Этнокультурная история казаков. Часть V. Попытка реставрации. Книга 6

* * *

Н. С. Асташкин приводит пример селекции, в результате которой из волчьего потомства получается собака. Он пишет: «По словам заводчика, из волчьего выводка выбирают самого трусливого щенка и «адаптируют» его к человеку. В общем, злобных и гордых волчат уничтожают, а трусливого оставляют, чтобы он потом «работал» на человека.

– Нюх-то у такого «домашнего» волка раза в два-три острее, чем у собаки! – восклицает Панов.

Этот рассказ напомнил мне о казачьей трагедии. Большевики, не сумев «приручить» гордых и вольнолюбивых казаков, пустили казачий генофонд «под нож». За годы советской власти из потомков казаков (детей и внуков тех, кто выжил в сталинских лагерях) была воспитана новая казачья популяция – сломленная и покорная!». Именно на базе новой казачьей популяции и произросло казачье чиновничество и реестр, если говорить о казачьих потомках, оказавшихся в этих рядах среди массы иногородних, одетых «а-ля казак».

В качестве примера такого чиновного перерождённого казачества можно привести казака-чиновника, ставшего со временем и членом комитета по казачеству Волгоградской области, и заместителем атамана Всевеликого Войска Донского по Волгоградской области Александра Алексеевича Бирюкова. Тем более это перерождение из казака-волка в холопа-собаку показательно тем, что даже сама его фамилия – Бирюков – происходит от слова «бирюк», что по-казачьи означает «волк».

Казачий генерал, заместитель атамана ВВД по Волгоградской области А. А. Бирюков

Но не только чиновники и реестр явились потомками «разволченных» предков-казаков. Многие атаманы и рядовые казаки, не относящиеся к этим двум категориям (чиновники и реестр), также явились продуктом отрицательной селекции. И эта проблема, проблема возрождения казачьего самосознания в казачьих потомках, их обратного «рассобачивания», явилась одной из наиболее трудных задач казачьего возрождения. К тому же она многими и не осознаётся, многие казаки-потомки её просто не замечают, поскольку воспитаны в такой рабской среде и прекрасно сжились с её правилами и порядками.

На «Официальном форуме донских казаков» некто под именем «serp» написал: «Ещё в 1992 году я утверждал, что, даже при поддержке государства, в строительстве с нулевых позиций уничтоженной казачьей среды (казачьей общинности, как принципа общежития) потребуется не менее 2 – 3 поколений казачат, выросших в такой, поначалу осторожно вновь воссозданной среде, с учётом постоянной коррекции воспитания, учитывая цивилизационные реалии дня. Предлагал в первую очередь заняться учебным процессом не только детей, но и взрослых – вчерашних „строителей светлого будущего“. И всегда протестовал против применения термина „возрождение“ в связке с казачьим обществом, указывая на то, что этот термин относится скорее к духовному началу, религиозному, а не к воссозданию механистически неких оплачиваемых государством чисто служебных псевдосословных функций… Ну да кто тогда слушал про эволюционное строительство общинности и самих общин».

На том же «Официальном форуме донских казаков» некто под именем «yakazak» написал: «Народ возродить после геноцида – это сложное дело. Помню, как мне Пётр Севостьянович Косов в году 93 сказал, что возрождение нашего народа затянется, может, и на все 50 лет. Тогда я не поверил, руководствуясь юными амбициозными критериями. Потом уже понял, почему он так сказал».

* * *

На период начала 1990-х годов приходился наивысший пик казачьей активности, когда казаки стояли наиболее близко к разрешению вопроса о вхождении во власть (точнее, о вхождении в общество в качестве власти). Но в отличие от других репрессированных народов СССР – чеченцев, ингушей, калмыков и других – казаки не потребовали от новых властей немедленной территориальной и социальной реабилитации и потому упустили свой шанс на скорое становление. Пока другие народы добивались восстановления исторической справедливости, казаки неоправданно терпеливо ждали, когда в органах власти появятся специалисты, способные грамотно разрешить эту болезненную проблему. А пока ждали и надеялись, их земли снова поделили, купили и перепродали другие, предоставив «право» казакам работать на этих землях в качестве наёмных работников.

