Зденка. Военный роман

– Мне плевать, что тут у вас! Бардак тут у вас полный! Я сказал строиться в расположении!

Летёху угрожающе обступили со всех сторон. Как стая волков вокруг случайно забредшего в чащу охотничьего пса, ещё не решаясь напасть, под рефлекторным тормозом «генетической памяти», но ощущая своё преимущество в численности, вытесняя пса из своей «чащи» и уже готовясь к нападению. Солдаты, возомнившие себя «старослужащими», которым можно всё: издеваться над молодыми, нарушать устав и распорядок, демонстрировать своё неповиновение молодому офицеру из другого подразделения, сжимали всё плотнее кольцо… И Тимофеев готовился к любому дальнейшему развороту событий, не имея ни малейшего желания отступить хоть на шаг. Самый крепкий из всех, приблизился к офицеру, дыша алкоголем, и резко кивком головы, попытался боднуть начпатра в нос, но не слишком удачно. И тут же получил ответно резкий удар в живот, от чего согнулся и зашипел. Это был словно сигнал к общему нападению. Стоявшие сбоку, ринулись и обхватили офицера, прижав его к стене. Тимофеев чувствовал, как сильно сдавлена его грудь. Он был в ярости и пытался вырваться.

– Вам это с рук не сойдёт!

– Посмотрим! – пары перегара противно наполняли пространство вокруг…

– Что здесь происходит? – в расположение вошёл невесть откуда появившийся начальник штаба майор Карпов. Солдаты расступились. Растрёпанный вид «начпатра» сам говорил за себя. Тимофеев поправил китель и доложил начштаба о своей патрульной «миссии», несколько умалчивая сам факт стычки.

– А ну, по койкам! – зашипел начштаба в сторону солдат! – а завтра ко мне в кабинет с вашим ротным! Ясно?.. Не слышу!

– Так точно! – солдаты лениво, но с послушанием расползались по койкам, увидев старшего офицера. Как-никак их дембель был и в его руках! И это тебе не почти ровесник-летёха, а целый майор!

– А где вы, товарищ лейтенант, своих патрульных растеряли? – майор посмотрел укоризненно на начпатра. – Гм… не стоит одному ходить! Это будет вам уроком!

– Товарищ майор, я буду писать рапорт об их аресте и помещении на гауптвахту! – заявил Тимофеев, когда они вышли на улицу.

– Ишь ты, какой умный! А кого я завтра за руль посажу? Ты знаешь, это тебе не пехота, а рота материального обеспечения! Здесь каждый боец на счету!

– Они издевались над молодыми солдатами,.. и вообще, я не могу это так оставить! Особенно этого, который…

Лицо майора сморщилось, словно он принял горькую пилюлю:

– Та-ава-ари-ищщщ лейтенант! С вами всё в порядке? Вот и, слава богу! Этих солдат, и в особенности «этого», я вам посадить не дам! Он мне завтра нужен за рулём. И залёты в полку мне также не нужны! Вам всё понятно? Уверен, вам также не стоит афишировать этот факт. Вам это не добавит авторитета! Идите, патрулируйте дальше! Завтра со всем разбираться будем, – майор развернулся, и решительно отправился в сторону КПП…

Тимофеев продолжал кипеть. Недавнее романтическое настроение сменилось гневом и досадой…

Он переступил порог расположения роты. Его патрульные спали поверх одеял прямо в форме, штык-ножи болтались на брошенных на спинки кроватей ремнях. Вонючие, грязные в синюшных разводах портянки, именуемые в местной среде «оружием массового поражения», накрывали стоящие рядом сапоги.

– Подъём! Гулямов! Урсулов!

– Сисин..

– Катан..

Солдаты лениво завозились, шипя и полушепотом ругаясь на родных диалектах, проклиная эту жизнь, эту службу, патруль, начпатра, эту казарму, свет в коридоре, идущий от ружейной комнаты, свои вонючие портянки, чью-то мать и прочее, и прочее… Они, наконец, выползли в коридор, хлопая опухшими, сощуренными от яркого света глазами…

На «большой дороге»

    Ноябрь 1987 г. Ружомберок.

На крыльце офицерской общаги.

– Тимофеев, снова ты тут путаешься, – Кузнецов был мрачен. День не задался. Он зло сплюнул и вышел из общаги…

Улицы были пустынны. Мокрый, слегка подмороженный, покрытый тонкой ледяной коркой, асфальт поблескивал под редкими ночными фонарями. Кузнецов поскользнулся, едва не растянувшись посреди улицы. Зло выругался.

«Чёрт! Спустил на этих шалав кучу крон, а толку никакого!» – думал он про себя. Теперь он спешил в общежитие вьетнамцев, дабы возместить образовавшуюся «дыру в бюджете». Загнать им пару дефицитных советских электронных чудо-фотоаппаратов «Эликон». Да выкупить у них десяток ещё до селе невиданных в Союзе электронных часов, с тем, чтобы потом «толкать» их своим советским собратьям в Союзе, да и здесь менее изворотливым, далёким от коммерции, сотоварищам.[44 - (Что, ж, торговля – двигатель прогресса! И наиболее сообразительные, в этом смысле, из советских офицеров, в меру своих возможностей, постигали эту нехитрую, но хлопотную и не престижную, с моральной точки зрения советского офицера, да и советского человека вообще, работёнку.)]

