– Я в этом убежден княжич.
– Ну, так нужно было закупить лошадей и начать стройку пограничной башни. Зачем же вы так долго ждали меня?
– Дело в том, что финансами у нас в турме руководит казначей Алексей Паисий (при произношении этого имени комендант скорчил недовольную гримасу), а он убедил топарха Гавриила, что нет необходимости в таких огромных тратах.
– Как это странно. Ну, ничего, отец перед моим отъездом довольно точно наставлял меня на то, что по приезду нужно сразу показать всем, кто истинный хозяин в Фуне. Сегодня вечером состоится совет и мы посмотрим, кто есть кто в моей турме, – уверенно сказал Александр, глядя на Дмитрия.
– Конечно, посмотрим, а если надо и пощупаем, – уверенно ответил его верный друг.
После этого все трое направились в свои покои для того, чтобы переодеться к вечернему совету.
Ближе к вечеру они оседлали своих лошадей и по извилистой дороге направились в город.
Буквально через несколько минут их кавалькада въехала на длинную центральную улицу Фуны. В разные стороны от нее уходили кривые тупики и переулки. На близком расстоянии один от другого в этих переулках стояли небольшие одноэтажные дома. В маленьких двориках теснились хозяйственные постройки. В домах, где не было возможности построить подвалы, вино, вода и сыпучие продукты хранились в глиняных пифосах. Эти вместительные сосуды веретенообразной формы, достигавших порой двухметровой высоты то тут, то там возвышались над землей. С севера показалась небольшая кладбищенская часовня. Она располагалась посередине Фунского некрополя и представляла собой небольшую базилику(13). За некрополем располагался район, в котором жили более обеспеченные жители города. Там все дома были двухэтажными, и каждый был обнесен высокой стеной. Такие дома, являли собой маленькие укрепления, которые в минуты опасности запирались, и окна вторых этажей использовались как бойницы.
Видя эту троицу, все люди почтительно расступались, давая им возможность беспрепятственно двигаться к центральной площади города, и учтиво кланялись в знак уважения молодому архонту. В ответ Александр приветливо махал рукой, а его спутники кивали головами. Через некоторое время они оказались на центральной площади города, возле которой располагалось главное административное здание феода – казначейство.
Вся общественно-политическая жизнь Фуны была так или иначе сосредоточена вокруг этого здания. Да и, наверное, жизнь любого другого города происходит вокруг места сосредоточения денег.
Казначейство представляло собой двухэтажное каменное серое здание, над которым развивался флаг княжича. Крыша казначейства, как и крыши большинства домов княжества была покрыта обожженной оранжевой черепицей.
Возле входа был сделан небольшой козырек. Под ним, когда от дождя, а когда от палящего солнца прятались двое стражников, охранявших казначейство. Обычно они тихонько дремали на посту и не представляли для злоумышленников никакой опасности, так как от жары не обращали внимания на входивших в здание людей. Но к счастью злоумышленников в Фуне было не много и работе казначейства ничего не угрожало.
Заприметив подъезжающих стражники вмиг поднялись и заняли положенные им посты, отдавая честь своему господину. Приветливо кивнув им, княжич слез с коня и прошел к открытой дубовой двери, которая являлась входом в здание. За ним проследовали Дмитрий и Костас, последний проходя мимо своих подчиненных, пригрозил им кулаком.
Внутри здания располагались комнаты казначеев, помещение охраны, кабинеты чиновников и самого топарха. Был там и небольшой зал для заседаний, который располагался в центре второго этажа. Именно в нем было принято решение провести первый, со времени приезда княжича, совет турмы.
Глава пятая. Первый совет
Обычно в совете заседали пятеро: топарх и управитель всеми делами турмы – Гавриил Домнин, судья и логофет турмы – Константин Кирик, настоятель городского храма, архимандрит турмы – Макарий Мирт, главный казначей, ведающий финансами Фуны – Алексей Паисий и уже известный турмарх фунского гарнизона Михаил Костас.
В зале заседаний уже собрались все кроме княжича и Костаса.