Июнь 1992 года – многообещающий «Указ о репрессированных народах и казачестве» и надежда на возможность возрождения казачьего уклада жизни. Постоянное составление списков казаков, желающих получить землю и компактно жить по своим казачьим законам, служить в казачьих частях.

Власти внедрили в казачье движение выгодный для себя и губительный для казаков древнеримский принцип – «разделяй и властвуй». Направление по привлечению казачества к государственной службе стало основным направлением, олицетворяющим всю государственную политику в отношении российского казачества. Государственная служба рассматривалась как основание для различных форм государственной поддержки казачества, предоставления гарантий, финансовых и иных льгот и использования элементов государственного управления в отношении казачьих территориальных объединений.

А ведь уже тогда более глубоко мыслящие казаки и учёные предупреждали казаков о заложенных в Движении казачьего возрождения крайне опасных для него самого тенденциях. В частности, в октябре 1993 года профессор кафедры Отечественной истории новейшего времени (ЮФУ) В. П. Трут в «Послесловии к «Казачьему излому»» написал следующее: «Начавшиеся позитивные процессы возрождения казачества буквально сразу же столкнулись со значительными трудностями. Последние были обусловлены многими причинами как внешнего, так и внутреннего характера. Оформлявшееся казачье движение довольно неоднозначно воспринималось различными слоями общества. Часть населения, особенно в местах традиционного проживания казачества, отнеслась к нему с пониманием и поддержкой. Другая, наоборот, крайне недоброжелательно и даже откровенно враждебно. Третья смотрела на него с любопытством, а четвёртая – равнодушно. Властные структуры установили за ним самое пристальное наблюдение и даже попытались взять его под непосредственный контроль. Не остались в стороне и различные политические силы, стремившиеся разыграть «казачью карту» в своих целях и втянуть казаков в политическое противоборство.

Значительные проблемы возникли и внутри самого движения по возрождению казачества. Отчасти они были обусловлены «болезнью роста», неорганизованностью, а отчасти являлись прямым следствием сложности поставленных задач. Объективные трудности зачастую усугублялись субъективными факторами, связанными с личными качествами некоторых лидеров ряда казачьих объединений. Их некомпетентность, амбициозность, популизм, своекорыстие нанесли серьёзный ущерб движению, внесли разлад в его ряды. Определённые противоречия имели место и во взаимоотношениях между казачьими и государственными структурами, а также между различными казачьими организациями.

Одной из основных проблем современного казачьего движения является, по нашему мнению, отсутствие чётко обозначенных жизненно важных для всех казаков перспективных целей, реальных программ их осуществления и, как следствие, его сравнительно узкая социальная база. И это не случайно, поскольку почти во всех существующих программных документах казачьих общественных организаций центральное место занимают не задачи всеобъемлющего возрождения и дальнейшего развития этнических черт казачества, его традиций и культуры, а воссоздание сословных институтов. Главное внимание сегодня уделяется не кардинальным вопросам восстановления существовавшего уровня этнического (национального) самосознания казачества, оживления его исторической памяти и всемерного стимулирования развития его этнических характеристик (то есть всего того комплекса этнических признаков, наличие которых убедительно бы свидетельствовало о существовании казачества как народа), а оформлению различных административных органов. В этой связи закономерно возникают следующие вопросы.

Что же сегодня является для казачества более важным: возрождение утраченных этнических признаков, составлявших его основу как народа, или реанимация общественно-политических и исполнительных структур существовавшей сословной организации?

Возможно ли в условиях современных жизненных реалий полное самовосстановление казачества как целостного этносоциального организма, включающего в себя как этнические признаки, так и элементы сословной организации?

