяют бездушные и глупые люди, те, кого обогрела новая власть, – бормотала старуха себе под нос.

Вчерашний сон немного успокоил её. Во сне она видела огромные сугробы снега, небольшой, но всё же огонь, который горел возле её внуков. Несмотря на непонятные места сна, народ всегда верил, что снег – это белое, к добру, огонь священен, и тоже к добру. Хотя во сне она была расстроена из-за того, что не смогла догнать внуков, наяву, очнувшись и успокоившись, осталась довольна теми признаками, которые увидела во сне. Это придало ей сил, потому что поняла: Бог услышал её молитвы, ведь она всегда просила Его о милосердии.

В этот раз из города новости привёз глава сельсовета Ягды. В последнее время вести в село чаще всего приносит он. Стоит спросить у человека, от кого он это узнал, как ответ сразу же касался Ягды.

Джемал мама, услышав об этом, решила, что надо узнать обо всём из первоисточника, то есть от Ягды. Ведь он же человек власти, может что-то знает. И думала отправить к нему старика, когда он вернётся с бахчи. Но за ним надо будет посылать девчонок, а так неизвестно, когда он вернётся. Напротив, когда к нему приходят внучки, он наказывает им: «Скажите бабушке, дыни уже созрели, начнут гнить, пусть она возьмёт с собой всё необходимое и здесь делает заготовки. Нельзя погубить с таким трудом выращенные дыни!

Тесто замешено, накрыто, чтобы подходило. Джемал мама решила сама сходить к Ягды, но подумала, пока найдёт его, может много времени уйти. Она отправила Огулбике за женой Ахмета.

Женщина не заставила себя ждать, пришла быстро.

– Вы звали меня, мамасы? – она поздоровалась, склонив голову в почтительном поклоне.

– Да, звала. Хочу попросить тебя об одной услуге. Я пойду по своим делам, вдруг задержусь, ты тогда проследи, чтобы тесто не убежало, не прокисло. Ты приходи, посмотри, если вдруг оно подойдёт, разожги огонь в тамдыре и испеки чурек!

– Хорошо, мамасы, – женщина поправила спустившийся яшмак, дала согласие помочь.

– Вчера из города вернулся Ягды гул, при новой власти подбный Акынияз баю, Гуллы эмину, и что-то болтал про ссыльных. Вчера к нему ходил Солтаняз, спрашивал о своих. Разве устоишь, когда что-нибудь сообщают о них? Вот и я хочу сходить и своими ушами услышать, какие вести он принёс, не от посторонних хочу узнавать. Да, они брали у нас два-три чувала, якобы для перевозки зерна, но ведь от них не дождёшься не только благодарности, но и возврата чужого имущества. Если окажусь в той стороне, постараюсь найти и наши чували.

– Мамасы, вы спокойно занимайтесь своими делами, – заявила женщина, довольная тем, что бабушка попросила её о помощи, считая, что внучки слишком малы, чтобы справиться с таким серьёзным делом.

Сделав свои дела и раздав поручения, Джемал мама вышла из дома, рассчитывая найти Ягды либо в зернохранилище, либо где-то рядом.

С востока дул лёгкий ветерок. На песчаной дороге лежал тонкий слой пыли. Идя по улице, Джемал мама на ходу отвечала на приветствия встречных людей, ни с кем не задерживаясь. А вокруг всё те же знакомые дома, знакомые места. После прихода новой власти в Союнали многое переменилось, неизменным остался только облик села. Поэтому, когда видишь это, кажется, что в мире ничего не изменилось.

Роскошные дома, построенные состоятельными людьми рядом с чёрными кибитками, теперь занимали совсем другие люди, но дома эти по-прежнему были похожи на высокомерных петухов, устроившихся в курятнике. Джемал мама шла в сторону двора Гувандык бая, называемого в последнее время «складом для зерна», и думала о том, что внутри двора высятся горы пшеницы, собранной как от колхозников, так и от единоличников. На этих горах зерна любят сидеть всякие птички, они с удовольствием клюют бесплатное зерно. Чаще всего Ягды бывает там. А ещё она вспомнила ежегодные торжества, устраиваемые в честь отправки в город караванов с зерном.

На верблюда, который пойдет первым, накидывают ковёр, с двух сторон вешают дуебашлыки – тоже своего рода торжественные свадебные накидки, словом, кутают несчастного верблюда во что ни попадя, и он становится похожим на товар, предназначенный для продажи. Мало этого, сверху на него ставят ещё и ковровый хурджун, из которого выпирает гора зерна, это должно символизировать богатство. А между двумя передними ногами верблюда, в том месте, где кончается его шея, натянут красное полотнище с надписью: «Родина, принимай отменное зерно из Союнали!». Симпатичному парню дадут в руки флаг и усадят на верблюда, и вот уже по долине Пенди потечёт река пшеницы город где принимают зерно.

