Он непривычно грубым стал
(Чему Роман не раз дивился),
И даже голос повышал.
Арапов требовал отчёта
(И, как Евстрат, был раздражён),
Зачем он уезжал с завода,
Куда с работы едет он,
И говорил ему с презреньем
Губами с мелкой бахромой,
Что он теперь под подозреньем —
И повезёт его домой.
И даже сам Большов однажды,
Увидев вдруг Боровика,
Воскликнул: «Здравствуйте, Геннадий!» —
Дивясь: он здесь ещё пока?
Всё это не насторожило
Нисколечко Боровика,
На всех смотрел он свысока
И улыбался очень мило.
Однажды, в мыслях о своём,
Он поднял палец вертикально:
«Бумажка на столе моём —
И та уж представляет тайну!»
Он не заметил, как Евстрат
От этих слов его скривился…
И, несомненно, вдохновился
Бахвальство это наказать.
Роман поймал себя на мысли:
Геннадию подобен он —
Стараясь избежать конфликта,
Наносит сам себе урон.
Да, начал он сопротивляться…
Но недостаточно пока —
От страха надо избавляться,
Намять противнику бока.
3
Обретший о Евстрате знанье,
Наташе сообщил Роман:
«Себя готовит на закланье
Интриг и подлостей гурман.
Для сына место занимая,
Наш хитроумнейший Евстрат
Настроен, как я понимаю,
На стопроцентный результат.
Такая жёсткая задача
В душе всегда рождает страх:
«А вдруг случится неудача?
Тогда наступит полный крах!»
Он сам себя лишил свободы,
А мне он руки развязал.