Окончательные ответы на эти вопросы может дать, безусловно, только сама жизнь. Но уже сейчас становится всё более очевидным, что общий крен большинства казачьих объединений в сторону дореволюционного структурирования имеет достаточно спорную историческую перспективу.

К большому сожалению, большинство программных документов нынешних казачьих организаций не содержит в себе жизненно важных для будущего казачества теоретических положений и указаний перспективных направлений практической деятельности по возрождению и развитию этнических признаков казаков. А именно они (этнические признаки) определяли в прошлом и будут определять в будущем сущность казачества».

* * *

С конца 1980-х годов лидеры и активисты нового казачьего движения провозгласили своей основной целью «возродить казачество» и «вернуться к историческому прошлому» как к точке отсчёта для новой казачьей общности. По идее казачьего «ренессанса», обращение к истории должно было легитимизировать политические претензии этого движения. Понятие «возрождение» надолго стало ключевым во всех документах, законодательных актах, публицистических материалах, выходящих из-под пера казачьих авторов. То есть с первого дня своего существования идеологи казачьего «ренессанса» отдали приоритет историческому прошлому, что выражалось в разных формах (от возрождения флагов Всевеликого Войска Донского, Кубанского Войска периода Гражданской войны, казачьих гимнов и прочей символики до выдвижения территориальных претензий к соседям, незаконно занимающим исконные земли Казачьего Присуда).

Главная цель движения предопределила его ретроспективный характер. Казачье движение начало интенсивный поиск своего «золотого века». Главная проблема для казаков состояла в том, что обращение к опыту прошлого, к «духовному багажу предков» стало самоцелью. Недостаток гуманитарного образования – проблема, коснувшаяся и идеологов неоказачества, остановившихся в своих историософских изысканиях главным образом на анализе юбилейных фолиантов военного ведомства. Вместе с тем следует отметить некоторую избирательность «возрожденцев».

Заявившие претензии на возрождение лидеры казачьих Союзов, Рад и так далее, не подумали, что выступают в роли реставраторов не только казачьей формы и неких традиций, но и всех существовавших в «золотой век» противоречий. Отсюда и политический экстремизм, являющийся своеобразным «счётом» к истории. «Возрождение» оказалось единственным объединяющим началом для тех, кто в конце «перестройки» оделся в казачью справу, так как дальше выявились различные, порой диаметрально противоположные трактовки того, что же возрождать и что считать казачеством. Отсутствие целостной идеологии, интегрирующей политической концепции (кроме возрождения) признавали и некоторые казачьи деятели.

С крахом КПСС и распадом СССР казачество оказалось в «свободном плавании», а его лидеры мучительно вели поиск ниши для казачества. Этот поиск, полный проб и ошибок, – квинтэссенция второго этапа казачьего возрождения – «этапа казачьей вольницы». В условиях «атомизации» российского общества, превращения России в «сообщество регионов», идея национально-государственного самоопределения казачества завладела умами лидеров казачьего возрождения. Казачьи идеи воссоединения с территориями, переданными в советский период другим областям и даже республикам, не исчезли и позднее с повестки дня.

В 1992 году иеромонах Стефан (Линицкий) по благословению Архиепископа Тамбовского и Обоянского был направлен Свободной Российской Истинно-Православной Церковью (ИПЦ) для духовного окормления казаков Союза Казачьих Войск России. Так Стефан (Линицкий) стал войсковым священником СКВР и, одновременно, Енисейского казачьего Войска, и с этих пор он был соратником одного из известных казачьих активистов – А. Т. Ветрова.

В ряде регионов в результате отколов от первоначально «красных» организаций возникали параллельные структуры. Одновременно от коммунизма стали отрекаться и прежде «красные» организации – но при этом коммунизм замещался в этих организациях не демократической идеологией, а некой смесью русско-националистических и сепаратистско-регионалистских взглядов, часто – с оттенком антисемитизма или ксенофобии, направленной на мигрантов с юга (турок-месхетинцев, бежавших из Средней Азии, армян из Азербайджана, азербайджанцев из Армении, чеченцев), а также на местные этнические меньшинства. Впрочем, такая же идеология формировалась и у изначально «белых» организаций.