Прежде союналийцы всем селом торжественно провожали этот красный караван, к тому же он напоминал им прежние караваны, которые проходили через их село со звенящими колокольчиками, идущие из Афганистана, Мерва, Бухары, Машата.

В первых таких караванах пару раз принимал участие и Оразгылыч. Как-то, вернувшись оттуда, он рассказал: «Хорошо, что я сам поехал туда, в приёмном пункте в городе собралось столько народу, верблюдов, арб и другого, что невольно подумалось, где-то ещё остались люди?». Кажется, люди думали, если сегодня не сдадут своё зерно, завтра уже будет поздно. Из тысяч чувалов я с трудом отыскал наши, помеченные. В разных местах высятся горы зерна. Стоит только взвесить своё зерно, как сотни рук парней тянутся за ним, они хватают чувалы, как пушинку, взбираются на гору зерна и вытряхивают пшеницу из чувалов. А чувал брезгливо отбрасывают в сторону, будто боясь подцепить какую-нибудь заразу».

Джемал мама, вспоминая рассказ Оразклыча, уже походила к зернохранилищу, когда в воротах показался ворчливый, высокого роста, стройный Сапар дараз. Остановился, чтобы поздороваться с Джемал мама:

– Салам алейкум, гелнедже!

– Как дела, Сапар, как поживает Овлак гелин?

– Гелнедже, что слышно о ваших?

– Кроме людских слухов мы никаких сведений не имеем. А люди находят, о чём рассказать, можно подумать, они оттуда вернулись и всё видели своими глазами.

– Ну, да, это же люди, им дай поболтать. А в колхозе работа никогда не кончается. В прежние времена после уборки урожая наступало какое-то затишье, можно было отдохнуть. Помните, как собирался народ на Холме споров гапланов, Кымыш акга и другие, играли в камешки – дюззюм, кече-кече?! Но теперь всё это ушло в небытие, как будто и не было никогда. После уборки урожая было велено идти на зерновой сарай и там работать. Ну, поработал я. А теперь Ягды подозвал к себе и говорит: «Здесь работы почти не осталось, ты отправляйся в город, на хлебоприёмный пункт, там нужны такие сильные мужики, как ты, чтобы ворочать мешками и чувалами с зерном». Но в город ведь надо ехать с ночёвкой. Спрашивается, в двух шагах находится город, чтобы на ишаках и конях ездить туда и обратно? Мало того, так и питание твоё там же за твой счёт, короче, ничего хорошего…

Сапар-дараз, хотя и не очень понимал, что происходит в стране, был одним из тех, кто со своей парой волов вступил в колхоз.

На своих волах он вспахивал колхозную землю, сеял, выращивал урожай и тем кормился. По тому, с каким жаром он рассказывал всё это, было ясно, что он только что схватился с Ягды, поругался с ним.

Из слов Сапара, дараза Джемал мама поняла, что он обижен на Ягды и раскаивается в том, что вступил в колхоз. Она постаралась успокоить его:

– А может, колхоз и должен быть таким? Вы ведь и раньше помогали. Если колхозники не успевали закончить газы – очистку оросительных сетей, вы шли помогать. А когда вам нужна была помощь, они к вам приходили. Примерно так всё делается.

Вспомнив о том, что она собиралась заодно и свои чувалы забрать, Джемал мама, расспросив Сапара дараза, вошла во двор приёмного сарая. В это время глава сельсовета Ягды стоял возле арбы, которую загружали зерном, и беседовал с ещё двумя мужчинами. Сунув одну руку за плотно затянутый широкий ремень, немного наклонившись, что-то объяснял заведующему этим складом зерна, разговаривал с круглоголовым человеком в тюбетейке. В сторонке от них третьим стоял незнакомый смуглый человек в сталинской фуражке. Это был спецпосланец райкома, приехавший из города в Союнали специально для того, чтобы проследить за тем, как идёт отгрузка зерна. Не вмешиваясь в разговор Ягды с его собеседником, он стоял молча и только на губах его играла чуть заметная усмешка.

Заметив приближающуюся к ним Джемал маму, они замолчали, решив вначале выслушать её. Выражение лица Джемал мамы не понравилось Ягды, он насупился. Убрав руку с пояса, носовым платком вытер вспотевший лоб.

– Ягды, я решила повидаться с тобой, поэтому и пришла сюда!