Наследник

И она пошла.

Они пересекли двор, загроможденный разноцветными мерседесами, чахлыми голубыми елями, садово-парковыми голыми бабами и сельскохозяйственным хламом. Прошли под стеной особняка, укрепленной по всему периметру мощнейшей чугунной решеткой, наверняка навевавшей хозяину ассоциации, а может, и ностальгию. А позади дома обнаружилось новорусское (да и вообще среднее по стране) представление о дислокации счастья: мангал и четыре, квадратом, бревна.

Серьезный человек рухнул на ближайшее бревно, пошатнув устойчивую конструкцию. Таня присела строго напротив. Мангал стоял холодный, шашлыков, похоже, не предвиделось. С черного неба смотрели звезды.

– Хотела съехать с темы, – констатировал без вопроса серьезный человек.

– Я просто не успела! – возмутилась Таня. – Он со мной не разговаривал, как бы я…?

– Это ты зря.

– Вы тоже зря, – терять было нечего, и она двинула ва-банк, сразу ферзем. – Какого, спрашивается, было его взрывать, пускать газ прямо на съемочной площадке, устраивать эти ваши бандитские разборки? Во-первых, проект накрылся, а люди, которые там работали, вообще ни при чем. Во-вторых, Протопопов теперь в бегах, где я вам его найду? И боны он, конечно, первым делом перепрятал…

– Откуда знаешь?

Таня воодушевилась:

– Ниоткуда. По логике вещей. Вот попробуйте поставить себя на его место! Допустим, это ваш дедушка…

– Еще чего! – шовинистически хмыкнул серьезный человек.

– Допустим, это вы стали наследником крупного состояния, – покладисто переформулировала Таня. – И не знаете, что с этим наследством делать, потому что реализовать его можно только в очень узких кругах ценителей, о которых у вас самое смутное представление. А тут вас начинают кошмарить люди, по-любому осведомленные гораздо лучше. Вот что бы вы сделали?

В глазах серьезного человека натужно зашевелились мультяшные шестеренки: наблюдать за его мыслительным процессом было одно удовольствие, и Тане даже удалось его получить.

– Я бы забил стрелку, – наконец, выдал он. – И разобрался бы по понятиям. Но он фрайер. Он не забьет.

– А если б вы были…

Таня дальновидно прикусила язык.

– Фрайер зассыт, – задумчиво сказал серьезный человек. – И выболтает первому встречному. Бабе.

– Он со мной не разговаривал, – напомнила Таня. – Из принципа.

– Какой, […], прынцип… Он же фрайер. Он должен был выболтать.

– Но не мне.

Не то чтобы Таня ему врала. Разговор по обоюдному согласию сторон касался довзрывного периода, а до взрыва Дима и вправду ничего ей не рассказывал. А кому? Касательно тонкостей психологии фрайера Таня склонна была доверять специалисту.

– А с газом вы однозначно перегнули, – резюмировала она.

– Я? Ты чё, совсем […]? – простодушно спросил серьезный человек.

– Не вы?

Некоторое время они вдумчиво смотрели друг на друга. Крутились скрипучие шестеренки в утомленных алкоголем и жизнью бычьих глазах. Мелодично позвякивали детальки на порядок более сложного, как она сама привыкла думать, механизма Таниной высшей мыслительной деятельности. Русло процессов, впрочем, было как нельзя более общее.

– Получается, кто-то еще знал, – сказала Таня.

– И […] испоганил всю малину.

* * *

Артем разложил их на диване красивыми ровными стопочками и отступил на шаг, неизвестно перед кем и ради чего изображая ценителя. Ни черта он в этом не понимал. Всего лишь старые неактуальные деньги. Куча нарезанной бумаги.

Но они означали Таню. Ее возвращение, ее реальность. И потому светились, искрились и переливались на мохнатом пледе с желто-коричневыми загогулинами. Таня только что была здесь! И никуда она не денется, не исчезнет с концами, пока он, Артем, хранит у себя эти коллекционные боны.