Только после 1992 года развитие казачьего самосознания пошло по этническому пути. В его основу были положены понятия этноса и этнического родства. Был поставлен вопрос о провозглашении казаков особым народом (этносом, субэтносом). Например, в уставе Ставропольского краевого Союза казаков понятие «казачество» объяснялось как «субэтнос» или как «субэтническая формация». Позиция о том, что казачество является самостоятельным этносом, постоянно отстаивалась на страницах изданий донского казачьего движения – в газете «Донскiя Войсковыя Ведомости» (ДВВ) и в журнале «Голос казака».

В течение 1989 – 2003 годов менялись цели и задачи казаков, эволюционировала их идеология, трансформировались взаимоотношения с государством, но политический почерк оставался практически неизменным. Это – требования радикально изменить этническую ситуацию в городе, районе, области, крае с сопутствующими обращениями, сборами подписей, митингами, пикетами, статьями в казачьей периодике.

* * *

Ближайшим к казакам народом и по менталитету, и по месту жительства, и по условиям существования яляется русский. И, тем не менее, в психотипе русских и казаков имеются огромные отличия, не позволяющие о них говорить как о совершенно одинаковых национальных характерах, как о едином народе.

В частности, наиболее яркая и всепоглощающая доминанта русского национального характера определялась А. Казаковым в его статье «Национальное самосознание: искания и соблазны» (Журнал «Родина», №2, 1990 год) таким образом: «…русскому человеку свойственно в своём национальном чувстве подменять главное в жизни народа, то есть его культуру – средоточие духовной жизни, – неглавным и второстепенным. Это происходит, когда русский подменяет любовь к Родине и Отечеству любовью к государству, к его политической, военной, хозяйственной или экономической мощи, к размерам его территории (которые для такого соблазнённого больного национального сознания должны быть неизменны во что бы то ни стало, даже если приращёны неправедным путём) … хуже всего то, что русский человек идёт на такую подмену даже в том случае, если эта власть и это государство нравственно скомпрометировали себя.

…Больное национальное сознание, являющееся следствием комплекса неполноценности – вот формула русизма. Но больное сознание, соблазнённое идеей государственного величия, сколь бы порочным не было само это государство, перестает быть разумной политикой и обретает черты психической патологии, ибо оно, это сознание, полностью иррационально, искажено, «соблазнёно». Оно становится формой национального безумия, национального психоза, извращающего всю иерархию ценностей, делающего очевидное зло (порочное, бесчеловечное государство) добром, а добро (гуманность, уважение национальных прав, добрососедство) – злом. Такая подмена ценностей, как форма безумия, есть сатанизм в наиболее привычном его проявлении и поэтому мы имеем все основания ставить знак равенства между сатанизмом и русизмом». Во время событий на Украине в 2014 – 2015 годах все эти особенности русского национального характера проявились в поведении, метко названном «крымнаш».

В отличие от русских казаки чрезвычайно уверены в себе и одна из наиболее распространённых поговорок у них – «Слава Богу, что мы казаки!». И этому есть определённые основания. Так, вопреки распространённому мнению, что казак должен быть обязательно полуграмотным и ездить на конях, среди них масса учёных, специалистов, журналистов, писателей. Но многие комплексуют по поводу создания казачьей партии. Такие отвечают: «Зачем нам партия, такого никогда у казаков не было. Казачество уже партия!». И это, к сожалению, говорит о слабом уровне политического развития – такие люди просто не понимают, что во власть придти сегодня можно только через партию, а без власти казаки обречены оставаться просителями.

