Этнокультурная история казаков. Часть V. Попытка реставрации. Книга 6

Казачья поговорка

В конце 1980-х годов снизу по инициативе самих казаков начался процесс возрождения казачества. В прямой связи с этим в этот же период органы власти России уделяют внимание реабилитации репрессированного российского казачества, подвергшегося массовому красному террору в начале ХХ века, в ходе которого репрессии проводились в форме расказачивания. Уже Декларацией Верховного Совета СССР от 14 ноября 1989 года «О признании незаконными и преступными репрессивных актов против народов, подвергшихся насильственному переселению, и обеспечении их прав» было закреплено право российского казачества на реабилитацию.

Вопрос о государственной службе казачества встал с самого начала образования казачьих структур. Однако «Отцы-родоначальники» движения (Г. В. Кокунько и другие) видели конечной целью своей деятельности по возрождению казачества не воссоздание казачьих национально-территориальных образований с собственным традиционным самоуправлением, а воссоздание дореволюционных военно-социальных казачьих структур, встроенных в государственную систему постсоветской России. Такое понимание главной стратегической цели Движения казачьего возрождения заложило в фундамент воссоздаваемого казачьего этнического здания массу мин замедленного действия, которые сдетонировали немного позднее и нанесли колоссальный ущерб всему казачьему национальному строительству.

В 1990 – 1992 годы, то есть в период, когда происходил наиболее активный рост казачьих Войск, когда казаки провозглашали свои Республики и принимали участие в нескольких локальных конфликтах – для существования казачества не было никакой юридической базы вообще. Правда, был Закон «О реабилитации репрессированных народов», где к таковым причислялись и «исторически сложившиеся культурно-этнические группы, например, казачество». Толком этот закон не давал никаких оснований для образования казачьих формирований, их участия в социальной жизни и, тем более, для вооружения казачества, но на него постоянно ссылались казаки, когда речь заходила о восстановлении незаконно упразднённых национально-государственных образований.

Ёмкий обзор нормативной деятельности государства в отношении казачьего народа при президенте Ельцине хорошо описал директор Центра исследований Кавказа и Востока Европейского института JUSTO доктор исторических наук и кубанский казак Николай Николаевич Лысенко. Ему и слово:

«Массовость и активность казацкого движения на рубеже 1990-х годов, его первоначально широкая поддержка на Юге России не только этническими казаками, но и русскими людьми, определила заинтересованность властной элиты «ельцинского круга» в привлечении на свою сторону политических симпатий казаков. В Законе РСФСР «О реабилитации репрессированных народов» от 26 апреля 1991 года, подписанном тогдашним председателем Верховного Совета РСФСР Ельциным, провозглашалось право казаков на территориальную и политическую реабилитацию, а также на возмещение материального ущерба, причинённого репрессиями.

Важной особенностью этого документа о реабилитации было, хотя и завуалированное, но всё же признание этнической субъектности казаков. Статья 2 этого Закона определяла народ казаков как «культурно-этническую общность людей», что, конечно же, являлось своего рода постсоветским эвфемизмом понятия «этнос». Более поздние расхожие пропагандистские слоганы о казаках как о «воинском сословии», «братстве людей воинского духа», равно как и прочие внеэтнические определения в тексте Закона «О реабилитации репрессированных народов» не употреблялись.

Вместе с тем, очевидно, что этот Закон принимали в основном в пропагандистских целях. В нём полностью отсутствует хотя бы намёк на механизм его реализации на практике. Фактическая реализация декларативных установок Закона от 26 апреля 1991 года становится возможной только в случае принятия дополнительных, адресованных конкретным министерствам и ведомствам подзаконных актов».

Действительно, Закон «О реабилитации репрессированных народов» был принят со статусом непрямого действия. Вообще, включение в закон казачества диктовалось лишь политической конъюнктурой и государство не собиралось его выполнять в отношении казаков. Эйфория по поводу того, что российская власть, наконец-то, признала право казачьего народа на существование и намерена всерьёз решать проблемы его возрождения, в казачьей среде довольно быстро прошла.

