– Регент знает в этом толк!
– Правда!.. И вы желаете, чтоб ему показали картинку. Я понимаю!.. И покажу ему… Завтра или послезавтра.
– Заранее благодарю вас, ваше преосвященство.
– Допустим, что картинка понравится его, императорскому высочеству, что же вы предполагаете? Что он ее купит, не правда ли?
– Я надеюсь, ваше преосвященство.
– А ваш молодой друг, Жак Фойоль, продав картину регенту, может надеяться, что это привлечет многих покупателей и заказчиков в его мастерскую.
Аббат Морин утвердительно кивнул головой.
– Ну, хорошо! Решено, – весело продолжал Дюбуа, – завтра или послезавтра, мы покажем его высочеству картину вашего протеже, господин аббат, я вам обещаю. Это простая услуга, чёрт возьми! Мне было бы очень приятно, если бы все просители были настолько нетребовательны, как вы! Я пошлю нарочного к Жаку Фойолю, как только регент увидит картину и сообщу вам о его решении. Где он живет?
– В том же доме, где и я, ваше преосвященство, на набережной Театен, около особняка графа де Горна.
Дюбуа невольно вздрогнул, услыхав имя де Горна. Это имя способно было взволновать и господина и слугу.
– Да! – возразил он самым развязным тоном, – вы живете около особняка графа де Горна, господин аббат!.. Вы знакомы с вашим соседом?
– Да, ваше преосвященство, вот уже шесть недель как граф де Горн не пропускает и дня, чтобы не провести нескольких часов в мастерской Жака Фойоля.
– Вот как! Может быть Жак Фойоль дает уроки живописи графу де Горну?
– Нет, ваше преосвященство, нет. Но не от того, чтобы граф де Горн не любил живописи! Он сам хорошо рисует, и Жак думает, что если бы он продолжал заниматься…
– Наконец скажите мне, для чего он каждый день приходит к Жаку Фойолю.
– Как друг. Они случайно сблизились: они как-то вечером освободили от мошенников одну молодую девушку и её старую родственницу, с момента этой счастливой встречи им доставляет большое удовольствие видеть друг друга.
– Ха-ха-ха!
– Граф де Горн, кажется, уже давно подвержен тайным козням врагов!..
– Он вам рассказывал о своих несчастьях на родине и о причине его бегства во Францию?
– Очень кратко, ваше преосвященство. Очень кратко! Но ни я, ни Жак не просили его откровенничать на эту тему. Он умен, любезен, добр. Он страдал… И еще предчувствует страдания. Этого было достаточно, чтобы мы его хорошо приняли.
– Конечно! Конечно!
Тон, которым были сказаны эти слова, ясно доказывал, это мысли Дюбуа были весьма далеко.
Аббат Морин молча и неподвижно ждал несколько минут, пока министр вспомнит, что перед ним кто-то стоит.
– Хорошо, мой милый господин Морин, – сказал Дюбуа, выходя из задумчивости и любезным жестом отпуская посетителя, – что сказано, то сказано! Вы и господин Фойоль скоро будете извещены!.. До свидания!..
– Имею честь еще раз выразить свою благодарность вашему преосвященству, – сказал аббат Морин.
***
Аббат Морин не успел выйти из кабинета, как Дюбуа стремительно направился к потайной двери и, открыв ее, закричал:
– Эй, господин ле Борньо! Ле Борньо!.. Подойдите!.. Теперь я к вашим услугам, господин ле Борньо!
Господин ле Борньо вошел. Его фамилия была прозвищем, потому что господин ле Борньо был кривой; но поспешим добавить, что его искривление не производило отталкивающего впечатления. У него не было одного глаза. Господин ле Борньо был очень молодой человек, небольшого роста, не красавец, но и не дурен собой. У него были полные щеки, укороченный нос, рыжие волосы, большой рот… Но несмотря на все это, он был не дурен, потому что во всех его чертах и в особенности в единственном открытом глазу светился недюжий ум.