Но всё же есть и такие казаки, кто понимает это. В частности, предприниматель В. П. Мелихов делал несколько попыток, затем пытался создать партию «Братство» казачий атаман Ю. С. Чуреков.

* * *

Воровсколесская неудача 1994 года вскрыла важнейшую и труднопреодолимую проблему – в современной этнической казачьей среде наблюдалось практически полное отсутствие глубинного общинного самосознания, присущего казачьему сообществу в досоветский период. А без жёсткого стержня традиционализма и казачьего обычного права невозможно было заставить работать ни функции общественной активности, ни функции общественного контроля. Налицо было проявление заложенного в 1917 году механизма расказачивания – культурной ассимиляции.

Но были, пусть и немногочисленные, примеры сопротивления культурной ассимиляции и преданию забвения своих духовных корней. В этом русле в 1994 году на территории московского храма Всех Святых на Соколе была установлена памятная плита выданным в Лиенце в 1945 году и казнённым казачьим атаманам, включая фон Панвица.

Очень непросто охарактеризовать процесс, официально названный «возрождением казачества». Бесспорно, потомки казаков дореволюционной России по праву преемников казачьего духа унаследовали казачье имя, но в целом общественно-политическое явление, которое получило название «российского казачества», таковым по содержанию своему не являлось. Казачьи организации по сути своей не имели преемственности от старой казачьей общины, не получили в наследство территориальную обособленность и правовую основу, закрепляющую юридически особенности казачьей жизни, как это было ранее. Ситуацию усугубило и массовое явление культурной ассимиляции, в ходе которой значительная часть потомков казаков или же полностью, или же частично утратила казачью самоидентификацию. В современных станицах, где ещё преобладает коренное население, в казачьих обществах состоят не более 15% жителей, остальные же, в лучшем случае осознавая свою принадлежность к казачьему роду, не желают принимать участие в общественных процессах, часто оправдывая свою пассивность тем, что якобы «казаки сейчас не те, что были раньше».

Оторванные от корней казачьей старины, казачьи организации, возникшие в начале 1990-х годов, представляли собой явление совершенно новое, не имеющее аналогов (кроме названий) в прошлом.

Нежелание большей части этнических казаков примкнуть к казачьему движению явилось одной половиной кадровой проблемы, другая же половина состояла из многочисленных кадровых ошибок. В первую очередь, эти кадровые ошибки были обусловлены недостаточно определённым принципом отбора потенциальных членов казачьих организаций, а это исходило из расплывчатой формулы идентификации, к тому же, совершенно отличной в разных казачьих структурах. Кое-где необходимо было доказать своё казачье происхождение, но принципиальные отклонения кандидатов по принципу «не казачьего рода» практически отсутствовали. В большинстве же казачьих организаций существовал упрощённый приём в соответствии с волеизъявлением кандидата, объявившего себя (часто очень голословно) потомком казаков, или же просто «русским человеком, желающим казаком стать». При этом практически не учитывались ни политические, ни идеологические принципы нового казака, ни степень его религиозности, ни степень глубинного осознания казачьей культуры и истории. Повсеместно обязательным условием для вступления было православное вероисповедание, но в большинстве случаев религиозность кандидата была явно поверхностной, и это, в большинстве случаев, принимающую сторону устраивало. Как правило, основное решение о приёме в казачью организацию зависело от того, насколько горячо выскажет новичок свою патриотическую позицию, связанную с критикой слабости федеральной и местной власти, недовольством изменения этнической картины региона и сепаратистскими проявлениями в сопредельных республиках.

Молодая внутриказачья идеология нового времени создала временную формулу, определяющую неоказачье движение, как «флагман» русского народа, при этом запуталась в мифологемах о «золотом казачьем веке а-ля 1914 год», который необходимо «возродить», и через это вошла в противоречие с собою же, и непоследовательно спровоцировала в казачьей среде проявления собственного национализма и даже элементов сепаратизма. И как следствие этого – совершенная неясность в определениях «кто мы такие» и «куда мы идём».

