К 212-й годовщине «Грозы 1812 года». Россия в Опасности! Время героев!! Действовать надо сейчас!!! Том III. Легенды на любой вкус!

Екатерининский фаворит наотрез отказался…

2 декабря по его приказанию под Измаил прибыл маленький, тщедушный старичок в сопровождении казака, державшего в руках небольшой узелок – весь «багаж» знаменитого генерала – Александра Васильевича Суворова.

Потемкин понимал, что это его последняя надежда со славой закончить эту кампанию, а может быть и всю войну. Суворов был наделен самыми широкими полномочиями. Он мог даже определить, можно ли штурмовать Измаил, или следует вернуться домой на «зимние квартиры». Но уже одно волшебное имя Суворова переродило всех. Весть об его прибытии мгновенно облетела армию и флот. Теперь у всех на устах было одно слово – штурм.

До сих пор Суворов не проиграл ни одного сражения (вряд ли следует считать его проигрышами неудачные штурмы Очакова и еще раньше первый штурм Ландскроны в Польше). Были такие замечательные победы, как Фокшаны и Рымник, но такие же победы одерживали и другие полководцы, например Румянцев, разбивший турок при Кагуле.

Со взятием же Измаила не могло сравниться ничто!

Соперничавший с Суворовым в воинской славе Н. В. Репнин, боясь «обломать зубы» на этой турецкой «орду-калеси» (по-турецки – «армейская крепость»), не решился на ее штурм в 1789 г., и теперь Потемкин предпочел ему Суворова.

Ответственность была колоссальная!

Но здесь надо было разгромить целую армию, находившуюся в неприступной крепости!

При этом силы противников были примерно равны: турок было даже чуть больше. Правильная осада с артиллерийским обстрелом не получалась: пробить бреши полевыми орудиями (осадных пушек не было) в мощных укреплениях не представлялось возможным. Да и полевая артиллерия имела всего лишь по одному выстрелу на пушку. Ночью осажденные могли легко их заделывать.

Оставался только приступ с помощью штурмовых лестниц…

…Кстати сказать, когда Матвей Иванович узнал, что прибывает сам Александр Васильевич, то, радостно потирая руки, сказал своим казачкам: «Теперь-то мы точно возьмем крепость!» 9 декабря на военном совете, где присутствовали все генералы (П. С. Потемкин, Самойлов, Львов, Ласси, Мекноб, Кутузов, Арсеньев, Безбородко, Рибас, Тищев) и бригадиры (Вестфален, Орлов и Платов). Суворов, как всегда, был пламенно лаконичен и доходчив: «Господа офицеры! Мы с турками одни – лицом к лицу! России нужен мир! Измаил наш – мир и слава!! Нет – вечный срам!!! Осада или штурм – что, отдаю на ваше рассуждение…» По протоколу военных советов той поры первым должен высказаться самый младший по званию: им оказался Матвей Иванович. Записка с мнением казачьего командира, зачитанная самим «русским Марсом» прозвучала как выстрел в тишине – резко и хлестко – «Штурм!» Постановление о штурме он тоже подписал первым. 11 декабря, при самом штурме Платов предводительствовал пятью тысячами спешенных казаков, которым из-за несоответствующего для приступа вооружения предстояло выполнить очень нелегкую задачу…

Суворов бросал на чашу весов всю свою безупречную многолетнюю славу, более того – саму жизнь, ибо наверняка не перенес бы позора неудачи. Оставалось одно – взять Измаил во что бы то ни стало. И при этом как можно быстрее.

Немедленно был блокирован Измаил с суши и с Дуная и началась интенсивная подготовка штурма, занявшая девять дней. Неподалеку в степи был вырыт ров и насыпан огромный вал по типу измаильских. Обучение войск велось скрытно от турок по ночам. Чучела на валу изображали турок. Преодолев ров и вал, солдаты кололи чучела штыками. Было заготовлено 40 штурмовых лестниц и 3 тысячи фашин.

На приступ Измаила должны были пойти 9 штурмовых колонн (Арсеньева, де Рибаса, Маркова, Львова, Ласси, Мекноба, Орлова, Платова и Кутузова) под общим началом генерал-поручиков П. С. Потемкина, А. Н. Самойлова и генерал-майора И.М. де Рибаса – всего около 28.5 тыс. человек. Каждая колонна имела свой резерв. Со стороны Дуная штурмующих поддерживали огнем гребные суда де Рибаса. В общем резерве осталась лишь 2,5 тысячная кавалерия бригадира Вестфалена.

7 декабря Суворов послал коменданту крепости Мехмет-паше ультиматум, требуя сдачи через сутки: «24 часа на размышление для сдачи и – воля; первые мои выстрелы – уже неволя; штурм – смерть».

