Обреченные

Леха кивнул:

– Искал. Потом бросил это дело. Искать неизвестно чего можно до самой смерти, но так и не найти. Приходится приспосабливаться к тому, что есть.

Анна вновь перевела взгляд в окно. Некоторое время они ехали молча, затем Леха произнес:

– Я знаю, о чем ты думаешь.

– Вот как? – Анна снова повернулась к спутнику. – И о чем же?

– Ты не можешь поверить, что везде все выглядит вот так. Ты еще не утратила надежду. Не буду тебя разубеждать. Может быть, и есть хоть где-нибудь другая жизнь. У меня надежд не осталось.

Анна пристально вгляделась в лицо спутника. Вчера, отдаваясь охватившему обоих безумию страсти, она заметила что-то знакомое в глазах Лехи. Что-то такое, что уже видела раньше, или желала увидеть. Не зря при взгляде на Леху вспоминается парень с перрона. Все-таки, есть что-то общее во взглядах того и другого, когда оба смотрели на нее. Или Анна опять сама себе придумывает то, чего ей так хотелось бы? Вспомнились и те фантазии – если бы пришлось связать жизнь не с Михаилом по разрешению руководства корпорации, а совсем с другим человеком. И вот рядом сидит другой человек. Абсолютно другой. Грубый, лживый, подлый, но при этом внушающий надежность и, вроде бы, уже не совсем чужой.

– То, что было у нас с тобой там… – Анна кивком указала назад. – Ну, ты понимаешь…

– Ты про секс? – уточнил Леха.

– Ну да.

Все произошедшее на стоянке не вызывало у Анны смущения, но почему-то такое четкое и конкретное определение не давалось так легко, как Лехе.

– Это что-то значит для тебя? – спросила она.

– Ничего, – спокойно ответил Леха. – Мы просто потрахались. Я этого хотел, ты этого хотела. Если будут возможность и желание, можем еще перепихнуться, но это все равно не будет ничего означать.

Он повернул голову, посмотрел Анне в глаза и добавил:

– Здесь нет будущего, поэтому нет планов. Любой из нас может подохнуть в любой момент. Живи только сегодняшним днем, одним моментом, будет меньше поводов для разочарований, когда придет время помирать.

Анна отвернулась к окну. Как можно оставаться такой наивной мечтательницей после всего, что пришлось пережить за столь короткий срок? Совсем недавно в душе была черная пустота, и вот она снова пытается заполнить это пространство чем-то придуманным, нереальным. Своими надеждами. Но так не хочется верить, что это и есть предел всего, что дальше уже ничего быть не может. Ведь вот, небо затянуто сплошной чернотой, состоящей из удушающих выбросов роботизированных перерабатывающих заводов, но там, у самого горизонта, светлеет кромка. В этой узкой полоске два раза в сутки показывается солнце. Кто знает, может быть там, где-то очень далеко, небо светлое, воздух чистый, земля не отравлена и люди не убивают друг друга за жалкие крохи в попытках продлить собственное существование. Может быть, там возможна совсем иная жизнь. Сложно в такое поверить, когда взгляд то и дело упирается в нагромождения мусора, бетонные скелеты зданий и закопченные стены развалин, насквозь просвечивающих оконными проемами. Но и расстаться с надеждой Анна пока не готова.

Окажись Анна одна, она наверняка заблудилась бы среди похожих друг на друга мусорных холмов и руин, настолько все казалось однообразным. Леха же, похоже, прекрасно ориентировался на местности, автомобиль он вел уверенно. Так же уверенно он отыскал среди развалин и то разрушенное здание, где оборудовал свой бункер.

Как только автомобиль оказался на стоянке внутри здания, Леха принялся выгружать багаж. Выйдя из салона, Анна бросила взгляд в темную глубину помещения и спросила:

– У тебя бывает чувство опасности?

– Постоянно, – ответил Леха, вытаскивая ящик с патронами. – Но и к нему привыкаешь, как к страху или голоду, в конце концов все это перестает беспокоить. Это, конечно, рискованно, но что есть, то есть.

Анна снова посмотрела в темноту. К страху у нее уже выработалось точно такое ощущение, как и говорил Леха, но вот чувство опасности, настороженности… Обосновано оно или нет, но именно сейчас темнота вызывала тревогу. Может, ей снова кажется то, чего совсем нет? Вон, Леху, кажется, и в самом деле совершенно ничего не беспокоит, беспечен, как всегда.