Формирование и реализация государственной политики в отношении казачества сопровождались острой политической борьбой. У казачества выявилось много противников в рядах некоторых политических движений, и особенно среди представителей национальных республик во всех органах государственной власти России. А. И. Куприн ещё в 1920-х годах провидел: «Зараза большевизма, даже бескровно скончавшегося, ещё не раз даст знать о себе случайными вспышками…». Противники казачества объявили его «реакционным сословием» и стали планомерно выступать за вывод казаков за рамки действия Закона «О реабилитации репрессированных народов».

На «верху» разыгрывалась своя драма: противоборствовали исполнительная и законодательная власти. В такой обстановке появились Указ Президента Российской Федерации «О мерах по реализации Закона Российской Федерации „О реабилитации репрессированных народов“ в отношении казачества» от 15 июня 1992 года и Постановление Верховного Совета Российской Федерации «О реабилитации казачества» от 16 июля 1992 года №5451/1—1. Постановлением были отменены как незаконные все акты в отношении казачества, принятые начиная с 1918 года, в части, касающейся применения к нему репрессивных мер. За казачеством признавались права на возрождение традиционного социально-хозяйственного уклада жизни и культурных традиций при соблюдении законодательства и общепринятых прав человека, установление общественного самоуправления в местах компактного проживания казаков в традиционных для казачества формах, возрождение традиционных для казачества форм землевладения, землепользования и распоряжения землёй, несения воинской службы в частях вооружённых сил и пограничных войск Российской Федерации; восстановление традиционных наименований населённых пунктов и местностей; создание общественных казачьих объединений с исторически сложившимися названиями, в том числе землячеств, союзов и других, их регистрация и деятельность.

Основной причиной и поводом для противодействия казачеству стал непоследовательный подход президента Б. Н. Ельцина к реабилитации казачьего народа. Он отличался от подхода, принятого по отношению ко всем другим репрессированным народам, что стало причиной разногласий между президентской и законодательной властями в отношении казачества. Эти разногласия разделили казачье движение на «президентских» и «парламентских» казаков, что примерно совпадало с делением на «белых» и «красных», соответственно, хотя и не всеми осознавалось. Причём, «президентские, белые» казаки оказались сословниками, а «парламентские, красные» – этнически настроенными казаками. Вот такая получилась кривая гримаса истории… Хотя это можно сказать только относительно ситуации в Москве, поскольку на Дону этнически настроенными оказались и первые, и вторые.

Реальная деятельность власти по отношению к казачеству свелась преимущественно к области создания нормативно-правовой базы, а по осуществлению финансово-экономических мероприятий по возрождению казачества носила случайный, ситуационный характер. И в конечном итоге получилось так, что казачество стало единственным из репрессированных народов, в отношении которого за 20 последующих лет был разработан целый сборник документов, ни один из которых не работает, и единственным народом из числа репрессированных, который фактически так и не был реабилитирован.

Законодательная база по казачеству формировалась главным образом путём принятия президентских указов и правительственных постановлений. Не работающие, или, как их называли казаки, «мёртвые» законы, указы и постановления явились главным достижением российского «казачьего законотворчества».

В то же время, появление вышеназванных государственных актов на какое-то время сняло напряжённость между казаками и Кремлём. С одной стороны, было выполнено одно из требований казачества, а с другой – местные власти получили хоть какую-то законодательную опору в решении вопросов взаимодействия с казачьим движением и выработке локальных программ по работе с ним. В результате принимаются «Основные направления деятельности администрации Ростовской области по возрождению казачества на Дону», опубликованные в газете «Молот» 20 июня 1992 года. Это свидетельствовало о стремлении администрации области к поиску политических компромиссов с казачьим движением. Вслед за этим документом XV сессия областного Совета народных депутатов 21-го созыва принимает за основу свою «Программу возрождения казачества в Ростовской области».

