После этого в бригаде развернулось самое настоящее социалистическое соревнование: некоторые тройки уходили с поля уже затемно. И никто никого не подгонял! Конечно, лучше всех работали те, кто вырос в деревне: у них и навык имелся, и уважение к труду – своему и чужому – ну, и, разумеется, материальный стимул играл не последнюю роль. Этим ребятам и девчатам, в отличие от городских однокашников, приходилось рассчитывать только на себя. Что ни говори, а домашним детям – даже не в самой благополучной ситуации – всё же живётся легче.
В ближайшее воскресенье по инициативе руководства совхоза для ребят была организована баня. После бани и ужина пошли разговоры о том, что сегодня в клубе будут танцы. Узнав об этом, я посоветовал ребятам не ходить туда, но, к сожалению, они не послушались.
Уже укладываясь спать, а квартировали мы с Володей на сеновале – в доме неподалёку – услышал стук в дверь: прибежали девчонки с криками, что наши ребята дерутся с местными. Рванули туда.
На место событий мы поспели уже к шапочному разбору. Милиция сработала оперативно: местную молодёжь погрузили в воронок и отвезли в КПЗ.
При анализе ситуации выяснилось следующее: в клуб совхозные парни, как водится, явились в приличном подпитии и начали подкатывать к нашим девчатам, что тоже вполне понятно и объяснимо. Но этим дело не ограничилось. Возбуждённые спиртным и нездешним очарованием свердловских прелестниц, они принялись распускать руки и тискать девчонок за все места, до которых только сумели дотянуться. Наши парни, ясное дело, не могли этого так оставить, и завязалась драка. В итоге местных – всех, кто не успел убежать – сгрузили в воронок. Из наших не взяли никого, хоть некоторые из них и были с разбитыми носами.
Пришлось снова проводить воспитательную беседу, после которой наши питомцы безропотно разбрелись по своим местам зализывать раны.
Утром, после завтрака, когда Лида с группой девчат ушла на кухню готовить обед, а Володя – распределять задание сборщикам картофеля, к зданию школы подъехал ГАЗик. Это был секретарь партийной организации, который предложил мне прокатиться по территории совхоза. Я не отказался. Было видно, что человек гордится хозяйством и тем, как организована здесь работа. Увиденное, действительно, впечатляло: коровники, свинофермы, ухоженные поля. Социальные объекты и жилищное строительство.
И только на обратном пути он решился начать разговор, ради которого, видимо, и приехал:
– Ну, и что ты думаешь делать?
– В смысле? – я не сразу понял, о чём он.
– Ну, в милиции хотят, чтоб ты поехал, написал заявление…
– Зачем? – я был безмерно удивлён.
– Но твоих же ребят побили, некоторые были в крови и синяках. Да и девчат своим представлением напугали…
– Нет! В милицию я не поеду. И заявление писать не буду. Во-первых, я сам со своими мастерами виноват, что не сумел убедить ребят не ходить на эти танцы. И потом, кровь уже смыли, синяки пройдут, а им будет урок. Во-вторых, я ведь предполагаю, чем может закончиться моё заявление, а ломать парням жизнь не надо. Думаю, им и так впечатлений хватило. Они ведь, как я понимаю, до сих пор в КПЗ?
– Так в том и дело, – я явственно увидел, как изменилось, посветлело его лицо, из глаз ушло выражение напряжённого ожидания.
Стало понятно: хоть он и надеялся на благополучный исход своей миссии, но такой реакции с моей стороны даже не чаял.
– Понимаешь, – продолжал он теперь уже оживлённо, – ведь идёт уборка, а они пьяные – значит, зачинщики – вот их и не выпускают, – глубоко вздохнул. – А тебе, Владислав Михалыч, спасибо! Честно говоря, не ожидал. Ведь у нас в совхозе каждый человек на счету, особенно молодые ребята. Их ведь почти не осталось: бегут в город, хоть и работа у нас сейчас организована неплохо. А представь, если бы поступило заявление в милицию, да ещё неизвестно, какие показания дали бы твои, и чем бы это закончилось – одному Богу известно.
Вот так и поговорили, а во второй половине дня арестантов выпустили.
На следующее утро, после разнарядки, я взял ведро и пошёл в берёзовые колки – лесополосы, что в изобилии тянулись между полями. Чутьё не подвело: в березнячке было полно груздей. Ведро насобирал за пару часов.