Упрощённая система приёма в казачье общество, а также расплывчатость целей и задач позволили влиться в казачьи ряды некоторой части авантюристов и провокаторов, которые кое-где на волне дешёвого популизма смогли увлечь за собой люмпенизированные псевдоказачьи массы и, пользуясь их поддержкой, стать во главе некоторых казачьих организаций. Следом за этим последовал отток тех, кто стоял у истоков нового казачьего движения в конце 80-х годов – интеллигенции и руководителей среднего звена, почувствовавших свою невостребованность.

Но, следует учесть, не имеющийся кадровый брак определял лицо казачьего движения. Основную глубинную движущую силу нового казачества составляли, в соответствии с определением Л. Н. Гумилёва, пассионарии – в данном случае, личности, наделённые активностью унаследованного от предков казачьего духа. Модное в последнее время утверждение о том, что в начале 1990-х годов казачьи общества были сборищем ряженых вечно пьяных маргиналов, для которых отсутствовало понятие элементарной дисциплины, не выдерживает критики. К сожалению, так думает и некоторая часть нынешней казачьей общественности, но эта позиция является не только ошибочной, но и преступной по отношению к истории казачьего движения нового времени. О наличии порядка и дисциплины говорят многочисленные факты проведения казаками хорошо спланированных многотысячных общественно-политических акций, в том числе и акций гражданского неповиновения. И в данном случае немногочисленные негативные проявления в казачьей среде, как и факт разобщённости казачьего движения, явившегося следствием идеологической неопределённости, не позволяют делать какие-либо обобщения, лишь подчёркивая, что казачье движение всё-таки состоялось, даже не смотря на всё это.

* * *

В русле вышесказанного находится статья А. В. Дзиковицкого (данная здесь в сокращении), в которой он рассуждал о казачьей национальной идее:

«Что такое вообще «национальная идея»? Уже многие годы нынешние руководители РФ пытаются (или делают вид?) дать ей определение и сформулировать национальную идею применительно к РФ. И что же получается? То «модернизация» всего, что ещё движется и шевелится, то решение демографической проблемы, то нанотехнологии, то «мультикультуризация», то ещё какая-то хреновина… Всех таких «национальных идей», которые как неожиданно вдруг «всплывали», а затем так же неожиданно вдруг «тонули», уже и не припомнить. А воз, как говорится, и ныне там – нету её, настоящей-то, национальной идеи.

Нет, нет, не подумайте сгоряча, что я хочу заявить, что пока у одних кошелёк толстый, а у других его вообще нет, общая национальная идея невозможна. В США тоже нет социального равенства, но в каждом доме в сельской местности или в пригородах, на каждом (!) доме, развевается американский флаг. И это вне зависимости от того, является ли хозяин дома республиканцем, демократом или вообще ему политика «по барабану». При исполнении американского гимна все всегда встают по стойке смирно и так стоят до окончания его. Причём, делают это не по необходимости, как наши депутаты при исполнении нашего гимна, а добровольно. А песня, которая начинается словами «Америка, Америка…» стала практически вторым, после официального, гимном этой страны.

Пример другой. Посмотрите на вечно «униженных и оскорблённых» евреев. Бродили себе, бедолаги, почти две тысячи лет без своего государства по разным странам, торговали, ростовщичествовали, за что обозлённое население неоднократно изгоняло их от себя прочь, но не бедствовали, продолжая делать всё то же самое, но уже перекочевав в другую страну. А тут вдруг раз! Предоставилась возможность заиметь своё собственное государство! Тут же уцепились за неё, несмотря на то, что там, по «национальной еврейской идее», будут одни соплеменники, которых не слишком-то подсидишь и «надуешь», потому как те сами ушлые. И сейчас тоже вовсю гордятся своим израильским гражданством. И те, которые продолжают проживать вне «земли обетованной», стараются хотя бы получить второе, израильское.

Таких примеров – хоть пруд пруди.