Но двукратное отступление русских от Измаила (в 1789 и 1790 гг.) сделало турок невосприимчивыми к угрозам. Надменный Мехмет-паша приказал передать русскому парламентеру: «Скорее Дунай остановится в своем течении и небо упадет на землю, чем сдастся Измаил!»

Разгневанный самомнением турецкого паши, Суворов не стал ждать, когда упадет небо, и в полночь с 10 на 11 декабря по сигнальной ракете началась мощная артиллерийская подготовка – разом заговорили 600 орудий – и полевые орудия и флотские батареи. Она продолжалась до 3 утра. Потом пальба велась «пустыми выстрелами», то есть холостыми зарядами, чтобы не поражать штурмующие русские войска и устрашать турок. Несмотря на недостаток боевых зарядов артподготовка дала хорошие результаты. Удалось подавить ответный огонь врага, нанести крепости повреждения и вызвать несколько пожаров.

Еще до артподготовки в русский лагерь пробрались два перебежчика из Измаила. Они поведали, что в турецком лагере не все довольны возможным штурмом. Мирные жители готовы сдаться, но турецкие военачальники держат их в страхе и готовы стоять до последнего. Половина гарнизона постоянно под ружьем.

В три часа утра 11 декабря, прорезая мглу, над русским лагерем взвилась вторая ракета. Это был сигнал, по которому бомбардировка крепости прекратилась, чтобы девять штурмовых колонн могли подойти к Измаилу и не позднее чем через два часа занять исходные для атаки места в шестидесяти метрах от стен крепости. Пронизывающий ветер и холод, поднимавшийся от воды, мешали войскам. До рассвета было еще очень далеко. Ночная тьма перемешалась с туманом. Ожидание казалось бесконечным.

Наконец в 6.30 ввысь, пылая, взвилась очередная ракета.

Русские солдаты устремились на штурм. Они еще не достигли рва, как по ним плотно ударила неприятельская артиллерия. В какой-то миг атакующим показалось, что стены крепости разом вспыхнули – так силен был обстрел врага. Огненное кольцо все усиливалось и усиливалось. Внезапного штурма не получилось. Потом выяснилось, что несколько изменников – запорожских казаков – бежали накануне к туркам и выдали замыслы русского командующего. Потеря внезапности не смутила атакующих.

Штурм турецкой цитадели стал одной из ярчайших страниц в военной карьере Матвея Платова!

Пять тысяч его казаков пошли на штурм пешими в составе группы генерал-поручика А. Н. Самойлова. Ему и поддерживавшим его казакам бригадира В. П. Орлова предстояла тяжелая задача: брать приступом высокий и крутой вал Толгарского укрепления восточнее Бендерских ворот.

Поливаемые свинцовым дождем из картечи и пуль, казаки приставив штурмовые лестницы кинулись наверх, но закрепиться на стенах им не удалось. Первый приступ потерпел неудачу. Пики казаков оказались бессильны против турецких ятаганов. Срочно требовалась подмога.

Тем временем турки сделали удачную вылазку через Бендерские ворота во фланг и тыл штурмующим. Казаки Платова и Орлова оказались сброшены. Последний в отчаянии даже воскликнул: «Жаль, пропала слава донских казаков!»

Пришлось Суворову вводить в дело резерв из воронежских гусар и казаков из 3-й колонны генерал-майора Ф. Мекноба.

Турок, ценой больших потерь удалось остановить и перебить. Но сильно поредевшие русские колонны никак не могли снова кинуться наверх. Тем более, что среди казаков было немало необстрелянной молодежи. Горы трупов спешенных станичников пугали их. К тому же, непосредственного командира Платова генерал-майора И. А. Безбородко тяжело ранили и общее руководство обоими колоннами казаков он взял на себя.

Видя, что его донцы пребывают в смятении, Матвей Иванович сам ринулся на лестницу, ведущую наверх крепостной стены, и увлек за собой всех тех, кто еще мог сражаться. Турки сверху сбрасывали на осаждающих громадные камни, катили бревна, сталкивали русских вниз с головокружительной высоты, лили кипяток и раскаленную смолу. Потери русских все возрастали, укороченные пики казаков оказались мало эффективны при штурме крепостных стен. Они легко перерубались турецкими ятаганами и казаки гибли десятками, сотнями.

Лишь очередное подкрепление в виде батальона Бугских егерей, присланное с левого фланга Михаилом Кутузовым, склонило чашу весов в пользу штурмующих. Не считаясь с потерями, пехота и казаки упорно лезли вперед. С наступлением рассвета все внешние укрепления Измаила полностью находились в руках русских, и рукопашный бой, вскоре перешедший в яростную резню, закипел на улицах города.

