– Опасаешься за честь и достоинство?
– Опасаюсь. Садись уже.
Погрузились.
Усталость брала свое, накатывала тяжелой волной и путала мысли. Вроде и не было этих восьми лет в молоко, вроде и молодые они, и бОрзые, и все дороги открыты и лежат у ног. Можно мечтать о великом будущем, стать например рок-звездой или великим ученым, или поехать добровольцем в горячую точку…
Только сухая кожа ладоней да здоровый, не подростковый уже пофигизм говорили о том, что это не так. Но размышлять об этом совсем не хотелось.
Город встретил их пустой, тихий, немой, бесшумный. Небо только начинало светлеть, когда он остановил машину у дома.
Вышел.
Позвонил.
Услышал шаги.
– Пап, мы приехали. Открывай!
Newerland newer more
Часть 1
Вэнди сорок.
На самом деле она, конечно, никакая не Вэнди, а обычная Галина Петровна, ну или Мария Ивановна. Но для автора она – одинокая девочка, однажды грустно покинувшая страну Нетинебудет. Она ушла оттуда потому, что выросла, потому, что устала как собака. Устала играть на два фронта, разрываться надвое, натрое, быть разбитой на множество осколков, каждый раз объяснять маленькой дочке, возвращаясь под утро, почему она опять не ночевала дома.
К черту! К черту этот гребанный Неверленд! Такой сладкий, запретный, манящий, где ты всегда молодая, яркая, умная, хитрая, сильная и почти мертвая. Летишь над землей, ходишь по лезвию, а снизу в тебя целятся и хотят сбить.
Сейчас усталая после тяжелого рабочего дня женщина, разменявшая уже четвертый десяток, уходит из своего унылого офиса и направляется домой, где ждет ее Дженни. Нет, конечно, на самом деле дочку зовут Настенька или Леночка, но… Ну, вы поняли.
Вэнди садится в кредитный оранжевый Порш, прогревает его, пытается завести и в сердцах бьет по рулю.
«Чертова зима! Чертово зажигание!»
Наконец авто завелось, и Вэнди аккуратно ведет его по темным, освещенным желтыми фонарями улицам. Она включает радио и старается максимально сосредоточиться на дороге, отвлекая себя от неприятных мыслей.
Шея затекла, поясница побаливала, глаза немного слезились. Обычно Вэнди списывала это на сидячую работу за компьютером и на отсутствие передышки. Но сегодня она корила себя и пеняла на возраст.
«Старая колода, – говорила она, растирая переносицу. – Старая, никому не нужная уродина с серым цветом лица, раздавшимися бедрами и огромными синяками под глазами».
Еще полтора часа по пробкам, и она будет дома.
Дочке четырнадцать, и девочка, скорее всего, снова зависает за компьютером. В квартире не прибрано, еда не приготовлена, в дневнике одни тройки. Вот современные дети! Лишь бы в своем контакте сидеть.
Вэнди вспомнила свое детство, неспешно входя в поворот и привычно поглядывая на знаки. «Да уж, пусть лучше за компьютером.» По крыше автомобиля застучали хлопья таявшего на лету снега.
«Ну что за зима!»
Зима действительно выдалась теплой и от того ничуть не менее противной: каша на дорогах то таяла, то сменялась наледью, небо было серым и постоянно роняло то снежную труху, то мелкий противный дождь.
Питер – ну вы же понимаете, что никакой он не Питер, а самый настоящий Петька. Да-да, тот самый хрестоматийный Петька, который прошел за своим Василь Иванычем Пустоту, Огонь, Воду и Медные Трубы. И которого на работе по ошибке или вследствие дезинформации зовут Петром Николаевичем, а может быть даже Афанасием Никитичем.
Знакомьтесь, Петька.
Он же Питер Паркер, он же Питер Пен.
Так вот, Питер, постаревший, но не повзрослевший, выходит на балкон с курительной трубкой – он хотел бы с подзорной трубой, но взрослым полагается курить трубку. Мужчина худощав, белокож и сероглаз. Питеру пятьдесят: харизматичные, жесткие, статные пятьдесят. Он даст фору любому молодому: красив, умен, работает каким-то айтишником, но это все понарошку.
Главное, что у него есть – его Неверленд. Его чудесная, волшебная, идеальная страна Нетинебудет. Он курит, глядя в смог и туман Города. «Какого города?», – спросите вы. Может быть, это Москва, может быть великий и непокоренный Санкт-Петербург, а может, это ваш родной город, дорогой читатель…
Город дышит смогом и субботним перегаром. Он медленно шевелится, как заспанная неповоротливая змея, но Питер смотрит вглубь. Туда, где под припорошенной выпавшим снегом и чешуйчатой кожей Города бьется сердце. Огненный Неверленд. Адское пламя азарта, перекачивающее по широким артериям алые потоки денег.
Питер набирает номер.
Три вежливых гудка.
– Да? – Хриплый после сна голос Вэнди напоминает шорох страниц.
– Венди, милая, поможешь мне?
– Я выросла.
Конечно, она сказала, что сегодня не сможет, потому что стоит помочь дочке с уроками, потому что на носу зимние каникулы, а она еще не решила, как их проведет. Конечно, она сказала, что у ее родителей обострились болячки: у мамы – артрит, у отца – псориаз, и ей сейчас совсем не до игр в мафию. Но Питер услышал: «Я выросла».
– Послушай, мне очень надо. Давай я отвезу твою поршевку в сервис, а дочку подброшу к репетитору. Есть у меня знакомый, он отлично доносит до подростков физику и химию.
– Нам бы информатику подтянуть…
– Да я сам могу позаниматься, – задорно предложил мужчина. – Ну, что?
– Ладно. Но только это в последний раз.
Питер нажал отбой, довольно хмыкнул и пошел одеваться. Сегодня он хотел бы надеть треуголку с пером, прошествовать Наполеоном до своего Форда, но, во-первых, Питер был слишком высок, чтобы прикидываться императором Франции, а во-вторых, взрослые так не делают. Он выбрал костюм от одной известной фирмы и ярко-алую рубашку, которую его матушка ласково величала цыганской размахайкой. Улыбнулся себе в зеркале, прищелкнул каблуками дорогих ботинок, накинул пальто и спустился по лестнице.
Субботнее утро встретило его сильным порывом влажного ветра, сдутый с веток деревьев снег мелкими комьями упал за воротник темно-серого пальто.
Часть 2
Очередной воскресный вечер.
Можно было бы сказать, что он обычный, но сердце Венди то гулко выдает дробь, то отплясывает чечетку.
В Неверленд! Сегодня она снова окунется с головой в свои невозможные приключения.
– Джинни, посидишь вечером с дядей Питером, он обещал помочь с информатикой.
– Да, мам. А ты куда? – обеспокоенно спрашивает дочь.