В детстве Артем одно время собирал марки. Получалось это у него здорово, поскольку в его распоряжение поступали иностранные конверты папиной переписки, а больше ни у кого из знакомых юных филателистов не было ни таких конвертов, ни такого папы. А потом случился Артемов двенадцатый день рождения. И один из папиных сослуживцев (видимо, сильно отцу обязанный, что до сына дошло гораздо позже) подарил ему заграничный кляссер. Уже полный самых разных и редких марок, расставленных по страницам длинными сцепленными сериями, похожими на маленькие поезда. Птицы, насекомые, города, знаменитости и даже предел мечтаний – динозавры! И предусмотрительно не отклеенный ценник сзади: четырехзначное число и дважды перечеркнутая буква S, знакомая каждому по карикатурам о гнилом капиталистическом Западе.

Больше Артем марок не собирал. Не было смысла. Цепочка сложных ритуальных действий, придававшая почти магическую ценность этому занятию, мгновенно и по всем статьям проиграла ценности простой и реальной, предметной, пакетной и выраженной цифрами. И так было с тех пор всегда. Там, где нагнетались туман и морок, взгляд и нечто, культура и духовность, на самом деле, он знал, банально не хватало бабла. Все реально стоившее внимания и денег шло без затей и в комплекте – достаточно знать места и располагать адекватной суммой.

Не вписывалась в схему только Таня. Но Таня вернулась! – и теперь он мог разглядывать ненужные деньги никогда не существовавшей толком страны с ласковым и теплым восхищением, как смотрят на первые одуванчики или пушистых котят.

Когда в дверь позвонили, а потом нетерпеливо затарабанили, Артем так и пошел открывать, оставив их разложенными на диване. Уже в прихожей спохватился, вернулся, собрал боны в стопочку – они были на вид и на ощупь совсем новенькие, ровные по краю, как говорится, хрустящие (хрустеть Артем, конечно, не пробовал), – и сунул в выемку за диваном, прикрытую линолеумом, где под руководством Тани у них был организован тайник.

В общем, к моменту подхода Артема к двери она уже эпилептически сотрясалась. Было бы странно не поинтересоваться, кто это такой нервный, и он мультипликационно спросил:

– Кто там?

Ответили многоэтажно.

Естественно, следовало развернуться и уйти, пригрозив через дверь милицией за хулиганство. Но Артем узнал голос и поэтому открыл.

Ввалился Дима Протопопов.

Видок у него был еще тот. Если бы известный телеведущий хоть раз появился в кадре со столь впечатляюще подбитым глазом, распухшим знаменитым носом и в накинутом на плечи, как боевая бурка, живописном бомжачьем пальто, в следующий раз его «Города» смотрели бы и те полстраны, что отродясь их не включали. Определенно следовало посоветовать ему подобный имиджевый ход, отвлеченно размышлял Артем, стараясь не обращать внимания на непрерывный мат и безумные глаза нежданного звездного гостя. Что ему надо вообще?

Догадавшись, он тем не менее попытался и дальше держать себя в руках и сообщил корректно:

– Таня вышла только что. Странно, что вы не встретились.

– Встретились, [… … …]!!! – заорал Протопопов.

Его однозначно пора было выставлять, но Артем не знал, как.

– Послушайте, Дмитрий… – он не вспомнил отчества, – не знаю, какие у вас могут быть дела с моей невестой, но…

– Невестой, [… …], – взревел Дима. – […] с ней ты можешь, а когда эти […] ее похитили, сидишь тут, как последний [… … …]!

– Похитили? Таню?!

И квартира завертелась, и время ускорилось, и дальше Артем мало что помнил – ни как впрыгнул в джинсы, ни как схватил ключи от «вольво», ни как ринулся вниз по лестнице, увлекая за собой матерящегося уже больше по инерции Протопопова, – вообще ничего он не помнил и не соображал, кроме одного-единственного: найти, догнать, изничтожить гадов, посмевших!!! Дима Протопопов его настроение разделял ощутимо и живо, а потому вдруг оказался классным и незаменимым парнем, каким и должен быть настоящий друг.

А пистолет (легкая травматика весьма внушительного вида, подаренная все тем же другом отца на двадцать второй день рождения: сейчас, мол, такие времена, что надо, надо иметь под рукой!) лежал, как всегда, у него в бардачке.

* * *