Штурмующие понесли большие потери. Численное меньшинство русских стало еще заметнее. Уже выбыло множество офицеров.

Внутри Измаила было много каменных построек, каждая из которых представляла собой мини-крепость. Турки, помня о приказе султана умертвить каждого сдавшегося в плен, сражались с отчаянием обреченных. Они защищали каждый каменный дом, где можно было только засесть и как-то защищаться. Некоторые из них пришлось брать с помощью штурмовых лестниц – как крепостные бастионы. Турки словно обезумели и «дорого» продавали свою жизнь, каждый из них стремился убить хотя бы одного русского солдата. Даже женщины кидались на суворовцев с кинжалами. Каждый шаг вперед давался русским большой ценой – ценой все новых и новых человеческих жизней.

Суворову пришлось ввести в дело все свои резервы и 20 легких пушек для очистки картечью улиц от оборонявшихся. Несколько тысяч лошадей, вскочивших из горящих конюшен, носились по улицам, сметали все на своем пути и увеличивали хаос. Не одна сотня людей погибла под лошадиными копытами. Только когда табуны вырвались через распахнутые настежь крепостные ворота в поле, улицы стали «безопасны» для сражающихся. Город уже горел во многих местах, но пожары никто не тушил.

Суворовский резерв, потеряв всех офицеров, оказался отбит!

Решительнее всех действовал один из опытных турецких военачальников Каплан-Гирей. Собрав вокруг себя 5 тысяч отборных бойцов, он попытался пробиться с ними к реке сквозь плотное кольцо русских гренадер. Погибли все, в том числе его пятеро сыновей, а сам он был поднят на штыки.

В этом жестоком бою в очередной раз стала наглядно видна мудрость суворовского обучения русских солдат основам штыкового боя. Обезумевшие вражеские толпы любой ценой пытались вырваться из крепости. Но русские солдаты уверенно и хладнокровно отражали бешеные удары кривых турецких ятаганов, а их длинные штыки были для неприятеля неодолимой преградой.

Кровопролитный бой шел весь день…

И вот егеря генерала Ласси, первыми взошедшие на валы Измаила, первыми достигли и центра крепости.

Здесь он столкнулся с ожесточенным сопротивлением со стороны отряда крымских татар во главе победителем австрийского принца Кобурга под Журжей Максуд-Гиреем – одним из потомков Чингисхана. После кровавого рукопашного боя лишь горстка татар осталась в живых и вместе со своим израненным предводителем попала в плен.

Сам Мехмет-паша-Айдозле с двумя тысячами телохранителей-янычар засел в главном каменном бастионе Измаила – Красной Мечети. Несколько атак гренадер на этот бастион не принесли успеха.

Наконец пушечными выстрелами удалось выбить ворота.

Враг начал сдаваться…

Когда уже половина турок сложила оружие, один из фанатиков-янычар неожиданным выстрелом из пистолета убил русского офицера. Разъяренные потерями и вероломством неприятеля фанагорийские гренадеры ворвались внутрь, переколов всех его защитников штыками: суворовский ультиматум «штурм – смерть!» никто не отменял!

…Между прочим, Александр Васильевич, подобно всем великими полководцам в бою всегда твердо следовал вековому принципу: «на войне – как на войне; здесь сантименты не в цене!»…

Досталось и Мехмет-паше: он умер от 26 штыковых ран!!!

Но только в сумерках последние защитники крепости сложили оружие.

Измаил пал, но «небо при этом на землю не упало».

…Кстати сказать, «Наука побеждать» под руководством непобедимого русского Марса для Матвея Ивановича стала лучшей школой. Он навсегда запомнил слова великого полководца: «В атаке ли, разведке ли, погоне ли – нет никого лучше русского казака!» Пройдут годы и это признает сам Наполеон, чьи войска немало натерпелись от летучих отрядов Донских казаков атамана Платова…

По потерям с обеих сторон это сражение, вероятно, не имеет себе равных в истории войн XVIII века!

По донесению Суворова в Петербург из 35-тысячного турецкого гарнизона 26 тысяч пали в бою, остальные попали в плен. Не исключено, что это сильное преувеличение!?

Недаром ведь ходили слухи, что при составлении победной реляции на вопрос штабного офицера Суворову, какой цифрой указать в донесении турецкие потери, тот прямо ответил: «Пиши по более, чего их супостатов, жалеть!» Суворов вообще не сочинял небывальщин в донесениях о потерях врага, но из тех цифр, которые ему сообщали, выбирал наиболее… выгодную. Очень может быть, что это было сделано для оправдания своих собственных больших потерь.