Анна сделала пару шагов, все так же вглядываясь в темноту. Что ее так потянуло туда? Казалось бы, чувство тревоги должно было наоборот насторожить и заставить держаться поближе в выходу.

В темной глубине что-то щелкнуло, Леха вскрикнул и отшатнулся. В то же мгновение в его правой руке появился пистолет, хлопнули две короткие вспышки.

Что-то выпрыгнуло из темноты, сбило Анну с ног и придавило ее лицом к полу. Мелкие осколки бетона и кирпичная крошка больно врезались в щеку, а легкие забило зловоние, перебившее даже смрад бескрайних помоек.

Под навалившимся на спину крупным телом в грязных лохмотьях не было сил даже пошевелиться. Анна услышала рев мотора, затем прозвучали несколько голосов. Кажется, именно на таком языке разговаривали те людоеды, от которых спас ее Леха несколько дней назад.

глава одиннадцатая

Правая сторона лица отзывалась болью даже при легком прикосновении. Впрочем, даже если и не трогать, боль все равно ощущалась постоянно. Халиф ударил Анну всего лишь раз левой рукой, но этого вполне хватило, чтобы на некоторое время потерять сознание, а очнувшись, почувствовать боль. Даже моргать было больно, а опухоль со скулы наплыла на глаз, закрыв его наполовину. Наверное, еще один синяк.

Люди, напавшие на Анну и Леху, оказались не стервятниками-людоедами, только было сомнительно, являлось ли это обстоятельство удачным. Халиф, предводитель крупной банды торговцев головами, состоявшей из азиатов, сходу дал понять, что какого-либо радушия от него ждать не придется. Одна из пуль, выпущенных Лехой наугад, пробила правую ключицу Халифа и, поскольку самому Лехе удалось сбежать, наказание за него получила Анна, собственным лицом прочувствовав, насколько тяжела рука главаря банды.

Впрочем, о том, что это было именно наказание, Анне пришлось догадываться самостоятельно. Все, что сказал ей Халиф – назвал пленницу шлюхой последних. Почему именно последних, Анна не поняла, сочла это каким-то еще более ругательным выражением, чем просто шлюха.

Леха бросил спутницу, даже не задумываясь. А чего она, собственно, еще могла ожидать? Он ведь не раз предупреждал, что здесь каждый сам за себя, каждый выживает, как может. В общем-то, Анна и не испытывала разочарования. Не было и страха перед будущим. В душе снова стало пусто. Может быть, ее убьют, может быть, перед этим изнасилуют. Все это не имеет никакого значения. Ей все равно не выжить в этом чудовищном мире. Просто потому, что это не ее мир. И тот мир, что остался за стенами мегаполиса, тоже не ее. Жить вот так Анна не хочет. Как именно хочет, она и сама не знает, но точно не так, как жила прежде, и не так, как живут эти люди, уничтожающие друг друга в удушливом смраде черного неба среди бескрайней мусорной свалки.

Насколько поняла Анна, банда Халифа напала на бункер Лехи, пока тот вместе с ней ездил на торг к китайцам, и убила всех, кто там был. Со всеми трофеями и пленницей, азиаты вернулись в свой поселок, расположенный в нескольких километрах от мертвого города на клочке земли, еще свободном от мусорных завалов. Впервые за все время пребывания за стенами мегаполиса Анна увидела столько людей: здесь их обитало не меньше сотни, в том числе женщины и даже дети. Вряд ли все они являлись членами банды Халифа, скорее всего это и были те самые мусорщики, о которых упоминал Леха. Жилища азиатов представляли собой странные сооружения, собранные из чего попало и больше похожие на кучи разнообразного хлама, видимо, стройматериалы добывались на свалках и в развалинах городов. С первого взгляда бросалось в глаза, что многие явно нездоровы, что, впрочем, не удивляло, поскольку этим людям с рождения приходилось жить на отравленной земле, голодать и дышать ядовитым воздухом. Может быть, и сама Анна через пару лет такой жизни также зачахнет, покроется язвами, а то и вовсе умрет, поскольку ее организм к подобным испытаниям точно не приспособлен и не готов.

Жилище самого Халифа отличалось от всех прочих только размерами – такое же невообразимое нагромождение ржавых металлических листов, кусков пластика и даже бетона, затянутое изнутри пестрым тряпьем и разделенное на отдельные комнаты. Анну затолкнули в одну из комнат, где надели на шею железную цепь, замкнув ее массивным замком, ключ от которого Халиф засунул в карман. Другой конец цепи еще более громоздким замком замыкался на металлической скобе, торчавшей из большого куска бетона. После этого Анну предоставили самой себе.