Могло даже показаться, что власть и казаки стали друзьями. Однако в качестве друзей казаки были нужны президенту Ельцину лишь по причине нарастания его противоборства с парламентом страны.

В концептуальном отношении эти подзаконные акты были совершенно разными. Постановление Верховного Совета РФ исходило из прежнего признания казаков «культурно-этнической общностью», то есть самобытным народом, а потому признавало право казаков на создание общественных (то есть де-факто национальных) казацких объединений, равно как и право этих объединений на самоуправление и обладание общественными (Войсковыми) землями. Логика Постановления ВС РФ «О реабилитации казачества» предопределяла дальнейший логичный ход реабилитации казаков – от разработки нормативно-законодательной базы к организационно-управленческим мероприятиям самих казацких общественных организаций при финансировании этих мероприятий из государственного бюджета.

Но вот Указ президента РФ Бориса Ельцина за №632 от 15 июня 1992 года был построен на совершенно иных основаниях. Культурно-этническая статусность казаков, по логике неотменяемая, постоянная и принадлежащая конкретному человеку по факту рождения от родителей-казаков, была заменена в этом Указе статусом госслужащего. Понятно, что статус госслужащего есть категория временная, подчёркнуто внеэтническая, а, следовательно, могущая быть присвоенной государственным распоряжением человеку любой национальности. Так на рубеже 1990-х годов были созданы условия для появления большого пласта презираемых общественностью и самими природными казаками «ряженых казачков».

Указ Ельцина №632 стал первым, но, к сожалению, не последним документом, обозначившим постепенный отход российского государства от реабилитации казаков как конкретного, самобытного народа. Соответственно, изменилась и официальная риторика государственных документов. Из них полностью исчезло определение казаков как «исторически сложившейся культурно-этнической общности людей». Одновременно именно тогда в документах, а также в статьях и выступлениях чиновников появился весьма неясный термин «возрождение казачества», который каждое заинтересованное лицо могло трактовать по-своему. (Н. Н. Лысенко).

В это время нарастало противостояние между президентской властью, стремившейся стать авторитарной, и парламентской. Казаки делали робкие и непоследовательные попыттки сыграть на этом противостоянии в свою пользу. Так, демократическая газета «Куранты» сообщала 3 декабря 1992 года следующее:

«Многочисленная делегация Кубанского казачьего Войска, принимавшего участие в обороне Белого Дома в августе 91-го, приехала в Москву защищать российского президента и его реформы.

Полтора миллиона казаков Кубани наказали своим выборным атаманам выразить в дни Съезда [Верховного Совета] поддержку народа Ельцину, добиться встречи с ним и просить не откладывая подписать указ о государственном статусе казачества России. Проект его давно готов.

По словам атамана Нагая, который участвовал в работе над этим документом, Закон о казачестве станет гарантией духовного возрождения русского народа, православного уклада жизни, создаст условия для социально-экономического подъёма, обеспечит надёжную защиту южных рубежей нашего государства. А иначе, считают казаки, может начаться гражданская война в казачьих регионах юга России.

Кроме того, делегация привезла с собой проект Закона о земельной реформе в казачьих станицах и казачьем самоуправлении. Казаки готовы накормить и защитить Россию».

Казачий генерал, атаман Оренбургского войскового казачьего общества в 1998 – 2010 годах Владимир Глуховский в своём специализированном докладе подверг критике государственную политику РФ по реабилитации казаков. «Созданием нормативной базы по развитию только реестрового казачества России, – писал атаман Глуховский, – был фактически реализован план по созданию суррогатного „казачества“ – своего рода аналог общероссийского ЧОПа, имеющего весьма мало общего с подлинным казачьим народом».