Гавриил Домнин был пятидесяти четырехлетним мужчиной среднего роста и такого же среднего телосложения. Круглое лицо, небольшая борода и богатая одежда – вот были основные отличительные черты его внешности. Выглядел он всегда озабоченно, и постоянно по делу и без дела суетился. Гавриил был представителем богатейшего рода турмы и коренным горожанином Фуны, поэтому, однажды выбор князя Михаила искавшего честного и толкового топарха пал именно на него. С точки зрения честности выбрав Гаврииа топархом, опытный правитель попал в цель, а вот с точки зрения толковости промахнулся. Дело было в том, что Гавриил, как истинный знатный феодорит, действительно был честным чиновником и за все время работы не украл из казны ни единого мелиарисия (14). Но как управитель он был абсолютно пассивен и некомпетентен. Он очень ответственно относился к делам, в большинстве которых ничего не понимал, но прислушивался к советникам, от мнения которых всегда и зависел. В финансовых и военных вопросах Домнин вообще не разбирался и всегда следовал советам казначея и турмарха гарнизона.
Константин Кирик внешне был очень похож на Гавриила и отождествлял с собой образ состоятельного феодорита. Он тоже был невысокого роста с небольшим брюшком, одевался в дорогие одежды и всегда носил на шее цепь с вверенной ему печатью. В его обязанности входило вершить суд и докладывать княжичу о том, что происходит в совете. С повеления Александра он ставил печать, в знак согласия архонта с тем или иным положением. Фактически Кирик был главным почтальоном и заведовал службой гонцов, которые постоянно отправлялись в столицу и спрашивали у Александра одобрение на тот или иной документ. Кирику было уже пятьдесят пять лет, но он так и не научился самостоятельности и мало-мальской решительности. Как судья, он был по-настоящему честным и ревностным хранителем закона, но как логофет за все время своей службы самостоятельно не принял ни одного, даже мало-мальски значимого решения. Его главным достоинством было то, что он был предан Гаврасам, которые поставили его на эти важные и почетные должности. Дмитрий и Александр, находясь в столице, часто смеялись над тем, как к ним приезжал гонец из Фуны и спрашивал одобрения княжича по поводу торговли виноградом на площади, или по спору между бакалейщиком и торговцем рыбы. Однако Кирик всегда считал, что справляется с обязанностями образцово и поэтому неустанно исполнял свой долг, согласовывая все с молодым архонтом.
Архимандрит Макарий был статным шестидесяти однолетним мужчиной, высокого роста и с длинной белой бородой. Одним только своим умудренным видом, да внушительным возрастом архимандрит вызывал у жителей турмы чувство глубокого уважения. Несмотря на почтенный возраст, его лицо еще отражало ту красоту, которая была в более молодые годы и говорила о том, что он многим пожертвовал, облачившись в монашескую рясу. Вообще в княжестве было редкостью присутствие архимандрита в совете турмы, но Макария назначил на эту должность сам князь Михаил, с целью соблюдения всех церковных канонов и для того, чтобы приучить Александра к уважению православной церкви. Настоятель городского храма редко вступал в какие-либо споры и, как правило, только присутствовал на совете.
Самым примечательным и, безусловно, грамотным членом совета был тридцатилетний казначей Алексей Паисий. Он был среднего роста и, несмотря на свой уже зрелый возраст, выглядел как юноша, вернее, как остроумно подмечали местные весельчаки, как девушка. У него была худая, стройная фигура на хрупких ножках, тонкие руки, которые всегда были ухожены и не знали грубого труда, а на моложавом лице никогда не появлялась мужская щетина. Его внешний вид вызывал у окружающих людей безобидный смешок. Служащие казначейства, дали Алексею прозвище, которое очень быстро прижилось за ним в городе. За глаза его называли «девица», что вызывало у казначея не только злобу, но и лютую ненависть, которую он, не стесняясь, срывал на зависимых от него служащих. И хотя это еще больше веселило их, так как в разгневанном виде этот хрупкий человек смотрелся комичнее обычного, казначей находил массу способов сделать их жизнь не такой радостной. Несмотря на скверный и угрюмый характер, Алексей Паисий, был мудрым казначеем и разбирался в финансах лучше, чем кто-либо в турме. Все догадывались, что он не так прост как кажется, но никто не знал, в чем секрет его успеха.
