Зденка. Военный роман

– Да встаю! – Тимофеев потер глаза. «Как неоднозначна эта революция, будь она неладна!» – в голове был полный сумбур.

Солнечный диск поднимался над соснами. Кружила лёгкая позёмка. Лейтенантские кителя всё ещё небрежно висели на стульях, поблескивая на солнечном свету золотыми пагонами…

***

Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня;
Я с кормы всё время мимо
В своего стрелял коня.

А он плыл, изнемогая,
За высокою кормой,
Всё не веря, всё не зная
Что прощается со мной.

Сколько раз одной могилы
Ожидали мы в бою.
Конь всё плыл, теряя силы
Веря в преданность мою.

Мой денщик стрелял не мимо —
Покраснела чуть вода…
Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда

    сл. Донского казака Николая Туроверова (1899 – 1972)

Пеньязы

    Ноябрь 1987 г. Ружомберок.

Реставрация.

– Миро! Пеньязы [39 - (Деньги)]на бочку и бери товар, – поляк хлопнул ладонью толстой как бревно татуированной руки по столу.

– Послушай, Ярек! Я скоро верну тебе все пеньязы! Будут деньги! Обещаю! – Мирослав смотрел на него глазами, полными жалобного моления.

– Ладно. Ну, смотри у меня! Неделя – максимально! Не будет всех денег в срок, можешь заказывать себе панихиду! А лучше – сам покончишь со своей бестолковой жизнью… Ладно, шучу, но большее не надейся на снисхождение! Да? Ярек шутить не любит. Понял?! Даю тебе товар в последний раз!

Поляк опустил перед Мирославом солидный свёрток…

День части

    Ноябрь 1987 г. Ружомберок.

КПП полка.

В тот прохладный ноябрьский вечер Женя Бедиев стоял в наряде по КПП. Это всё замполит, дабы не «бросать под танки» славянский «молодняк», решил подержать их пока отдельно от роты, до тех пор, пока всё уляжется. И отправил Бедиева, Буряка, да Никанорова сюда. КПП – хороший наряд. Можно сказать, повезло им. Если вообще наряд может быть хорошим, особенно в выходной, да ещё в день части! Хотя какой там выходной в казарме, да ещё за границей, где не существует увольнительных! Недаром ведь говорят: «Для солдата выходной, что для лошади свадьба. Вся голова – в цветах, а зад в мыле».

«Везёт им там, гуляют себе свободно. И ни каких забот! Идут куда пожелают, делают что захотят!» – подумал Бедиев, глядя на группу словацкой молодёжи, безмятежно бредущей вдоль реки «Ваг» прямо напротив контрольно-пропускного пункта полка. Бедиев немного грустил. Штык-нож уныло болтался на белом парадном ремне поверх солдатской серо-песочной шинели. Юфтевые сапоги, начищенные вонючей чёрно-фиолетовой ваксой, убивающей моментально любую сапожную щётку, тускло отражали своей грязно-полуматовой поверхностью красочный мир вечернего города. И он чувствовал себя словно в каком-то особом мире-зазеркалье, под чудным названием «Центральная Группа Советских Войск в Чехословакии». В желудке немного урчало от выпитой после ужина, если это можно было назвать ужином, «малиновки» [40 - (Малиновка – местная газировка) из «чепка»* (Чепок – солдатская чайная).](Малиновка – местная газировка) из «чепка»[41 - Чепок – солдатская чайная.]

К воротам из города подъехал дежурный ЗИЛ, старшим машины сидел майор Карпов. Ворота отъехали. Майор открыл кабину, что-то сказав водителю, спрыгнул, звонко стукнув каблуками о мокрый асфальт.

– Давай эрмэо[42 - (РМО – рота материального обеспечения)]! – кинул он водиле вслед и захлопнул дверцу.

– Смотрите! Чтоб ворота, без доклада лично мне, ни кому не открывали! – это уже было адресовано наряду по КПП. Скоро его фигура растворилась в темноте части. Боец – «эрмэошник», вытянул из кузова пустые железные канистры и быстро засеменил в сторону казармы, бросив дежурную машину недалеко от КПП.

Неожиданно из темени выехал автобус и остановился, освещаемый фонарём, прямо возле ворот. Бедиев наблюдал с явным любопытством и удивлением за этим явлением.

– Давай, боец, открывай! – из автобуса выскочил лейтенант Кузнецов «по граждане» т.е. в гражданской одежде… Его лицо было озабочено миной надменности и набыченности.

– Я должен доложить, … – замялся Бедиев.