Пройдя немного дальше, повстречался с группой молодых мужиков, которые метали сено в стога. Познакомились. Из разговора понял, что это и есть обидчики моих ребят. Парни по-простому извинились за происшествие, а поздно вечером – работали в страду до темна – прибыли ко мне на сеновал. Разумеется, не с пустыми руками. С российской национальной валютой – водкой. Отказаться было бы невежливо, и мы дружно отметили примирение сторон.
Дни шли за днями: ясные и сухие. За всё время прошёл только один дождь, да и то недолго. Из дома пришло письмо, что Олежка поправляется, и это прибавляло настроения. Ежедневно, после распределения задания, я оставлял Володю наблюдать за работами, а сам шёл по грибы. Цель была: насолить три ведра – каждому мастеру по одному. Вёдра купили здесь же, в сельмаге. Я всё делал сам: чистил, мыл, солил и задавливал под гнётом. На одно ведро солёных груздей уходило три ведра свежих. Но с задачей я справился.
Уборка шла ударными темпами, и к финишу мы подошли двенадцатого сентября. Комиссия под председательством главного агронома приняла поле, нам выдали билеты на поезд и заказали автобусы на тринадцатое число.
После сдачи объекта я с главным агрономом поехал за расчётом, прихватив по пути бутылку водки. Получив в кассе совхоза полиэтиленовый мешочек с деньгами, зашёл в кабинет директора, где собралось всё руководство. Выпивать со мной он не стал: куда-то собирался ехать, но всем остальным не препятствовал:
– А вам я сегодня разрешаю выпить с ним.
Затем отвёл меня в сторону и вполголоса, чтобы никто особенно не слышал, предложил:
– Послушай, Владислав Михалыч, зачем тебе это училище? Иди работать к нам в район. Перспективы есть. Нужно менять не менее четырёх директоров совхозов.
– Но я же не член партии.
– И что? Стране нужна сельхозпродукция или твой партийный билет? Я наблюдал, как ты организовал эту уборку. К нам же каждый год приезжают, и ваши тоже были, но никто и никогда не выполнял месячную норму за двенадцать дней!
Я не сказал о том, что лично для меня явилось дополнительным стимулом такой ударной работы: четырнадцатого сентября Олежке исполнялось три года, его обещали выписать из больницы, и как здорово, что в этот день я смогу быть с ним рядом.
Тепло расставшись с директором совхоза, я обещал подумать и дать ответ.
Вечером накануне отъезда меня снова вычислили местные парни – участники драки. Купили спиртное. Чтобы не привлекать внимания, укатили в поле на тележке, прицепленной к трактору, и набрались там до чёртиков, а на обратном пути влетели в кювет. Тележка перевернулась, и мы горохом посыпались в канаву. Но недаром же говорится, что Бог любит дураков и пьяниц: обошлось без травм.
Как я оказался у себя на сеновале – не помню. Зато хорошо помню, что почувствовал утром, не обнаружив в кармане пакета с деньгами. Протрезвел мгновенно. Перерыл под собой всё сено – ничего! Только отчётные документы, которые нужно сдать в бухгалтерию училища. Вспотев от ужаса, начал прикидывать, хватит ли денег, скопленных на машину, чтобы компенсировать пропажу…
В угнетённом состоянии приплёлся к месту общего сбора, куда постепенно начали подтягиваться и жители деревни – пришли нас проводить. В основном, пожилые, так как все остальные были заняты на сельхозработах. Неожиданно появились и вчерашние собутыльники. Увидев мою мрачную физиономию, поинтересовались:
– Чё невесёлый-то? Головка бо-бо?
Я объяснил, что потерял все деньги.
– Да ничё ты не потерял! – и протягивают мой пакетик. – Мы когда с прицепа навернулись, он у тебя из кармана выпал. А ты ж пьяный был, – себя-то они, видимо, посчитали трезвыми, – вдруг потерял бы. Ну, мы и решили утром отдать…
Ну, что тут скажешь – выручили…
Ещё на последнем собрании бригады мы подбили бабки и распределили заработки. В результате получилось три категории оплаты: высшая, средняя и ниже средней. Труд грузчиков, самый тяжёлый, обсчитали по высшей. Девчатам-поварам начислили по средней.