Потайная дверь закрылась за ле Борньо и Дюбуа снова опустился в свое кресло.
– Я вас заставил ждать, господин ле Борньо? Вы соскучились, и я готов ручаться, что вы проклинали меня?
Господин ле Борньо поспешил отрицательно замотал головой.
– Я покорный и преданный слуга, господина министра, – возразил он тихо, – мой долг преклоняться перед его желаниями, не позволяя себе никогда, даже мысленно, никакого проявления нетерпения или гнева.
– Хорошо! – возразил «господин министр». – Покорный, преданный, терпеливый… и ловкий, сверх того… неутомимый… смелый, вы, без сомнения, перл агентов полиции и мне остается только благословлять господин д‘Аржансона, что он, ради меня, лишился содействия такого драгоценного осведомителя.
Хотя Дюбуа старался говорить серьёзно, но в его словах проглядывала насмешка[5 - Автор использует слово (mouche) «осведомитель» или «доносчик», для которого основное значение – «муха, пятнышко».].
– И я тоже, – сказал ле Борньо, прижимая руку к сердцу, – благословляю каждый день господина д‘Аржансона за то, что он мои ничтожные качества направил в распоряжение вашего преосвященства, монсеньора министра.
Дюбуа прикусил губы. На его насмешку отвечали насмешкой.
– Довольно льстить, господин ле Борньо! – сказал он, быстро меняя тон как человек, которому надоело играть роль, не согласующуюся с его характером. – Как наши дела? Что нового?
– Ничего, ваше преосвященство.
– Как ничего!.. Опять ничего!.. Это удивительно!
– Верный исполнитель поручений вашего преосвященства, я вчера, как и позавчера, как все дни на протяжении прошедшего месяца неотступно слежу за каждым шагом графа де Горна и…
– И вы ничего не нашли в поступках и в поведении графа де Горна, что бы могло меня заинтересовать?
– Нет, ваше преосвященство. Для знатного лица граф де Горн ведет очень тихую, очень размеренную и лишенную всяких событий жизнь!.. Он встает рано, между девятью и десятью часами… Завтракает и едет верхом или в коляске на Кур-ла-Рейн, в Булонский лес или на бульвары; проводит, два или три часа у маркизы де Парабер; потом возвращается в свой особняк, где часто, – как я имел честь сообщить вашему преосвященству, – его посещает маркиза де Парабер. Вы, может, вспомните, ваше преосвященство, что я даже добавил, что когда маркиза де Парабер бывает у графа де Горна, она там остается до полуночи, а иногда и дольше… Во всяком случае, граф каждый раз сам провожает маркизу домой. Вот и все… К этому можно прибавить еще несколько вечеров, проведенных графом де Горн в опере, в «Комеди Франсез» или в «Комеди Итальен», конечно, в сопровождении маркизы де Парабер. Вот какую жизнь ведет граф де Горн в Париже, с тех пор, как я наблюдаю за ним, по приказанию вашего преосвященства.
– И это все?
– Все.
– Без исключения?
– Без исключения.
Дюбуа пристально смотрел на ле Борньо, предлагая ему эти вопросы; на первый ле Борньо ответил не колеблясь, а на второй – как будто что-то сдавило горло. В это время взгляд его преосвященства принял выражение, в котором нельзя было сомневаться! Ле Борньо все понял!.. Агент его обманывал и его преосвященство ждал только подтверждения своей догадки, чтоб уничтожить его, доказав его ложь.
Несколько минут продолжалось молчание, Дюбуа открыл один из ящиков бюро. Ле Борньо мял в руках шляпу.
– Почему же, господин ле Борньо, – колко спросил Дюбуа, – наблюдая целый месяц за графом де Горном, вы мне не сказали, что он сошелся со своим соседом, молодым живописцем Жаком Фойолем.