Эту оценку разделяет российский политолог татарского происхождения Фаиль Ибятов. В статье «О казачестве без пристрастий и мифов» он негативно оценивает результат замещения в законодательстве России критерия этничности казаков на социальный критерий профессионального исполнения госслужбы в реестре. «Ни к чему хорошему для династии Романовых, – указывает политолог, – решение о подмене этнического статуса казаков сословным не привело. Ныне на те же грабли наступает актуальная администрация Российской Федерации. При проведении антитеррористических операций в Чечне у убитых боевиков нередко находили удостоверения „чеченских казаков“, выданные в Грозном».

В итоге, на сегодняшний день казаки являются единственным из репрессированных народов России, в отношении реабилитации которого разработана целая система нормативной документации. Но явная избыточность законодательной базы ничуть не продвигает вперёд реальную реабилитацию казацкого народа в важнейших аспектах. Реабилитация других народов России, например чеченцев, ингушей и калмыков, осуществлённая при минимуме законодательных решений в 50 – 60-х годах ХХ века, выглядит совершенно иначе. Реабилитация этих народов шла не по пути выпуска многостраничных благопожелательных законов, а по пути реального признания государством их этнического статуса. Этим народам было предоставлено право на формирование автономных республиканских структур в составе России, а также возможности для самостоятельного формирования планов своего национально-регионального развития. При наличии этих базовых условий, экономическая, этнокультурная и даже демографическая реабилитация народов, как показывает мировая и российская практика, происходят как бы сами собой – последовательно и планомерно.

* * *

Дальнейшее нормотворчество в отношении казаков в первой половине 1990-х годов продолжалось в прежнем русле. Попытка Верховного Совета в 1993 году приостановить это направление законотворческой деятельности президентской администрации через Конституционный Суд, как угрожающее российской государственности в целом, успеха не имела.

8 мая 1993 года вышло распоряжение президента РФ Б. Ельцина об утверждении состава Рабочей группы по разработке «Устава российского казачества» во главе с А. Котенковым. В состав группы вошли в основном чиновники Государственно-правового управления, а также представители Союза казаков – походный атаман В. Наумов, атаман Оренбургского казачьего Войска В. Косянов, председатель Рады Всекубанского казачьего Войска Ю. Загудаев.

Довольно подробно были расписаны принципы отношений государства и казачьих организаций в Постановлении правительства РФ от 22 апреля 1994 года «О концепции государственной политики по отношению к казачеству. Но и этот документ имел такой же декларативный характер, что и прежний, и представлял собою желание Кремля сделать казачье движение для себя понятным и управляемым в соответствии с теми правовыми нормами, которые уже имелись на тот момент. Попытки внести поправки в существующее федеральное законодательство (даже на уровне обсуждения вопроса) практически не предпринимались.

Упор на государственную службу казачества в качестве определения понятия «казак» нашло отражение в Указе президента от 1994 года. Федеральной властью были определены основные направления, по которым, как она сама считала, государство должно взаимодействовать с казачьими обществами. В первую очередь, это касалось вопроса так называемой «государственной и иной службы казачества». Отсюда логичным было и требование правительственных структур о необходимости государственной основы казачьих обществ с подчинённостью президенту РФ.

В 1994 году был принят первый «ельцинский» закон «О казачестве», направленный на то, чтобы взять под контроль стихийный процесс народного движения за возрождения казачества. Однако данный закон совершенно не определил функции казачьих организаций, правовая база для казачьего движении определена не была. Не давалось чёткого определения понятия «казачество», не фиксировалась его этнокультурная самобытность, отчего затруднялось предоставление каких-либо прав и компенсаций предусмотренным законодательством о репрессированных народах.

Тем не менее, Закон «О казачестве» 1994 года дал казачьему движению некоторое госфинансирование и льготы, что позволило многим, удобным властям людям, надев живописные казачьи костюмы с серебряными погонами, занять места в новообразованных «казачье-бюрократических» структурах. Тут же началась разного рода внутренняя борьба за близость к власти и финансам.