Кузнецов толкнул деревянную дверь, вошёл в коридор. Поморщился. Запахи вьетнамской кулинарии неприятно наполняли пространство, вызывая чувство брезгливости и отвращения. «Что эти обезьяны тут жрут?» – подумал он.

Это была смесь запахов от жареной селёдки, каких-то абсолютно азиатских специй, чеснока и бог весть чего ещё. Он прошёл мимо общей кухни, где суетились худосочные фигуры вьетнамок и вьетнамцев.

В коридоре на растянутых верёвках было развешено бельё. Он брезгливо ступал мимо всего этого бедлама, озираясь на острые мелкие лица суетившихся здесь людей. Постучал в дверь комнаты, которую уже ранее посещал не раз. Та распахнулась. Хозяин зыркнул на Кузнецова острым колючим взглядом, что-то отрывисто крикнул вглубь комнаты, зашевелив челюстями, с торчащими по-заячьи зубами вперёд.

– Сколько дашь? – Кузнецов вытянул перед собой фотоаппараты…

И вот уже позади вьетнамская обитель. Карманы приятно оттянуты грузом часов. «Маловато, конечно. Этот урод, зубастый вьетнамец, настоящий вьетнамский жидяра, еле уторговал его и на это!»

Улицы пустынны. Ни души. Словаки мирно сопят в две дырочки, набираются сил, что бы ни свет, ни заря подскочить и помчаться на работу. Скукотища!

Кузнецов услышал сзади одинокий стук ботинок. Обернулся. Какой-то человек торопился со стороны польской общаги в сторону вьетнамской. Подмышкой – свёрток.

– «Вроде не наш, скорее всего поляк, топает из своей общаги, что здесь неподалёку», – Кузнецов внимательно пытался разглядеть лицо.

– Пан, Запалки маешь? – обратился он к нему,

– Nie, pane, nemam, – человек поспешил дальше.

«Такой же, как и я, торгаш», – предположил Кузнецов.

Он посмотрел на свои не слишком наполненные карманы. Задумался.

«А что, если?.. А чем чёрт не шутит!..» – Кузнецов спрятался в глухую тень, за углом дома. И стал терпеливо ждать возвращения «польского купца». Прошло уже минут сорок, а «купец» так и не появлялся.

– Чёрт! Сколько можно ждать этого урода! Скоро он там выйдет с моим товаром и деньгами!? – выругался Кузнецов, заранее уже мысленно прибрав к рукам чужую добычу, и искренне злясь на то, что эта добыча не слишком-то спешила попасть поскорее ему в руки. Но терпение и ещё раз терпение! Таково основное правило для человека, сидящего в засаде! А именно так себя ощущал в этот момент Кузнецов. Именно, как в засаде. Слишком уж велик был соблазн, что бы вот так запросто от него отказаться. Наконец, в минуту подкативших очередных колебаний, лейтенант услышал скрип открывающейся двери и на улице показался тот самый, долгожданный «поляк». Кузнецов напрягся. Отступил глубже в тень, стараясь не упустить «поляка» из виду. К его счастью, «поляк» пошёл назад в ту же сторону, откуда и пришёл, как и ожидал Кузнецов. Прямо в тень, где тот и скрывался. Едва человек зашел в тень, лейтенант нанёс ему резкий тяжёлый удар в челюсть. «Поляк» зашатался, издал звук, напоминающий визг. Кузнецов молча, опасаясь раскрыть своё происхождение, прижал того за горло к стене и стал молча выгребать содержимое карманов. Поляк, вдруг, рванулся и закричал. Ещё один резкий удар в живот и человек осел, закашляв и задыхаясь, едва не теряя сознание. Кузнецов почти силой выпрямил его, и постучал пальцем ему в лоб. Их лица были скрыты ночью, скупо выдавая лишь отдельные очертания скул сквозь ночной мрак. «Поляк» трясся и как-то по-детски плакал.

– Nie bij mnie, prosze pana..[45 - (Не бей меня, пан!)]

Кузнецов отпустил его, собираясь быстро покинуть место только что совершённого преступления… Освобождённый от тисков Кузнецова, человек сразу вскинул руки к лицу и осел наземь. Кузнецов обернулся. Заметил в его руке какой-то пакет. Сделал шаг назад, вырвал его. Посмотрел ещё раз на крепкого с виду человека, но такого растоптанного и деморализованного им только что. Окинул его с головы до ног: «Ничего ли не упустил»?

Тот словно от холода, как-то зябко кутался в собственную модную джинсовую куртку с белыми отворотами.

«А курточка-то ничего себе. Мой размерчик!» – промелькнуло у Кузнецова в голове…

Потребуем пеньязи!

    Ноябрь 1987 Liptovsk?_Mikulа?.

– Ahoj, Miroslav![46 - (*Привет, Мирослав!)] – Здена открыла дверь.

– Ahoj, bratranca! [47 - (Двоюродная сестра)]– в комнату вошёл шатен лет двадцати восьми, – ale kde otec?

– Тата приходит после.

– Рotom суп с котом![48 - (Потом суп с котом)] Я хочу видеть его сейчас! Я буду ждать его![49 - (Я хочу видеть его сейчас! Я буду ждать его!)]

– Треба тераз? Так почкай![50 - (Нужен сейчас, так жди)] А что это с твоим лицом? Где это ты так?