На вокзале все деньги вместе с ведомостями я отдал девчатам, чтоб раздали зарплату. Испытывать судьбу повторно, выступая в роли инкассатора, не решился, да и ребята, сгорая от нетерпения, начали тормошить меня ещё в автобусе. Видимо, всё же не до конца верили в то, что мои обещания сбудутся. Зато потом было очень потешно наблюдать их радостные лица, ведь большинство вышло из небогатых семей, и такую сумму, да ещё заработанную лично, многие держали в руках впервые.
Ночью прибыли на станцию «Свердловск Пассажирский». Предварительно договорились, что собираемся в училище тридцатого сентября, а пока – заслуженный отпуск.
Утром проснулся дома. Рядом лежал Олежка – его накануне выписали из больницы. Вечером отметили всё сразу: выписку, день рождения и моё возвращение. Пришли только близкие родственники и Таня Сырцова, моя однокашница по институту.
Жизнь входила в колею. Тридцатого сентября появился в училище и получил взбучку от старшего мастера Вячеслава Жаровцева за то, что не показался сразу после возвращения из совхоза. Пришлось сделать морду кирпичом и на голубом глазу заявить, что не знал, даже и подумать не мог, ведь отправлялся-то на месяц. Между прочим, недовольство старшего мастера прошло сразу после того, как он просмотрел отчётные документы: ведомости на зарплату, расходники и, конечно, грамоту от руководства совхоза. Некоторые группы, надо отметить, до сих пор не прибыли с сельхозработ, растянув это удовольствие на месяц и даже больше.
Тем не менее, спустя некоторое время меня пригласили в бухгалтерию училища и задали пару вопросов. Первый: где заработанные деньги? Второй: почему не все члены бригады получили одинаково? На это я ответил, что все заработанные деньги находятся у тех, кто их заработал, а разница в зарплате объясняется разными результатами труда каждого члена коллектива. Заметив на лицах бухгалтеров замешательство, усилил впечатление, добавив, что если у кого-то есть сомнения по вопросу распределения и, вообще, по какому-либо вопросу, пожалуйста, пусть приглашают ребят и уточняют. Но проверив все ведомости доходов и расходов, бухгалтер успокоилась.
Я, в принципе, понимал, чего она опасалась: бывали случаи, когда ребята расписывались за одну сумму, а на руки получали другую – поменьше. Имелись в арсенале руководителей групп и другие приёмы, как за счёт труда учащихся поднять уровень собственного благосостояния. Кое-кто даже пытался меня данным приёмам обучить, но напрасно.
Какие мелкие кусочки! Декабрь 1981 года
С первого октября приступили к занятиям: я вёл практику и читал лекции по двум предметам в двух группах. В течение месяца полностью втянулся в учебный процесс, и оказалось, что у меня остаётся уйма свободного времени. Работать в таком темпе я не привык, поэтому пошёл в Северное трамвайное депо и устроился электриком по совместительству. Оформился в отдел главного механика.
Директором депо в то время был Володя Мачульский, воспитанник железнодорожной школы. За годы моей работы в ТТУ мы сдружились, и он был в курсе всех событий. В том числе, и моего увольнения.
Когда я предложил Мачульскому свои услуги в качестве электрика, он выразил удивление и непонимание того, зачем мне нужно было увольняться из Орджоникидзевского депо, и почему Сычёв даже не попытался этому воспрепятствовать. Тем более, дела у них в Орджоникидзевском сейчас шли не блестяще – до сих пор не могли подобрать мне замену. Нет, начальника цеха, естественно, назначили, вот только технические показатели резко покатились вниз, а количество простоев и возвратов подвижного состава по причине технической неисправности, напротив, пошло кверху. Кроме того, Володя не понимал, как я мог из начальника цеха превратиться в обыкновенного мастера-преподавателя, а теперь ещё и рядового электрика.
Ну, а меня самолюбие не особенно допекало, тем более, и доходы – в сравнении с тем, что я получал, работая в депо – возросли, практически, вдвое.
Здесь, в Северном депо, я познакомился с Юрой Смышляевым. Юра отлично выполнял обмотку электрических машин, причём, любой мощности. Как постоянного, так и переменного тока. Короче, был универсалом. Недаром и фамилия у него такая смышлёная. Кроме того, как выяснилось позже, Юра имел звание мастера спорта по боксу, и когда-то его имя гремело в Свердловске. Тут мы и сошлись, во-первых, на почве любви к боксу, а, во-вторых, благодаря моему желанию научиться производить обмотку электродвигателей и таким образом получить ещё одну специальность.