Ответ на этот вопрос хранился в богатом особняке, который находился на Цветочной аллее города Мангупа и служил резиденцией архонта Каламиты, родного брата князя Михаила I – Исаака Гавраса. Данный дом не только служил местом проживания Его Светлости в столице, но и негласно, чуть ли не важнейшим зданием княжества. Исаак, пользуясь своим влиянием, уже давно расставлял верных, или зависимых от себя людей на важные государственные посты по всем уголкам княжества. Его замысел был прост, благодаря этим людям, он владел информацией из каждой отдельной турмы, а их влияние на местном уровне можно было использовать в своих целях. Не исключением стала и Фуна.
Шесть лет назад в казначействе Каламиты, Исаак заметил тихого, неприметного, но талантливого казначея. Им оказался Алексей Паисий. Быстро наведя справки о нем, Исаак узнал, что над внешнем видом Алексея потешается все казначейство. Отлично разбираясь в людях, архонт понимал, что дав власть униженному над его вчерашними обидчиками, он заручится его преданностью на всю жизнь.
Так началась головокружительная карьера Алексея. За полтора года из простого служащего казначейства Каламиты ему удалось стать главой казначейства Фуны. Чтобы замести следы своего участия, Исаак направил Паисия, сначала в казначейство городка Кокия, а затем в столичное ведомство. А оттуда, приложив немало усилий, архонт перевел Паисия главным казначеем в Фуну. С тех пор брат князя знал обо всем, что происходит в турме из первых уст. Однако кроме этого Алексей проводил в Фуне большое количество денежных махинаций. Ему было нечего бояться, ведь кроме него в турме в финансах никто не разбирался, в результате чего значительная часть доходов Фуны оседала в карманах казначея и его влиятельного покровителя.
За действиями Алексея давно наблюдал Михаил Костас. Турмарх был прост и даже простоват в общении. Частенько из его уст вылетали ругательства и простонародные словечки, но зато он был бесстрашным и честным служвкой. Он говорил и делал то, что считал нужным. Год назад турмарх заподозрил Паисия в нечистоплотности и не стесняясь выпалил ему это прямо в лицо. После этого между ними началась упорная борьба за влияние на топарха Гавриила Домнина, которое переросло в настоящую вражду.
Домнин, Кирик и Мирт мало что понимали в армейских делах и еще меньше в финансовых и поэтому поддерживали то Костаса, то Паисия в зависимости от обстоятельств.
Турмарх Костас всем нутром чувствовал, что Алексей ведет нечистоплотную игру, но пока не мог этого доказать. А казначей, постоянно чувствуя на себе тяжелый и недоверчивый взгляд соперника, пытался всячески очернить его и таким образом отправить в отставку. Их противостояние напоминало борьбу сокола и гадюки. Если один, выступал открыто и не стеснялся сыпать обвинениями, то другой делал все скрытно и тайно, пытаясь не привлекать к себе лишнего внимания. Перед приездом княжича обе стороны приутихли. Никто еще не знал чего ожидать от молодого архонта и каждый из них занял выжидательную позицию.
Когда княжич вошел в зал, четверо членов совета встали и учтиво поклонились.
– Я приветствую вас, мои верные поданные, – сказал княжич, занимая центральное место за столом и подав рукой знак позволяющий присесть остальным. – Для начала я хочу поблагодарить вас за ту службу, которую вы столько лет верно несете в Фуне.
– Вы слишком добры к нам, – лебезя, ответил Гавриил, – мы всего лишь верные слуги Вашей Светлости.
– Но все же, – не обращая внимания на слова Домнина, продолжал Александр, – для того, чтобы быстрее вникнуть в дела турмы, я хотел бы попросить вас составить документ с указанием всех проделанных дел за последний год и добавить к нему подробный список о расходах и доходах. Мне кажется, недели на составление подобного документа хватит?
– Конечно, хватит, Ваша Светлость! А Вы успеете дражайший Алексей? – слегка с ехидством спросил у казначея Костас.
– Безусловно, успею, дражайший турмарх, надеюсь, и Вы управитесь в установленный срок, – с надменным видом парировал казначей.