Следующий этап нормотворчества связан с переходом части казаков на «государеву службу». В правовых документах, исходящих из Администрации Президента, можно выявить уже знакомую тенденцию к возрождению казачества как сословия. Статус войсковых казачьих обществ, возникших под эгидой государства, четко не определён, он сочетает в себе черты и общественной, и государственной организации. Приходится констатировать, что на протяжении первой половины 1990-х годов так и не произошло восстановления фундаментальных основ исторического казачества. Попытка проведения в станице Воровсколесской эксперимента по введению атаманского правления закончилась полным провалом. Земельные вопросы и необходимость территориальной реабилитации, о которых казаки говорили, не были решены вообще. Правовые аспекты остались на уровне второстепенных по своему статусу указов и постановлений, не нашедших своё продолжение в виде нормального федерального закона о казачестве, или же адекватных поправок к уже существующим законам. А само казачество, вроде бы прошедшее хорошую школу жизни и получившее первые опыты политической борьбы, тем не менее, не избавилось от доверчивости, и двинулось от иллюзии якобы состоявшегося возрождения к очередной иллюзии, спрятавшейся под привлекательным термином «государственной службы».

Ещё в стадии обсуждения идеи государственного реестра у её сторонников возникли оппоненты, в первую очередь, в лице руководства Союза казаков России, которые предлагали создать формально независимую от президента и правительства Всероссийскую казачью организацию. Внутриказачьи противоречия, казавшиеся сначала отвлечённым спором «государственников» со сторонниками широкой казачьей политической самостоятельности, вылились в ещё один серьёзный раскол в казачьем лагере.

Таковы были предпосылки рождения и становления идеи, которая была воплощена Указом президента от 9 августа 1995 года за №835 под названием «Государственный реестр казачьих обществ Российской Федерации». В Указе ответственность за ведение государственного реестра возлагалась на Министерство по делам федерации и национальностей РФ. От федеральных органов исполнительной власти требовалось «обеспечить необходимые условия для привлечения в установленном порядке членов казачьих обществ, внесённых в государственный реестр […], к несению государственной и иной службы, а также представить членам указанных казачьих обществ экономические и иные льготы в соответствии с федеральным законодательством».

Во временном «Положении о государственном реестре казачьих обществ в Российской Федерации» определялся принцип подчинённости казачьих структур по отношению друг к другу. Первичными обществами были определены хуторские, станичные и городские казачьи общества, которые путём объединения формируют отделы (округа), а те, в свою очередь, входят в состав казачьих Войск. Временное Положение определяло и основной принцип приёма устава казачьим обществом, а также главные требования по отчётности перед федеральными структурами.

Многочисленные требования казаков о полноценном признании казачьего движения постепенно, «со скрипом», начали находить своё отражение в виде нескольких появившихся к середине 90-х годов правовых актов. Правда, отражение это оказалось таким, каким его представляет кривое зеркало.

В 1995 году было создано Главное Управление Казачьих Войск России (ГУКВР), а его начальником назначен генерал ФСБ А. Семёнов. Управление заполонили отставные армейские генералы, которые не видели казачество чем-то иным, кроме как подобием ДОСААФ. И хоть у казаков, поверивших в то, что они будут востребованы, рождалась масса проектов, – все они тонули в недрах серого здания на Старой площади, где квартировало ГУКВ.