Откуда-то из другой части дома слышались голоса и стоны, через час все затихло, внутрь проникали лишь звуки снаружи.

Сколько прошло времени, можно было только догадываться, так как в комнате напрочь отсутствовали окна, а единственным источником света служила тусклая электролампа, болтавшаяся на проводе у самого входа. Вероятно, наступил уже вечер, когда на пороге появился человек в бесформенном лоскутном балахоне, превращавшем его фигуру в движущийся ворох тряпья. Лицо и голову человека также закрывала тряпка, оставляя лишь небольшую щель для глаз.

Анна приподнялась с влажного матраса, единственного предмета в комнате, на котором можно было сидеть или лежать. Собственно, кроме этого матраса, источающего запах плесени и грязного человеческого тела, здесь вообще больше ничего не было. Если не считать ржавого ведра в углу, видимо, служившего для того, чтоб справить нужду.

Человек откинул тряпку с лица. Это оказалась смуглая женщина с черными бровями. На вид ровесница, может, чуть старше, хотя Анна не поручилась бы за свою догадку. Кожа на нижней челюсти женщины шелушилась, от чего казалась поросшей светлой щетиной, а на щеках выступали целые россыпи мелких язвочек. В правой руке азиатка держала железную чашку, содержимое которой распространяло кисловатый запах. Протянув чашку пленнице, женщина сказала:

– Последняя, на.

– Что это? – спросила Анна. – Еда?

– На, – повторила азиатка.

Анна приняла чашку обеими руками. Азиатка снова закрыла лицо тряпкой и вышла.

Ни запах, ни само содержимое чашки не вызывали никакого аппетита, однако чувство голода, появившееся еще с утра, обострилось еще больше. В конце концов, вряд ли Анну привезли сюда и посадили на цепь для того, чтобы отравить.

Странная еда на вкус оказалась не более привлекательна, чем выглядела внешне, но все же это было лучше, чем совсем ничего.

Всю ночь Анна проворочалась на матрасе. Цепь давила на горло, замок на шее не позволял устроиться поудобнее, чувствовался холод, периодически что-то покалывало. Вспоминалась ночь с Лехой в салоне его автомобиля, его тяжелая крепкая рука на ее теле. Сейчас казалось, что именно там, на раскинутых сиденьях, она первый и единственный раз в жизни спала в условиях абсолютного комфорта, настолько уютно она себя чувствовала. Странно, что вспоминается не квартирка в мегаполисе и удобная кровать, а именно тот автомобильный салон с кучей грязного тряпья вместо одеяла.

Лишь под утро удалось задремать, свернувшись калачиком и пытаясь укрыть драной курткой, подаренной Лехой, всю себя.

Разбудил Анну бесцеремонный толчок в плечо. Над ней стоял азиат с клочковатой бородкой. Он что-то произнес, затем опустился на одно колено. Анна чуть отстранилась и попыталась подняться, но мужчина удержал ее, припечатав к матрасу тяжелой ладонью.

– Чего ты хочешь? – настороженно спросила Анна.

Впрочем, о причине визита азиата и так было нетрудно догадаться. Если верить Лехе, женщина из мегаполиса, не страдающая набором заболеваний, привычных местным обитателям, являлась очень желанным трофеем для любого мужчины. Где-то в глубине души Анна осознавала, что такое вполне может случиться. Но почему именно этот, даже не сам Халиф?

Азиат ухмыльнулся, приложил палец к губам, затем красноречивым жестом предупредил Анну, что перережет ей горло, если та посмеет сопротивляться.

Как это странно, вроде бы жизнь совсем не мила, кажется, смерть стала бы естественным решением всех проблем, временами Анна просто желала умереть. Но вот сейчас, когда есть реальная угроза распрощаться с жизнью под ножом головореза, умирать не просто не хочется, а по-настоящему страшно. Значит, страх не ушел, как казалось, его лишь притупили усталость и отчаяние. Хуже такой жизни, вроде бы, ничего не может быть, но почему-то именно сейчас не хочется, чтобы она оборвалась. Не здесь и не так. Но и отдаваться насильнику безропотно тоже нет никакого желания.

Бить кого-либо кулаками Анне еще никогда не приходилось, не было ни сноровки, ни опыта, ни решимости. Но вступать в рукопашную схватку не пришлось. Неожиданно азиат подался назад и растянулся у выхода.