– Позвольте представить вам Дмитрия Андроника, – указывая на своего друга, сказал княжич. – С этого дня он будет являться членом совета турмы в качестве нового логофета. Он будет заменять меня в мое отсутствие, и являться моими ушами и глазами на всех заседаниях.
– Но ведь раньше эту должность занимал Константин Кирик, – удивленно заметил топарх Домнин.
– Я полностью доверяю Константину, но считаю, что его нужно немного разгрузить, ибо он столько лет решал две таких тяжелых и утомительных задачи. Благодаря этому, – продолжал он, обращаясь к Кирику, – Вы сможете полностью сконцентрироваться на вершении правосудия, которого в наше время, к сожалению, становится все меньше.
– Как будет угодно Вашей Светлости, – вставая, сказал Кирик. – Я надеюсь, что Дмитрий будет достойным продолжателем сложившихся традиций, – добавил он, протягивая Дмитрию печать.
– Благодарю Вас, достойнейший Константин, я буду стремиться стать таким же честным и исполнительным логофетом, каким были Вы, – ответил Дмитрий, надевая на себя печать.
– Прекрасно, если у вас больше нет вопросов, я никого не задерживаю. У меня много планов и нам предстоит хорошо поработать на благо нашей турмы. Я прошу вас не задерживать отчеты, и особенно это касается Вас, Алексей. Состояние финансов сейчас беспокоит меня больше всего, – отметил княжич глядя на казначея.
– Как будет угодно Вашей Светлости, – ответил Паисий, учтиво поклонившись.
После этого все, кроме Дмитрия, так же склонились в учтивом поклоне и быстро покинули зал совета.
– Отличное начало, мой княжич, – улыбаясь, сказал Дмитрий. – Вы даже не дали им опомнится, и сразу показали кто хозяин в турме.
– Все не так просто Дмитрий. Самый крепкий орешек здесь Паисий, а он и глазом не повел, когда я заговорил об отчетах. Чувствую, игра только начинается.
– Значит, будем играть. Но дьявол меня раздери, как он действительно похож на девицу, – и все здание казначейства затряслось от их громогласного смеха.
Глава шестая. Прием
Вечером следующего дня в крепости был назначен официальный прием в честь приезда архонта. Это была необходимая официальная процедура, но Александр и Дмитрий, знатоки и любители подобных раутов, решили провести ее со столичным размахом, потому что данный прием был нужен им. Дело в том, что в свой первый приезд Александр был с отцом. И все знатные горожане, и пригородные тимариоты млели перед Михаилом I Гаврасом. Но теперь Александр был один, и хотел сразу показать всем, что господин здесь он и все должны беспрекословно подчиняться его воле. Дмитрию тоже нужно было показать себя во всей красе, ведь он стал членом совета турмы, а значит одним из важнейших людей Фуны. Да и к тому же, друзьям было просто интересно познакомиться с местной провинциальной, аристократией и заодно, провести вне гласный смотр женского населения турмы с целью присмотреть себе возможных спутниц для любовных утех.
Приготовления шли полным ходом. Посреди двора устроили место для большого костра, вокруг которого расставили длинные столы и лавки, на которых должны были размещаться гости. А на небольшой площадке возле донжона, чуть выше других столов, поместили стол княжича и его ближайших приближенных.
Для приготовления такого обилия пищи на помощь гарнизонному повару прислали десяток помощников из города. И они то и дело носились, то в погреб, то на двор, то еще куда-нибудь по хозяйственным нуждам готовя праздничный стол. Во всем замке стояла неуемная суета, и только часовые на башнях тихонько дремали.
Двое поваров во дворе развели костер и, обливаясь потом из-за августовской жары, жарили на большом вертеле целого быка. Они умело обдавали его молодым красным вином для того, чтобы мясо было более мягким и сочным. Запах жареного мяса вызывал необычно большое слюноотделение у солдат гарнизона, и время от времени было слышно урчание в их полупустых животах.
На большой телеге с личной винокурни княжича привезли две бочки молодого белого сухого вина. Так как целый день стояла сильная жара, и вечер тоже обещал быть душным, пить что-либо, кроме этого живительного утоляющего жажду напитка, было невозможно.