– Ты чё, боец, туг на ухо? Открывай живенько ворота, если не хочешь поиметь проблем! – наезд старлея был, очевидно, вызван его скверным характером и желанием «рисануться» перед окружающими. Тем более, что из автобуса выползло несколько девушек, которые любопытно наблюдали за этой сценой.

«Туристки», – догадался Бедиев. Он стоял, как вкопанный, не решаясь ни на одно действие.

– Да, Бедиев, можно открыть, меня уже предупредил «помдеж», – за спиной появился дежурный по КПП прапорщик.

Бедиев, словно не слыша этих слов, продолжал «тормозить», что было для него не свойственно. Но всё это шло явно в разрез со словами майора Карпова.

– Шо це таке? – по-украински спросила его одна из вышедших из автобуса девушек и дёрнула за болтающийся впереди коричневый футляр штык-ножа Бедиева.

– Штык-нож, – по-детски надув губы, буркнул Женя и покраснел.

– А що це у тебе пiд оком? – девушка улыбнулась. Её золотистые локоны рассыпались по плечам. Аккуратный носик мило украшал её личико. Пушистый свитер придавал ей какую-то кошачью нежность и уют. Женя мысленно прижал к себе это пушистое существо. Утонул в этом нежном создании. Провёл мысленно по её нежному подбородку. Поцеловал лоб, носик. Коснулся пальцем слегка припухших розовых полосок губ. Он вдохнул милый аромат её духов. И, казалось, вознёсся из своего армейского «зазеркального мира», окружённого толстыми серыми казарменными стенами.

– Солдат! Сейчас я тебе второй глаз раскрашу! – резкий окрик Кузнецова вывел Женю из волшебного состояния погружения в грёзы.

– Ворота! Мать твою-ю! – прокричал дежурный по КПП прапорщик с другой стороны.

– Bediev, Башка stoerosovaya, открытая дверь ворота!

Буряк и Никаноров кинулись к воротам, вперёд очнувшегося Бедиева…

Через минуту железные ворота, с изображенными на них гербами с грохотом поползли в сторону, открывая путь. Автобус, выпустив облако газа, прошёл мимо, и вскоре снова наступила былая тишина. Буряк что-то безразлично жевал. Никаноров зашёл внутрь КПП. Бедиев стоял задумчиво. Взволнованный солдат продолжал смотреть в сторону полкового клуба, куда убыл автобус. Он стоял и прокручивал в голове, как киноленту, вновь и вновь этот милый взволновавший его образ. Взгляд её лукавых глаз, забавный украинский говор не давали солдату покоя… Больше он её не видел. Но, как ему казалось, между ними проскочила какая-то искорка…

«А может это судьба, и мы когда-нибудь встретимся?» – подумал он про себя. Эх уж эти юношеские, утомлённые жаждой к любви души! Словно в пересушенном зноем лесу, где каждая случайная искорка может стать причиной неистового пожара!

Бедиев встрепенулся, увидев впереди офицера с красной повязкой «начпатра», приближающегося к КПП.

Узнав замполита с соседней роты, лейтенанта Тимофеева, солдат подумал: «Ну, сейчас он, со своей задрюченной роты, станет и ко мне цепляться»! И, поправив приспустившийся ремешок, он, гася романтическое возбуждения, занял своё место…

В этот выходной день третий батальон заступил в наряд. Тимофееву повезло. Он урвал себе «ночной патруль». Любимый наряд у молодых офицеров! Если наряды вообще могут быть любимыми! Но всё же этот действительно относился к такой категории. Ведь, «отпатрулировав» ночь, можно было почти весь день на законных основаниях отсыпаться. Так предписано Уставом. И никто не мог это просто так отменить! Что нельзя было сказать об обычных бессонных ночах «ответственных» по подразделениям. Этой терминологии в уставах не существовало. А значит, и не было никак регламентировано, с точки охраны здоровья офицера. Так что по-любому, не имея шансов в эту ночь на нормальный сон, ибо ему в полный рост светило быть «ответственным», Тимофеев был просто счастлив, одеть на правый рукав повязку «начпатра». Тем более, что этот наряд позволял некоторую вольность и открывал шансы немного сачкануть….

– Давайте, можете отдохнуть пока в казарме, – сказал он патрульным, – если что, звоните в общагу. А я через часок подойду. Но сильно не расслабляться!

Летёха направился к центральному КПП. Он не пошёл через второе «калиточное» КПП, ближе к месту проживания офицеров. Просто хотел пройти через центральное «первое», по «большому кругу», дабы прогуляться за пределами части, вдоль забора.