IV. ПРОБЛЕМА ВОЗРОЖДЕНИЯ КАЗАЧЬЕГО САМОСОЗНАНИЯ

Всяк свистнет, да не по-казацки

Казачья поговорка

Итак, в конце 1980-х годов начался неоднозначный и противоречивый процесс образования казачьих сообществ. Сперва он носил стихийный и неорганизованный характер, но вскоре стал приобретать более продуманные формы и более осознанные направления. У казачьих потомков начало формироваться «возрожденческое самосознание». Такое же подчас неоднозначное и противоречивое, как и сам процесс образования казачьих сообществ. Большую роль сыграло в этом писательское мифотворчество Б. А. Алмазова, внёсшего в казачью среду столь большое количество небылиц, что в дальнейшем его ещё многие годы продолжали критиковать и разоблачать казаки, которым со временем стали доступны более достоверные источники знаний. Тем не менее, в отсутствие иных источников по традициям и обычаям предков, работы Бориса Александровича послужили хотя бы временным подспорьем казакам. Именно по этим «выкройкам», кстати, был проведён Учредительный Круг Союза казаков в 1990 году.

В условиях растущего национального самосознания у думающей части казаков наблюдался живой интерес к своей этнонациональной культуре. Однако сложность вопроса заключалась в том, что в тогдашнем обществе были частично позабыты и утеряны традиционные казачьи ценностные ориентиры. Для нормального развития казачьего социума было остро необходимо формирование прежней, традиционной духовно-нравственной казачьей культуры, прежде всего направленной на познание истории, традиций и нравов своего народа. Ведь не зря говорится, что народ, не знающий свою историю, её как бы и не имеет. А неимеющий своей истории – не может и быть народом. И тут приходится признать, что никаких иных форм, кроме самообразования и заложенного в семье здорового стержня, в том числе и семейных преданий, тогда не было видно даже на отдалённом горизонте.

В 1990-х годах даже более значимым было второе, поскольку для самообразования в те годы практически ничего нельзя было достать, за исключением романа «Тихий Дон» М. А. Шолохова, повести «Казаки» Л. Н. Толстого и уже упомянутых рассказов-измышлений петербургского казака-писателя Б. А. Алмазова. На феномене Алмазова мы остановимся немного подробнее, поскольку он оказал значительное деформирующее влияние на весть «младенческий период» казачьего возрождения.

В начале 1990-х годов идеологом казачьего возрождения выступил питерский писатель и бард Борис Алмазов, заявивший о себе как знатоке казачьей старины, правил, обычаев, традиций и порядков. И простые казаки, ещё вчера бывшие обычными советскими людьми и ничего не знающие о действительной жизни своих предков, вполне доверились авторитету Алмазова. И тот развернулся по полной и даже составил заново регламент проведения казачьих Кругов. В результате усилий Алмазова казачий Круг – древнейшая форма демократии, наподобие совета шотландского клана и других военизированных народных обществ – стал формализованным мероприятием с поднимающими по команде руку «выборными». В состав Кругов были включены имеющие право вето священник и «Совет стариков», что превратило Круг в процедуру, напоминающую гибрид партийного пленума КПСС с молебном (интернет-портал «Newsland». Статья «К чему привела ставка Кремля на „реестровое“ казачество»). Но зато псевдоказачьи обычаи и устои отлично прижились в системе «реестрового» казачества.

Правда, алмазовские «изобретения» считались неоспоримым авторитетом лишь в самом начале 1990-х годов. Впоследствии же в качестве своеобразного апокрифа по рукам казаков стала ходить совсем другая книга – «Сведения о казачьих общинах на Дону» одного из первых российских этнографов Михаила Харузина (1887), повествующая о древнейшем казачьем праве, исключающем алмазовские нововведения.

* * *

В первой половине 1990-х годов налицо было массовое казачье движение снизу. Тогда и неказачье общество видело в казачьем движении значимую духовную и социальную основу, способную дать нравственные и ценностные ориентиры, призванные преодолеть духовную и социальную дезориентацию и способную стать альтернативой индивидуалистическому аморализму «постперестройки». Начавшийся в то время стихийный процесс возрождения казачества характеризовался массовым энтузиазмом и широкой поддержкой населения. Но казачье движение с самого начала было спонтанным и противоречивым явлением, никаких чётких общепонятных идей и духовных ориентиров оно не имело и не выработало.